Крамм взял Роземари под руку, и они прошествовали через распахнувшиеся перед ними высокие двери в соседний зал. Рядом со старомодным граммофоном вытянулся слуга в ливрее черно-белого цвета.
— Моя дорогая Роземари, и не знал, что у тебя столько слуг! Никогда раньше не видел их в твоем доме, — Крамм склонился в учтивом поклоне, приглашая хозяйку на танец.
— Это не мои слуги, Васа, — фрау Габленц вложила в протянутую руку свою ладонь в шелковой перчатке. — Я не терплю чужих людей, живущих в моем доме. Я просто воспользовалась одним новомодным агентством, которое предоставляет слуг во временное пользование.
Слуга склонился над граммофоном и осторожно опустил иглу на пластинку. По черно-белому залу разлились первые аккорды безупречного вальса Йозефа Гирля. Шпатц склонился перед суровой и прямой старухой, чью тонкую шею украшали устрашающих размеров бриллианты. Как ему шепнула хозяйка, ее супруг недавно умер. Фрау неделю назад завершила траур и нуждается во внимательном и чутком кавалере. Фрау осмотрела Шпатца с головы до ног, уголки ее губ едва дрогнули, видимо это означало благосклонную улыбку. Шпатц осторожно положил руку на талию партнерши, ощутив под пальцами ребра жесткого корсета.
— Готова спорить, молодой человек, что вы не запомнили моего имени и сейчас мучительно пытаетесь скрыть неловкость, — проговорила фрау, идеально скользя в заученном движении медленного вальса.
— Вынужден признать, что вы правы, — Шпатц сконфуженно улыбнулся. — Предлагаю начать знакомство заново, прежняя версия вышла суматошной. Позвольте представиться, я Шпатц Грессель, помощник и ассистент…
— Я знаю, кто вы. Рози мне пожужжала все уши, что познакомилась с копией Хагана штамм Фогельзанга, в которого она всю жизнь была влюблена. Я Уна пакт Ауфзес. Мой покойный супруг привез меня в качестве трофея из Сеймсвилля. Я родилась в Унии Блоссомботтон, а Геллерт служил в одном из наемных отрядов короля. Восстание подавили, и солдатам дали сутки на устрашающее разграбление.
— О, не подозревал, что у нас столько общего. Я тоже участвовал в инциденте Унии Блоссомботтен…
— Не удивлена. Моя родина — настоящее шило в заднице. Твердолобые унийцы не хотят понять, что своим поведением никому не делают добра, но в первую очередь вредят себе же.
— Геллерт пакт Ауфзес? Я, кажется, слышал это имя…
— О, не сомневаюсь! Это его идеями сейчас одержим младший Фогельзанг, на которого вы действительно очень похожи…
— Настолько, что не отличить?
— Нет, не настолько. Я знаю Адлера с младенчества. Когда мой муж… попал в опалу три года назад, и его сослали в Билегебен, он тайно приезжал к нам и вел с Геллертом долгие разговоры. Геллерт был участником второй полярной экспедиции, вы знаете, чем она прославилась?
— Увы, фрау пакт Ауфзес…
— Люфтшифф попал в ураган, и потерпел крушение. Они оказались вовсе не в том месте, где планировали, долго выбирались, и почти все погибли. Их подобрал с дрейфующей льдины сеймсвилльский линкор. Из десятка выживших шестеро сошли с ума, двое умерли почти сразу по возвращении, а Геллерт предоставил тайный отчет, о том, что они обнаружили руины древнего города потрясающей сохранности. И что следует немедленно предпринять еще одну экспедицию. Только вот второй выживший не стал подтверждать его слова…
Мелодия закончилась. Уна сделала шаг назад и едва заметно шевельнула подбородком, по всей видимости — вежливо кивнула.
— Восхитительно, герр Шпатц, я не знала, что вы так прекрасно танцуете! — фрау Габленц схватила его за локоть и уверенно потащила в центр зала. — Я следила за вами, и мое сердечко съедала черная зависть. Эта вертихвостка Уна пользуется тем, что ее муж умер совсем недавно, и забирает себе все самое сладкое. Герр Шпатц, следующий танец мой!
— Я все слышу, Рози!
— Ах, я разве сказала все это вслух! Ох, старость не в радость, никаких тайных мыслей в голове не скроешь! — Роземери захихикала, прикрыв нижнюю часть лица веером. Шпатц смотрел на фрау пакт Ауфзес. Ему хотелось продолжить разговор. Губы Уны дрогнули. По всей видимости, она была тоже не против.
Слуга снова склонился к граммофону, сменил пластинку и осторожно опустил иглу. Музыка зазвучала снова.
— Итак, герр Шпатц, вот я наконец-то смотрю на ваше лицо близко-близко, — Роземари сладко улыбнулась. — Скажите мне, мой прекрасный кавалер, кто научил вас танцевать?
— Моя мать, фрау Габленц, — Шпатц улыбнулся. — Когда мне исполнилось десять, она сказала, что теперь точно знает, зачем она меня родила — ей необходим партнер по танцам. Мой отец не умел и не признавал это искусство. А мне всегда нравилось.
— Ах… Я бы хотела познакомиться с вашей матерью, герр Шпатц…
— Боюсь, это уже невозможно.
— Но она же все еще должна быть очень молода! Как ее звали?
— Блум Грессель. Или если быть верным букве законов Вейсланда и Шварцланда, Блум штамм Фогельзанг.
— Невероятно!
— Мне казалось, я уже называл вам ее имя…
— У вас опасное происхождение, герр Грессель.
— Что вы имеете в виду, фрау Габленц?
— У Блум здесь должны были остаться могущественные враги… — Лицо фрау Габленц на мгновение стало серьезным, она сделала движение, будто хотела оглянуться, но передумала.
— Почему вы вдруг замолчали, фрау Габленц?
— Ах, Шпатц, называй меня Роземари… Я понимаю, что уже стара для тебя, но доставь мне немного удовольствия, и позволь снова почувствовать себя юной и влюбленной…
И Шпатц кружил по залу хозяйку дома до тех пор, пока мелодия не закончилась. Когда танец завершился, фрау Габленц, вместо того, чтобы отступить как диктовали правила приличия, притянула Шпатца вплотную к себе и прошептала:
— Вы должны обязательно посетить меня один!
Потом сделала шаг назад, кивнула, развернула веер и принялась обмахивать зарумянившиеся щеки.
Чеканным шагом вошел еще один слуга.
— Фрау Ирма штамм Габленц и ее сопровождающий!
Разговоры смолкли, в дверях появилась полная величественная дама лет пятидесяти в темно-синем шелковом платье.
— Хм, забавно! Когда они успели помириться? — Шпатц не заметил, как рядом появился Крамм. Он жевал крохотный бутерброд, запивая его игристым вином из хрустального бокала.
— Вы знаете, кто это, герр Крамм?
— Это сестра мужа Роземари, — Крамм взял с тарелки с закусками трубочку с креветочным кремом. — И с момента его смерти они только и делали, что ссорились.
Тут сопровождающий, очень хрупкий и похожий на подростка молодой человек повернул голову, и Шпатц узнал его. Это был Флинк! Только теперь он был одет, понятное дело, не в робу карантинной зоны и не в висящий на нем мешком пиджак.
— Дорогая Роземари, — фрау штамм Габленц сделала несколько шагов навстречу своей невестке. — Я очень рада, что между нами больше нет всяких недоразумений…
— О, Ирма… Я думала, что ты не придешь на мой скромный вечер танцев, — фрау Габленц улыбнулась, но улыбка вышла кислой. Как будто она пригласила ее из вежливости и надеялась, что та проигнорирует это приглашение.
— Тот парень с ней делает тебе знаки, герр Шпатц, — Крамм склонился к уху Шпатца.
— Да, вместе были в карантинной зоне Гехольц…
Шпатц открыл глаза. Вопреки опасениям, он проснулся живым и невредимым у себя дома, на Тульпенштрассе.
— Герр Грессель, вы проснулись? — снова постучал комендант, и Шпатц сообразил, что его разбудило.
— Спасибо, герр комендант, — сказал Шпатц и спустил ноги с кровати, ежась от утренней прохлады. Он постарался восстановить в памяти вчерашний вечер.
После прихода Ирмы, настроение Роземари испортилось, и Крамм со Шпатцем по очереди пытались ее разговорить, в танцах и без.
А Ирма, тем временем, громко и многословно пела дифирамбы своему новому художнику — Флинку. Он подрабатывает в «Билегебен Цайтунг» и рисует картинки для тех публикаций, которым фотографы почему-то не сумели снять репортаж.
— Мальчик — настоящее сокровище, — повторяла Ирма и нежно смотрела в сторону своего хрупкого протеже, не очень умело, но с энтузиазмом танцующего с очередной пожилой фрау.
Переброситься парой фраз с Флинком Шпатцу удалось лишь через часа два после его появления. Они договорились встретиться через пару дней и обменялись адресами. Шпатц протянул руку к карману пиджака, и вместе с бумажкой с корявыми каракулями от Флинка (надо же, талантливый художник, а пишет будто только вчера научился…) выпорхнул глянцевый листок с изображением подсвеченного огнями люфтшиффа.
«Люфтшифф Шреклих.
Маскарад.
Входной билет на одну персону».
Ах да… Проводив гостей, расстроенная Роземари попросила Шпатца и Крамма остаться и составить ей компанию. Они устроились в маленькой гостиной с уютными креслами и сначала пили медовый ликер беренфанг, собственного приготовления фрау Габленц, потом перешли на шерри, которое принес Крамм, но до него раньше не доходила очередь. Потом фрау Габленц опять вспомнила Ирму и загрустила.
Тогда Крамм сказал, что у него есть идея. И все трое пошли в огромный гардероб, Шпатц и Крамм примеряли фраки, смокинги и даже камзолы. А Роземари сидела в кресле, хлопала в ладоши и рассказывала свои обожаемые ужасные вещи, про хозяев, когда-то носивших эту одежду.
Шпатц вышел к большому зеркалу в вычурном маскарадном фраке цвета свежей травы, усыпанном шелковыми бабочками, очень похожими на настоящих. При каждом шаге их крылышки трепетали, казалось, что они вот-вот взлетят. Роземари прослезилась.
— Друзья мои, я никогда себе не прощу, если мои детки не увидят маскарада на люфтшиффе. Стойте здесь, мальчики, я сейчас!
Фрау Габленц поднялась с кресла, нетрезво пошатнулась и вышла. А вернулась с билетами на маскарад Фогельзанга. Вот этими самыми билетами, один из которых Шпатц сейчас поднял с пола в своей квартире.
Шпатц положил яркий прямоугольник на стол и подошел к зеркалу. В голове слегка шумело после выпитого, но чувствовал он себя много лучше, чем сегодня утром. Он открыл жестянку с зубным порошком, зацепил немного на зубную щетку и сунул ее в рот.