а. Нет, она не собиралась с ним ругаться. Эти дела обеспечивали будущее их дочери. Просто что-то пошло не так, но как только она выполнит задание и вернет дочь, все изменится. Она встретится с ним и поговорит, чтобы он больше так не рисковал.
Рената не слишком верила, что что-то изменится, но у нее должна быть вера в будущее. Будущее, в котором все будет хорошо.
Никем не остановленная, она зашла в зал. На подиуме за накрытым зеленым сукном столом стояли три пустых кресла.
— Не нравится мне это, — сказал он. — Полиция, охрана, демонстранты, камеры. Мы увязли с малой по самые… уши.
— Мы можем подождать и найти его позже, — предложила опекунша.
Мужчина покачал головой.
— Мы должны отдать ребенка отцу здесь, сразу после подтверждения. Сразу — означает сразу.
В центре было больше всего камер. Большинство изображений анализировалось g.A.I.a. Они протиснулись туда, откуда было видно большой экран, на котором транслировалась пресс-конференция.
Конференцию онлайн организовывали политики низшего эшелона, чтобы обеспечить себе хотя бы минимальную посещаемость. Но политики определенного уровня не могли себе этого позволить. Контакт должен быть непосредственным.
Рената в очередной раз подняла руку, и снова ведущий указал в другую часть зала. Она не слушала ни вопросов, ни ответов. Вся энергия уходила на привлечение внимания. Когда, наконец, настала ее очередь, она с удивлением поняла, что в голове пусто. Она стояла, опираясь на спинку кресла впереди, и с трудом пыталась собраться с мыслями.
— У меня вопрос к депутату Крушевскому, — услышала она свой дрожащий голос. Ей хотелось заплакать, но надо продержаться еще чуть-чуть. Это для нее, для ее маленькой доченьки… Она сглотнула слюну и спросила громко и выразительно: — Зачем вы изнасиловали мою девятилетнюю дочь?
— Мама! — закричала Марыся.
Опекунша посмотрела на девочку, потом на экран.
— Это твоя мама? — спросила она с недоверием.
Марыся кивнула.
— Что она там делает? — опекунша посмотрела на охранника.
— Это не наше дело, — он покачал головой. — У нас конкретное задание.
— Но если это ее мать, то это дело плохо пахнет. Ее не должно там быть.
Харпад смотрел на экран и не верил своим глазам. Какого хрена эта идиотка делает? Откуда она там взялась? У нее никогда не было ничего общего с политикой. Даже не отличала депутата от судьи.
Он сидел словно каменный на крыше Триумфа и смотрел на экран. В зале воцарилась тишина, даже демонстранты вокруг Харпада успокоились.
— Кого вы представляете? — спросил ведущий. — Я вас не помню.
— Я представляю себя, — Рената подняла глаза на депутата и тише добавила: — Она вам доверяла.
Крушевский сидел с открытым ртом.
— Это грязная провокация, — только и смог он выдавить из себя.
Харпад не мог понять того, что видел. Незачем было понижать ПО Крушевского, если его бывшая подложила ему такую свинью. В чем тут дело? Ведь не этого хотел Вольф. Если Вольф стоит за похищением… Что-то тут пошло не по плану. Только чей это план?
И он кое-что понял. ПО рос не только у Крушевского. Настолько же, если не выше, вырос он и у Марыси.
Тишина, воцарившаяся в зале, уступила место нарастающему гулу, а потом вверх взлетели руки. До того как ведущий на кого-то указал, слышались выкрикиваемые вопросы:
— Зачем вы это сделали?
— Что у вас общего с этой девочкой?
— Когда это случилось?
— Я не делал этого, — сказал он как можно спокойнее. — Я не знаю ее дочь. Я без понятия, кто эта женщина. Кто вы?
Мэр Велицкий встал, посмотрел на Крушевского и, воспользовавшись микрофоном, перебил гвалт:
— Я приложу все силы, чтобы наказать этого человека. Это исключительно мерзкий поступок.
Крушевский тоже встал.
— Это гнусная клевета! У вас есть доказательства?
Рената спрятала лицо в ладонях, встала и, плача, начала проталкиваться к выходу.
— Остановите эту женщину! — закричал Крушевский. — Это наговор. Я выясню это в суде.
— Перестаньте издеваться над бедной матерью, — запротестовал Велицкий. — Лучше объясните общественности, зачем вы это сделали?
Здонек молча наблюдал за поединком противников. Он спокойно ждал нужного момента, чтобы вмешаться.
Человек с красным идентификатором, означающим высший доступ, поднялся. Здонек знал, какой вопрос задаст этот человек. Он сам его приготовил.
— Толпа нервничает, — заметила опекунша.
— Придерживайся плана! — рявкнул охранник. — Помни, мы семья на прогулке. Не привлекаем внимание.
— Кто выбрал это место для передачи девочки? Господи, это наихудшее из возможных.
— Отец настаивал. Или он настолько глуп, или хотел иметь свидетелей на случай, если что-то пойдет не так.
— Сейчас наступит политическая перетасовка, и тут будет настоящая заварушка.
— Ты знакома с социологией? — охранник внимательно осмотрелся, проверяя пути отступления на всякий случай. Бессмысленное занятие: он знал, что их нет. В месте, окруженном огромным количеством полицейских, не убежать, если что-то пойдет не так. Он держался за мысль, что шеф вытащит их, если что. Агрессии толпы он не боялся; она направит свой гнев на кого-то другого. Он опасался, что в суматохе не сможет выполнить задание.
— Попробуй его отследить, — сказал он опекунше.
— У меня вопрос к господину мэру, — сказал репортер с красным идентификатором. — Когда вы в последний раз врали?
Велицкий посмотрел на него, стараясь не показывать удивление.
— Я не лгу из принципа. Я вообще не лгу. Я не помню, когда в последний раз лгал.
— Мы получили запись, — услышал в ухе Крушевский. — Ты должен ее показать.
«Что на ней?» — он провел пальцем по коммуникатору.
— Скажи про использование детей Велицким. Сейчас!
Что тут происходит?
— Вы серьезно относитесь к необоснованным обвинениям, — отозвался Крушевский, — а тем временем сами используете детей.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — сказал мэр.
— Это пресс-конференция, — вмешался ведущий. — Дебаты уже закончились.
— Я имею право на защиту от мерзких анонимных обвинений, — Крушевский повысил голос. — У меня есть важная запись. Прошу канал AV.
— Это пресс-конференция, а не кинотеатр, — взволнованно запротестовал Велицкий. — Перейдем к следующему вопросу.
Он хотел оттянуть потенциальную угрозу, утопить ее в других вопросах. Он сделал работу ведущего и указал на первую поднятую руку.
— Мы хотели бы увидеть эту запись, — сказал журналист.
Ныса, стоявшая перед Триумфом, изменила цвет на оранжевый, надпись «Сантехнические услуги» исчезла. Вместо нее появился логотип — белые буквы «ЭЛ» в круге. Харпад заметил это только сейчас, сначала ему показалось, что рядом погас фонарь. Нюхач замер, когда до него дошло, что это означает. Из Нысы вышло четыре человека в черно-оранжевых комбинезонах и золотых касках. Они не могли ему ничего сделать, его ПО равнялся нулю, но такая близость элиминаторов вызывала у него дрожь. Конечно же, они прибыли не за ним, речь о ком-то другом. Они двинулись в сторону здания Совета.
Он понял, за кем они идут. Провокация Талинского удалась. Благодаря Ренате. Поэтому изменение показателя Крушевского ничего не дало, а модификация касается только визуальной части интерфейса g.A.I.a. Тогда Вольф… Тогда Марыся…
На экране над головами участников конференции появился хит дня — фильм с Велицким, спасшим девочку. Мэр не улыбался, он знал, что конкурент что-то задумал.
— Мы видим здесь отважного мужчину, спасающего ребенка, — Крушевский получал быстрые инструкции от Элизы и комментировал фильм, которого раньше не видел. — Сейчас мы увидим то же самое, но с другой камеры.
Сначала трудно было понять, что представляет собой другая запись. Она была с камеры наблюдений, размещенной в пролете Гданьского моста, который находился в двухстах метрах от места происшествия. Цифровой зум выхватил Велицкого и Сильвестра, идущего по берегу в сопровождении охранников. Картинка, хотя и не четкая, показывала, что происходит в двадцати метрах за ними. Женщина и девочка спускаются к воде, девочка что-то отдает женщине, и та толкает ее в воду.
— Это не случайность, — протянул Крушевский. — Миранду Кавалец толкнули в воду.
— Но я не знал об этом! — заявил Велицкий. — Как вы видите, эту ситуацию я заметил спустя какое-то время. Родная мать толкнула девочку в воду. Если бы я не кинулся ей на помощь, она бы умерла! Крушевский показал эту запись, чтобы отвлечь внимание от него самого.
— Как вы видите, Миранда хорошо плавает, — Крушевский показал на экран. — К тому же она удалилась от берега, чтобы оказаться в главном течении.
— Ее матери заплатили, чтобы она толкнула дочь, — услышал он в наушнике голос Элизы.
У нас есть доказательства?
— Будут через несколько минут.
То есть нет?
— Потом будем беспокоиться!
— Ее матери заплатили, чтобы она толкнула дочь.
— Я впервые об этом слышу, — Велицкий развел руками. — Тогда я сделал то, что должен был. Каждый бы на моем месте сделал то же самое. Я не знаю, что двигало той женщиной. Полиция это выяснит. Если эта версия подтвердится, я потребую лишить ее родительских прав.
— Вы навещали ее в больнице через два часа после инцидента.
— Я уже говорил, что только сейчас узнал, как это случилось. Вы бы не бросились спасать ребенка?
На экране Велицкий несколько часов назад приветствовал Миранду и ее мать, вручал им цветы и конфеты «Ведель».
— Все это видели. Поговорим лучше о вас.
— Еще только один кадр.
— Еще только один кадр.
Снова появилась запись на берегу Вислы, с дрона, висевшего в двадцати метрах над землей, принадлежащего другому каналу. Ассистент Велицкого вытаскивает из багажника полотенце, чтобы отнести его промокшему мэру. Пиджак остался на плечах Миранды. Стоп-кадр и увеличение содержимого багажника.