Крушевский нажал на кнопку интеркома.
— Отвези нас в бар. Он может быть хреновым, главное не привлекать внимания.
— Я знаю один такой, две минуты езды, — раздалось из интеркома. — Хреновость гарантирую.
Автомобиль двинулся.
Элиза расправила юбку, закончила застегивать корсет и уселась на свое место. Она рассматривала профиль шефа. Крушевский погрузился в свои мысли. Не смотрел на нее и ничего не говорил. Даже не смотрел на коммуникатор. Она тоже решила, что сейчас лучше помолчать.
Когда Татра остановилась, Крушевский открыл двери и вышел, не ожидая охранника. Элиза последовала за ним. Лимузин встал под крышей склада, дождь капал только на багажник. Ряды холодных ламп горели вдоль крытой рампы. В ста метрах отсюда фонари поярче освещали проезжающие вилочные погрузчики и работников в оранжевых касках. Складские здания из темного кирпича были построены в несколько этажей и, похоже, никогда не знали ремонта. Над ними маячили прямоугольники окон небоскребов Воли. Логотип FSO, находясь на высоте триста метров, пускал по небу снопы света, словно морской маяк.
Охранник обошел авто и огляделся.
— Круглосуточный. — Он показал на металлические двери с мигающей неоновой вывеской «Бар». — Для рабочих.
— У тебя есть сигареты? — спросил Крушевский.
Охранник достал из кармана пачку и дал одну депутату. Тот прикурил и глубоко затянулся.
— Ты куришь? — удивилась Элиза.
— Нет. — Он закашлялся и выпустил дым. — Подожди здесь. — Он отдал сигарету охраннику и обнял ассистентку за талию, приглашая ее следовать за ним.
Бар действительно был хреновый. Света нескольких холодных лампочек хватало, чтобы увидеть, где столы, но не для того, чтобы понять, чистые ли они. Очевидно, что нет. За стойкой никого не было, как и во всем баре. Экран под потолком показывал какой-то музыкальный клип, но звук был выключен. Через кухонное окно доносился звук разваливающегося вентилятора. Воняло сгоревшим жиром и сигаретами. Экран показывал меню, в котором была только пара позиций, записанных разными шрифтами.
— Заразимся чем-то, — прошептала Элиза.
Закрывшаяся за ними дверь тронула звонок. В кухне зашуршал отодвигаемый стул, и за стойкой появился низкий мужчина в грязном фартуке. Заметив нетипичных гостей, он замер.
— У меня есть все разрешения, — сказал он быстро.
— Мы не… — начала было Элиза.
— Два бигоса с хлебом и лимонад, — перебил ее Крушевский.
— Это вы?.. — только сейчас понял бармен.
— Мы получим бигос или нет?
Мужчина уже отошел от удивления и энергично закивал. Он обернулся и быстро исчез на кухне.
Крушевский достал из кармана коммуникатор и, пользуясь открытым доступом, сделал громче музыку.
Они сели за маленьким столом в самом дальнем углу. Через окошко над их головами был слышен звук работающих машин и передвигаемых тяжелых предметов.
— Ты мне скажешь, что мы тут делаем? — тихо спросила Элиза.
— Здесь нас никто не подслушает.
— Лимузин безопасен.
— Все меньше я в это верю. — Он нервно потер подбородок. — Я не знаю, кому могу доверять. Он сказал, что я должен отозвать кандидатуру.
— Он? Тот?..
Крушевский кивнул, а Элиза положила свою ладонь поверх его.
— Я не знаю, кто он, — сказала она. — Ты не должен связываться с такими людьми.
— Он финансирует большую часть нашей кампании.
— Нелегальное финансирование?
— Конечно, блять, нелегальное! — Он повысил голос, девушка аж подпрыгнула. — Ни одна успешная кампания не может быть легальной. Ты спрашивала о цене. Вот она — каждый должен испачкаться. Я не говорил тебе, чтобы не подвергать опасности. Благодаря этим деньгам я оказался на вершине рейтингов. Это нелогично, непонятно, но именно сейчас он говорит мне сдаться, вместо того чтобы любой ценой отбивать каждый процент!
— Это не опасно? — Элиза показала на коммуникатор. — Я уже говорила: мне кажется, что мы должны подождать четыре года.
— А я говорил, что я уже ждал четыре года. — Он достал коммуникатор и показал новые рейтинги. Восемнадцать процентов, и уже час как рейтинг медленно полз вверх. — У людей короткая память. Сейчас хороший момент, чтобы улучшить мир. Ты знаешь, что происходит в Мюнхене. Растет критическая масса, которая может привести к мирной, бескровной революции. К падению этой больной системы гиперпревентивности. У нас не получится быстро, но стоит хотя бы идти в этом направлении.
— Мы потеряли больше половины поддержки. Люди забудут о ситуации с девочкой, если ты исчезнешь на какое-то время. И Велицкий, и Здонек будут строить свои кампании на этом деле при каждой возможности. Они не позволят людям забыть. Доказательства или их отсутствие несущественны.
Бармен подошел к ним с такой миной, как будто бы кто-то приказал ему покормить диких хищников. Он поставил на стол тарелки с бигосом, корзинку с хлебом и две бутылки лимонада.
— Что вы думаете об этом деле? — спросил Крушевский.
— О каком?..
— Об этом деле!
— Я думаю… — Бармен сглотнул. — Я думаю, что вас хотели подставить.
— А что говорят работники?
Бармен пожал плечами.
— Они? Им насрать на политику, — кинул он и как можно быстрее исчез.
Крушевский дождался, пока тот скроется за стойкой, и продолжил:
— Нам нужна новая стратегия. Может?.. — Он засунул пластиковую ложку в бигос. — Может, я должен заняться людьми, которые не интересуются политикой?
— Если не интересуются, они для нас бесполезны. — Ассистентка смотрела с отвращением в свою миску. — За несколько дней мы их не заинтересуем.
— Что-нибудь придумаем. — Он достал из кармана серебряную коробочку и высыпал на ладонь две таблетки «Несна» и подал Элизе. — Договорись с агентством об утренней встрече — как можно раньше.
Она придержала его ладонь и покачала головой.
— Давай поспим пару часов, — попросила она. — Завтра начнем в восемь.
— Поспим после того, как выиграем выборы.
— Это неправда, что пишут в рекламе. Отсутствие сна отупляет. Пожалуйста, хотя бы пару часов.
Он засомневался и кинул таблетки обратно в коробочку. Принялся за еду.
— Остынет, — сказал он с полным ртом.
Элиза набрала ложку бигоса и понюхала. Осторожно попробовала.
— Только потому, что голодна. — Она сглотнула и набрала следующую порцию. — А этот… кто-то… если ты отзовешь кандидатуру, он оставит тебя в покое?
— Не о том думаешь, — ответил он. — Если выиграю, я уже не буду о нем думать.
— Но ты должен будешь выплатить ему долг.
— На моих правилах.
Он доел первым и молча рассматривал Элизу. Медленно, с отвращением она проглатывала кислый бигос. Крушевский больше всего хотел бы поехать в ее однокомнатную квартиру на границе Юзефова и Бялоленки, чтобы поспать с ней в тесной кровати. Он не должен был ни перед кем отчитываться, но сейчас общественное мнение было важнее. Если хочет вернуть себе позиции, нельзя допустить ни малейшей ошибки. Он должен быть кристально чистым. В качестве вечернего удовольствия ему должно хватить «Джека Дэниэлса» из компилятора.
Он заплатил больше, чем нужно было. Они вышли.
Татра двинулась по ночной Варшаве. Он чувствовал сонливость и впервые за несколько дней намеревался ей поддаться. Всего на пару часов.
Охранник остановился перед каменицей Элизы, вышел, обошел машину и открыл ей дверь.
Она поцеловала на прощание Крушевского и уже выставила ногу на тротуар.
— Я не могу подняться с тобой наверх, ты понимаешь это, правда же? Но… — Он схватил ее за руку. — Но я должен знать, что ты со мной.
В ее взгляде промелькнула неуверенность. Но она быстро скрыла ее за улыбкой.
— Конечно, я с тобой. — Она наклонилась и поцеловала его снова. — Всегда была.
Охранник закрыл дверь и вернулся за руль.
Она стояла перед дверями, ожидая, пока красные фонари Татры не исчезнут за поворотом.
Улыбка на ее губах погасла.
Она достала коммуникатор и написала: «Он не отступит».
Автотакс вез его через Мокотов, потом через Центр, повернул на Сенаторскую и притормозил в пассаже возле Большого театра. На экране все еще высвечивался пункт назначения «Святого Марчина». Липняж чувствовал приятное возбуждение и мурашки по всему телу. Может, так действовала перспектива путешествия между Кольцами, а может «ВитЭли».
Он не взял никакого багажа. Планировал короткую поездку, а если будет что-то нужно, то просто купит это на месте. Там же будет действовать его банковский счет? Точно будет.
Автотакс остановился на улице Пивной и показал информацию, что они у цели. Двери открылись, впуская внутрь холодный ночной воздух. Здесь? Он вышел и огляделся. Что дальше? Где-то здесь, наверное, есть станция, какой-то терминал, откуда улетают космические паромы. Возможно ли это, чтобы терминал был в Старом городе? Хотя… почему бы и нет? Паромы, наверное, стартуют с самых низких, внешних уровней Кольца, а вход может быть где угодно. До нужного терминала и так придется добираться лифтом.
Рядом спокойно проехал грузовой Жук с логотипом «Веделя». Веселые люди, пары и небольшие группки проталкивались в обе стороны улицы. Готовились к вечерним развлечениям. Клубы и рестораны манили рекламой, было из чего выбирать. К сожалению, ни один неон, ни одна голограмма не приглашала воспользоваться космическим терминалом.
Липняж обернулся. Он стоял перед металлическими дверями, которые точно не вели к терминалу. Ему понадобилась минута, чтобы понять. Он сгорбился и быстро ушел. У него было впечатление, что все вокруг знают, какой он идиот, что все смеются над ним и шутят.
Это был вход в костел Святого Марчина.
— Кто еще знает? — Велицкий сидел за высоким столом, бледный как стена.
— Несколько человек, — ответил стоящий рядом Сильвестр. — И техники трансмиссии. Службы тоже, это точно.
На экране на повторе показывалось видео с Кольца Мюнхен. Короткая вспышка и помехи. Потом картинка, похожая на кружку кофе, в которую в замедленной съемке вливают молоко.