— Но почему она ненавидит Фогельзанга?
— Если вы верно передали интонации, герр Шпатц, юный Адлер штамм Фогельзанг проигнорировал ее женские чары.
— Вы уверены, что за этой ненавистью не кроется что-то другое, более серьезное, чем каприз скучающей фрау?
— Когда имеешь дело с женщинами, ни в чем нельзя быть уверенным, — Крамм хохотнул. — Но если в ее хорошенькой головке и скрываются какие-то другие мысли, то она изумительно хорошая актриса.
Мобиль остановился возле драгоценных ворот особняка Пфордтена. На этот раз нерасторопный лакей в пурпурной форме уже ожидал их. Механизм замка лязгнул, и створки раскрылись, пропуская мобиль во двор.
— Как вы понимаете, в этой ситуации мы уже не могли продолжать расследование, ибо дело несколько вышло за допустимые для моей компетенции пределы, и я решил, что должен доложить обо всех этих обстоятельствах…
Пфорден поднял глаза. Весь рассказ Крамма он выслушал молча, уперев взгляд на стеклянный шарик, который крутил в руках.
— Позвольте взглянуть поближе на портрет этого… Вологолака, — сказал он. Шпатц с готовностью вскочил с неудобного стула и положил на стол перед Пфордтеном вырезку из газеты с фотографией медиума. Пфордтен некоторое время крутил картонку в руках. Потом положил перед собой и вздохнул. — Я несколько обескуражен, герр Крамм.
— Я понимаю, герр пакт Пфордтен…
— Заткнитесь. Мне надо подумать.
Пфордтен навалился животом на свой роскошный писменный стол из красного дерева с перламутровой инкрустацией и упер лоб в кулаки. Повисло молчание. Шпатц скосил глаза на Крамма. Потом на ростовой портрет Пфордтена с супругой в золоченой раме на правой стене. Художник запечатлел их в роскошных вечерних нарядах, а у ног хозяина лежала белоснежная вейсландская овчарка. Напротив портрета, у противоположной стены, на крышке механического пианино, стояли фотографии в рамках. На каждой из них в горделивой позе был Пфордтен рядом с разными другими людьми. Судя по орденам и роскошным костюмам это были сплошь важные персоны.
— Герр Грессель, вы говорите, что вчера оставили мою супругу в полицайвахте?
— Да, герр пакт Пфордтен.
— Что она вам сказала перед тем, как вы ушли?
— Ничего. Она спала.
Пфордтен сжал кулаки и тяжело задышал. «Сейчас он вышвырнет нас вон», — подумал Шпатц, но ошибся.
— Герр Крамм, я хочу, чтобы вы продолжили расследование.
— Вы все еще хотите, чтобы я нашел Сигилд?!
— Проклятье, конечно же нет! Это отродье может идти на все четыре стороны, я не хочу иметь с ней ничего общего. Я хочу знать все о своей жене! Мне нужны имена ее любовников, ее тайные делишки и грязные секреты. Все, до чего сможет дотянуться ваш изворотливый умишко, герр Крамм. Я заплачу вдвое больше, если вы добудете мне доказательства. Притащите свидетелей ее низкого поведения или фотографии, мне все равно. Такой вариант продолжения работы вас устроит, герр Крамм?
— Разумеется, герр пакт Пфордтен. Вы же не требуете от нас с герром Шпатцем нарушать закон, — Крамм вежливо кивнул. — Вы хотите, чтобы сведения были доставлены к вам как можно быстрее, насколько я понимаю?
— Да.
— Какого рода информация имеет первостепенную важность? Ее недостойное поведение как супруги или..?
— Второе, герр Крамм.
— В таком случае, я хочу задать вам несколько вопросов. В прошлой нашей беседы мы не касались личности фрау…
— Спрашивайте. Переверните вверх дном ее комнату. Все, что угодно.
Шпатц переводил взгляд с Крамма на Пфордтена и обратно. Толстяк больше не выглядел растерянным и смущенным. В его глазах горел азарт, на вопросы он отвечал быстро и не задумываясь. Фамилии подруг, адрес престижного книжного клуба, имя ее личного доктора и дантиста. Шпатц делал пометки в блокноте, количество фамилий и адресов устрашающе росло. С каждым поговорить? Составлять список вопросов ко всем этим фрау и фройляйн — подругам, любительницам чтения, парикмахерам, модисткам? Проверить и объехать всех — это целого года может не хватить!
— Герр пакт Пфордтен, расскажите, что вы знаете о ее увлечении оккультизмом? — спросил Крамм. — Вы знали об этом?
— Разумеется, знал. Хотя думал, что все в прошлом. Несколько лет назад я даже составлял ей компанию на сеансах этой старой фройляйн… Сейчас подождите, — Пфордтен открыл ящик стола, достал из него толстую тетрадь в кожаной обложке, полистал ее, нашел нужную страницу. — Да, вот она. Фройляйн Кресзентия Нюсляйн. Ее салон находится по Паффенштрассе, дом сорок три. Это почти в Альтштадте, неподалеку от вашей конторы, герр Крамм. Раньше Фрид бегала к ней каждую неделю, но последние полгода я не видел в ее расписании визитов к старухе.
— Вы проводите нас в комнаты фрау?
— Да, разумеется. И даже составлю вам компанию, чтобы вы не стеснялись в своих поисках, — Пфордтен с грохотом отодвинул кресло, и решительно направился к выходу из кабинета.
Покои Фрид состояли из шести комнат на втором этаже. Спальня, гардеробная, туалетная комната с огромной фарфоровой ванной, будуар с множеством зеркал, гостиная с десятком мягких кресел темно-синего бархата и кабинет-библиотека. Во всех комнатах царил идеальный порядок, ни единой пылинки, ни одной вещи не на своем месте. Шпатц прошелся вдоль рядов платьев, блуз и юбок, пошевелил плечики с разного цвета и фасона плащами — все вещи были строгие, безупречно элегантные и отлично сшитые. Ничего похожего на открытое красное платье с перьями и в блестках он не заметил.
В кабинете орудовали Пфордтен и Крамм — выдвигали ящики изящного письменного стола на гнутых ножках, сбрасывали на пол многочисленные томики дамских романов в ярких обложках, но ничего, достойного внимания или порочащего честь обычной аристократичной фрау так и не нашлось. Как, впрочем, и в спальне с гостиной.
Пфорден сам проводил гостей до выхода, пожал руку Крамму, кивнул Шпатцу. После разгрома комнат супруги он тяжело дышал, вытирал пот со лба клетчатым платком, но выглядел при этом совершенно счастливым.
— Странное дело, герр Крамм, — сказал Шпатц, когда слуга в пурпурной ливрее закрыл ворота за их мобилем. — Чему Пфордтен так радуется? Мы же принесли ему печальные вести об измене его жены.
— По всей видимости, герр Шпатц, публичная казнь жены откроет перед нашим толстым махинатором какие-то новые перспективы…
— Казнь?
— Ты думаешь, женщину, родившая от виссена ребенка, а потом готовившую ее побег из страны оставят в живых?
Шпатц промолчал.
— Никто не любит бедных, но все любят бедненьких, — Крамм хохотнул.
— Что вы имеете в виду?
— Если бы я был на месте Пфордтена сейчас, я бы тоже постарался предать это дело шумной огласке и выступить в роли жертвы вероломной и коварной заговорщицы. В ином случае он отправился бы на Штрафенплац под расстрел вместе с ней.
— Но она могла не знать, что Вологолак виссен, — недолго подумав сказал Шпатц. — Она ни разу не упомянула об этом…
— Скорее всего, она и не знала.
— Тогда она такая же жертва, как и Пфордтен…
— Нет, герр Шпатц, не такая же, — мобиль Крамма вильнул. — Она обманывала мужа. Она изменяла ему с любым первым встречным, кому хватало сообразительности рассыпаться перед ней в сладких комплиментах. Она дважды на тебя напала. Она влезла в махинации этого твоего «торговца зерном». Можно было бы ее пожалеть, сказать, что она глупенькая, что ей манипулировали… Но, подумай, герр Шпатц, тебе было бы не все равно, воткнули тебе ножницы в глаз из глупости и каприза или по злому преступному сговору?
— Так все-таки вы тоже думаете, что это она убила Вологолака?
— Может и нет. Мне кажется, ей просто не хватило бы сил нанести такой удар. По-моему, потолок нашей фрау — воткнуть вилку в ногу несостоявшемуся любовнику. Впрочем, я могу ее недооценивать…
— Простите, герр Крамм, — Шпатц потер глаза ладонями. — Вы правы, а я не прав. Просто вся эта ситуация… Она женщина. Хрупкая, слабая. А на нее сейчас свесят все эти страшные преступления и казнят. А мы послужим этому орудием…
— Слабость преступника не делает его невиновным, — Крамм хмыкнул. — Когда-нибудь потом, когда мы закончим это дело и напьемся шерри, спроси меня о моей сестре Ивон. Нет-нет, не сейчас! Я не рассказываю семейные истории трезвым и во время работы!
Салон фройляйн Кресзентии Нюсляйн занимал отдельный дом. Это было одно из немногих строений Альтштадта, которое выглядело полностью отреставрированным и содержалось в идеальном порядке. В небольшом садике перед входом цвели темно-красные розы, а дорожки были вымощены крупными булыжниками.
Дверь открыл высокий и прямой, как палка, старик, одетый в черную ливрею по моде, кажется, старого Аанерсгросса. Длиннополый камзол, украшенный серебряным шитьем и круглая шапочка с кистью, свешивающейся на ухо. Правый глаз его закрывало бельмо. Тонкие губы шевелились, будто он все время что-то беззвучно говорил.
— Добрый день, мы можем встретиться с фройляйн Нюсляйн? — Крамм вежливо кивнул.
— Вам пфидетфа подофдать, — голос звучал неразборчиво. Старик распахнул дверь и впустил Крамма и Шпатца в темную прихожую.
Все окна изнутри были наглухо занавешены черными портьерами. И, похоже, закрыты непрозрачными щитами, потому что ни единого лучика света не пробивалось сквозь ткань. Единственным освещением служили три свечи в канделябре, залитым воском так, что определить его материал и исходный цвет не представлялось возможным.
— Фюда пофалуйфта, — прошамкал дворецкий, указывая на деревянные гнутые кресла с черными бархатными подушками. — Как о фаф долофить?
— Герр Васа Крамм, частный детектив, — Крамм устроился на одном из кресел. — С ассистентом.
Старик слегка кивнул и, все так же не сгибаясь, удалился. Шпатц поморгал, привыкая к полумраку комнаты. Все стены были завешаны черными портьерами, поэтому оценить размер помещения не получалось. За ними могли скрываться двери, взвод полицаев, лестницы на второй этаж или в подвал, и что угодно еще. Света свечей хватало только на то, чтобы сделать видимым маленький каменный столик, на котором они стояли, мозаичный пол под ним и четыре кресла, в двух из которых они и устроились.