— Кто-то нас спалил, — тихо сказал он. — Или этот нюхач заявил в полицию.
— Никто не спалил, идиот, — рявкнула опекунша. — g.A.I.a. сопоставила нас троих с образом похитителей и пострадавшей. Мы не похожи на семью. Ты ведешь себя как бандит, говоришь как бандит. Ты даже ходишь, словно ты в городке на Диком Западе, — она указательным пальцем ткнула его в грудь, стараясь не кричать, хотя ей с трудом это удавалось. — Если ситуация была идентифицирована как похищение, мы добавили малышке десять пунктов ПО. А стычка с полицией — еще пара пунктов. Мы должны хорошо с ней обращаться. А увеличение ее ПО не соответствует хорошему обращению!
Охранник посмотрел на собственные руки. Они дрожали. Его отпускало напряжение. Он спрятал очки и вызвал с помощью коммуникатора машину.
— Если мы никому не скажем, что случилось, никто и не узнает.
— Ты давно в фирме?
— Это моя третья операция.
— Прекрасно, — опекунша кивнула. — Любитель. Просто, черт возьми, прекрасно. И что ты собирался делать с этим пистолетом? Хотел, чтобы нас перестреляли?
— Отстань от меня. — К охраннику вернулось самообладание. — Я все уладил. Ты тоже не ведешь себя как мать. Задушишь ее сейчас.
Она осознала, что все еще сжимает шею Марыси. Отдернула руку и посмотрела на красный след, оставленный пальцами. Она присела и убрала волосы с маленького личика. Девочка плакала.
— Хочу к маме, — сказала она тихо. — Когда ты меня к ней отведешь?
— Сейчас мы отведем тебя к папе. Ждем только… разрешения.
— А ты что нам скажешь, красавчик? — Наталья Кушман игралась с большим, светящимся на конце карандашом.
— Количество воды в кольце ограничено. — Велицкий встал и вышел на середину сцены, тем самым символически забирая контроль над шоу. — Это замкнутая система, уважаемый коллега, — сказал он Крушевскому. — Из пустого и Соломон не нальет. Наводнение нам не грозит, даже если мы все одновременно смоем в сортире.
Смех в зале. Мэр улыбнулся и посмотрел вверх, чем вызвал новый взрыв смеха.
— Друзья, — продолжил он, — моя программа простая — я обещаю делать то, что делал и до этого момента, только еще лучше. Вся тайна управления, служения народу состоит в непрерывности. Каждая смена — это простои и возня. Это стресс и потери для каждого. Смена водителя во время езды без автопилота может закончиться серьезной аварией.
Из динамиков прозвучал визг тормозов и грохот сталкивающихся машин. У программы было опоздание в несколько секунд, поэтому режиссер постпродакшн точно добавил к этому звуковому эффекту и соответствующий визуальный, невидимый в студии.
— У-у-у, красавчик умеет говорить, — признала Наталья с излишне притворным восхищением.
— Экономика процветает, ВВП растет, граждане богатеют, а преступники сидят в тюрьмах, — мэр жестикулировал и вел себя так, словно профессионально занимался выступлениями со сцены. — Кольцо Варшава в отличной форме. — Он упал на пол и сделал десять быстрых отжиманий. Поднялся и без отдышки продолжил: — Кто хотел бы изменить то, что налажено? Это почти саботаж работающего механизма, что-то вроде превращения мышц в сало. — Он многозначительно посмотрел на Здонека, который слушал его, совершенно не проявляя эмоций, даже после взрыва смеха в зале. — Это как поменять хорошую лампочку на другую, не зная, не будет ли она светить розовым. — Тут он посмотрел на Крушевского, снова вызвав всеобщее веселье. — Мои планы относительно Варшавы — это делать то же самое, так же и даже лучше.
Произнеся последние слова, он поднял руки, как оперный певец после grande finale.
— Охренеть, какой ты крутой! — Наталья только сейчас решила забрать инициативу, что Велицкий любезно позволил ей сделать, возвращаясь на свое место. — Дайте ему водки!
Откуда-то сбоку появился Алоиз с подносом и бутылкой водки. Под аплодисменты он выскочил на сцену, развернулся, выполнил сальто назад, не уронив при этом ни поднос, ни бутылку, что было настоящим мастерством. Он поставил бутылку перед Велицким и чмокнул его в щеку. Мэр притворился, что бросает емкость вслед убегающему, но затем рассмеялся вместе со всеми, вытирая щеку платочком. Бутылку он спрятал в карман пиджака, вызывая еще больший смех.
Крушевский с Здонеком переглянулись.
Выключение Несолнца во всей Варшаве длилось уже несколько минут. Харпад смотрел через стеклянную крышу на Облако, за которым медленно темнела искусственная звезда. Это когда-то называлось закатом, и солнце заходило на западе. Сейчас слово «запад» ассоциируется только с районами слева от Вислы, если встать спиной в направлении вращения кольца и течению реки. Забавно, как поменялось значение слов. Половина детей даже не знает, что такое закат. Дети… Марыся.
Возле Триумфа остановился маленький беспилотный автодост с надписью «Бликл» на борту. Метровая машина, напоминающая перевернутую вверх дном бутылку, балансировала на резиновом шаре. Хороший гироскоп и быстрый процессор ограничивали необходимые движения до нескольких миллиметров. Отодвинулась крышка, и Харпад вытащил заказанные напитки. Автодост зашатался, быстро восстановил равновесие, закрыл крышку, мигнул логотипом Romet, механически поблагодарил и уехал в противоположную от демонстрации сторону.
Харпад начал с изотонического напитка. Он перестал смотреть в экран коммуникатора и попытался не думать о дочери. Наблюдал, не появятся ли следующие лимузины или политик, которым можно пожертвовать ради дочери.
Он открыл глаза и провел ладонью по уставшему лицу. Включил кондиционер и отправил Юдите сообщение с тремя лучшими кандидатами. Она должна быть благодарна.
«Мы держим Крушевского», — ответила через минуту.
«Те другие ближе ко второму порогу».
«Все подстроено под Крушевского. Поздно менять».
Он сглотнул слюну и закрыл глаза. Молот снова навис над маленьким нюхачом, лежащим на наковальне.
Он уговаривал себя, что Марыся в безопасности. Открыл окно. Холодный воздух обдул его лицо. Вечер был, как всегда, спокойным, снаружи была редкая морось. Выключение Несолнца длилось ровно полчаса, после чего температура упала до пятнадцати-семнадцати градусов. Ночью приходил неожиданный ливень, который быстро утихал. Теплее становилось только после включения, которое начиналось в полпятого и продолжалось ровно полчаса. Около полудня температура держалась в пределах двадцати одного градуса. Конечно же, это средний показатель, потому что колебания были значительными. По мнению Харпада, с каждым разом все больше.
Двадцать часов двадцать одна минута. Вдоль улицы зажглись фонари. Интересно, почему решили сделать именно так. Не лучше ли было оставить Несолнце на нескольких процентах мощности, на восемь часов заморозить сумерки, вместо того чтобы строить и поддерживать такую сложную осветительную сеть? Технические требования? Скорее стремление, чтобы Варшава менялась как можно меньше. Все жаловались, но, когда доходило до конкретики, не знали, что хотели изменить. А даже если и знали, каждый хотел изменить что-то свое. Тогда, может, и хорошо, что осталось как есть. Он понятия не имел, что происходило в других Кольцах, хотя слышал, какие глупые идеи были у людей.
Из размышлений его вырвал шум шин проезжающего рядом Варса. Как они ее отпустят? Где? Отдадут матери? Мысли о Марысе снова заслонили реальность. Он смотрел на исчезающий автомобиль и не мог перестать думать о дочери.
Януш Здонек вышел на середину, провожаемый светом прожектора, и стоял, сложив пальцы вместе, как профессор, собирающийся с мыслями перед сложной лекцией. Наталья выдавила из себя протяжное «У-у-у», означавшее, что вот-вот произойдет что-то значимое.
— Если вы позволите, я не буду отжиматься, — начал Здонек, и публика встретила это сдержанным смехом. — Я пренебрегаю физической формой, что заметно, посвящая время другим занятиям. Я управляю десятком компаний, с которыми вы наверняка сталкиваетесь каждый день. Они эффективны, приносят прибыль и обеспечивают работой многих жителей Кольца Варшава. Возможно, вы работаете в одной из них. Я не отрицаю, что нынешний мэр заботится о благе города. Как заботливая мать, которая следит, чтобы ее ребенку всегда было тепло, чтобы он регулярно ел здоровую еду, мыл уши и чистил зубы, хорошо учился. Иоахим Велицкий, наша заботливая мамочка, которая не заметила, что ребенок уже взрослый. — Снова сдержанные смешки. — Ручное управление Варшавой означает застой и окостенелость. Разве это хорошо? Это терпимо. Но кто в действительности хочет жить в городе, где терпимо? Только люди, лишенные амбиций. Отсутствие прогресса означает движение назад. Я хочу дать людям свободу, возможность влиять на собственные судьбы. Эта истина известна давно: о своей судьбе заботимся больше, чем об общей. Сейчас в мэрии сидят несколько солидных мозгов и ведут дебаты, как сделать лучше каждому из нас. Я изменю это — я добавлю несколько миллионов мозгов, ваших мозгов. Вы получите реальную власть, и каждый из вас сможет улучшить свой маленький фрагмент Варшавы. Выбирайте сами.
Здонек поклонился и вернулся на место в тишине, которая только через минуту взорвалась аплодисментами. Ему удалось. Он не поддался формату программы, он изменил его. Всего лишь на минуту, но этого хватило, чтобы все запомнили.
— Это называется испортить погоду, — хмуро простонала ведущая. Она скривилась и театрально помахала открытой ладонью, словно отгоняя неприятный запах. Подождала минуту, после чего громко рассмеялась, и ее смех разнесся по всему зрительному залу. Из-под сцены вылетели воздушные шарики, а сверху посыпалось конфетти, заиграли трубы. — Мы уже знаем все о кандидатах. Франт-элегант Крушевский всем предлагает розовые калоши, красавчик Велицкий загонит всех на аэробику, а таинственный Здонек будет управлять нами, как скрепками в офисе. Переходим ко второму этапу, то есть к живым дебатам. Конечно, вы не останетесь безучастными, вмешивайтесь, как только можете.