— Выброс тепловой радиации, сравнимый с ядерным взрывом, — сказал секретарь.
— Откуда мы это знаем? Сейчас глубокая ночь.
— Разбудили Габрыха. Это профессор политехники.
— То есть он тоже знает. — Велицкий потер подбородок. — Через час об этом будет знать его любовница, наутро — ее парень, а до обеда — его друзья.
— Я подумал, что мы должны узнать причины. — Сильвестр вытер платком лоб. — Если это случилось в Мюнхене, стоит проверить, что…
— Как это выглядит сейчас?
Сильвестр достал коммуникатор и минуту водил пальцем по экрану. Картинка на стене задрожала и через мгновение Кольцо превратилось в почти черный круг. Были заметны минимальные движения, светлые полосы.
— Выключи! — Велицкий встал и уставился невидящим взглядом в рабочий стол.
Экран погас.
Снаружи Кольца выглядели как черные круги с тонким золотым ободком. Барьер не пропускал свет изнутри, так что даже лучший телескоп не позволял увидеть, что происходит внутри соседнего кольца. Мюнхен последние пару часов был исключением.
— У нас есть оценка влияния этого события?
— Вспышка излучения была очень короткой, скорее всего она не…
— Я спрашиваю про рейтинги, идиот, — перебил его Велицкий. — Скрыть взрыв или опубликовать? Кого сделать виноватым?
— Там погибло полтора миллиона человек, — тихо произнес Сильвестр.
— Ты кого-то там знал?
— Нет. — Он посмотрел на шефа и снова вытер лоб платком. — Слишком мало времени, чтобы провести анализ результатов рейтингов. У агентств, разумеется, нет доступа к этой информации, так что…
— Так дай кому-нибудь доступ. Пусть кто-то доверенный запустит симуляцию. До того времени — полная информационная блокада.
— Публичные связи перестали работать после взрыва, но их вот-вот наладят. Люди и так узнают.
Велицкий думал недолго.
— Выключим их, — решил он. — Это даст нам время на раздумья.
Он вошел в первый попавшийся клуб, сел возле стойки и показал на бутылку на полке. Заканчивалось все, как всегда. Почему он до сих пор надеялся, что когда-нибудь это закончится по-другому?
Когда он залил в себя первый стакан шотландского виски со льдом, идея отправиться в Краков показалась ему глупой, по-детски наивной. Что такого было в Кракове, чего нет здесь? Он бы только потратил уйму денег, а ведь напиться можно одинаково, что на краковском Казимеже, что на варшавской Старувке.
Решение посетить ближайший бар приняла уходящая в небытие часть его сознания. Она хотела последний раз развлечься, облегчить себе боль засыпания. То, что это невозможно, поняла уже и другая его часть, которая потихоньку пробуждалась на волне алкоголя, смешанного с активными составляющими «ВитЭли». Приятно, но безрассудно. Эта вторая часть имела тенденцию к импульсивному и необдуманному поведению. Только сейчас он припомнил, как работает тело. Но алкоголь — это алкоголь, не стоит прерывать вечер, который так приятно начинается.
Когда он заказывал следующий стакан, уже безо льда, оглядел бар. Было пустовато, а из-за старой мебели все выглядело дешево. Но он не собирался искать новое место, еще рано, еще придут люди и закроют собою эти жалкие отклеивающиеся обои и поцарапанные панели.
Когда он заказывал третий стакан, уже почти не было свободных мест, а рядом с баром сидели две девушки.
Когда делал четвертый заказ, то заказал три шотландских — один для себя и два для девушек. Он уже забыл про Краков.
III
Харпад лежал, глядя в потолок. Утро. Такое же, как вчера. Такое же, как любое другое. Он их не считал, дрейфовал вместе со временем. Даже не пытался пить. Он не был таким трезвым с момента окончания начальной школы. В руках он крутил портсигар. Придвинул его к глазам и прочитал — уже в сотый, наверное, раз — «Для Павла, любви всей моей жизни». Несколько лет назад он получил его от Ренаты, когда она осознала, что не отучит его курить. Он не любил типично мужских атрибутов. Портсигар использовал только потому, что сигареты в нем не мялись и не намокали.
Посреди металлической пластины виднелся продольный след от удара ножом, разрезающий слово «жизни». На нижней части был похожий след, только чуть меньше.
Он засунул руку под футболку и коснулся утолщения между ребрами. Острие вошло не глубоко. Простой гелевый шов решил все дело.
«Для Павла, любви всей моей жи/зни».
Он всматривался в потолок, уже не думая о Марысе. И о Ренате. Не думал ни о чем. В голове хаотично проворачивались шестеренки. Не сходились, только время от времени скрежетали, касаясь друг друга. Он лежал грязный и вонючий, не в силах двигаться или что-либо делать. Встать с кровати он просто не мог.
С Того Дня — наверное, он всегда будет так его называть — прошло двое суток, а может четверо. Он не считал.
Возвращение к жизни означало ряд трудных действий, которые сейчас казались ему такими же невозможными, как и путешествие в другое кольцо.
Лежать. Он медленным движением потянулся к коммуникатору, который был на беззвучном режиме с того дня. С Того Дня. Восемь сообщений, пять от нее, но встречаться ему не хотелось. И ни одного от Вольфа. Как будто он признал, что имеет что-то общее с похищением Марыси, а значит, и с ее Элиминацией. Не отзывается из-за того, что стоит за этим? А может, просто понимал, что от нюхача еще долго не будет никакого толка. От Юдиты тоже никаких сообщений. Он открыл ТС с тех нескольких дней, но не мог сосредоточиться, смотрел, но не понимал смысл написанного. Ему было больно. Проще было их стереть.
Он сел на кровати и посмотрел в окно, за которым Жолибож поднимался вверх. Где-то там был человек, виновный в Элиминации Марии.
Сука!
Он встал, опираясь на шкафчик, и открыл окно на максимально допустимую ширину — на целых десять сантиметров. Почувствовал холодный утренний воздух. Вдохнул его.
Достаточно.
Принял душ, побрился, даже помыл голову. У него все кружилось перед глазами, наверное от голода, который он не чувствовал с Того Дня. Он давно не ел. Однако сейчас съел бы хороший завтрак, после которого будет лучше думаться. Теперь ему было о чем поразмыслить, а точнее о ком. Он не знал, кто этот человек, но хотел его найти, а это не проблема. Каждого можно найти, если есть определенные способности.
Найти и наказать.
Он вышел на грязную лестничную клетку. Забыл дистанционно вызвать лифт еще из квартиры, а на месте сенсорной панели увидел растопленную зажигалкой черную дыру. Достал коммуникатор, чтобы вызвать лифт, и замер. Коммуникатор Ренаты. Он только сейчас вспомнил, что сам забрал его там, перед зданием Совета. Не помнил, сделал ли он это инстинктивно или специально, чтобы никто не смог проанализировать их корреспонденцию.
Он спрятал его, стараясь не думать о жене. Достал свой коммуникатор и вызвал лифт. Рената… Он не только не был рад ее смерти — ему было даже грустно, но он отделял это чувство от грусти из-за потери Марыси. Его удивляло то, что с момента их расставания он думал о ней только как о своем враге номер один. Теперь злости не было.
Ему не хватало Ренаты.
Двери лифта открылись, приветствуя его знакомой вонью. Он сел и вызвал Триумф из подземного паркинга. В ответ пришла информация, что бортовой компьютер отправил его на станцию техобслуживания. Прошло несколько дней после аварии на Вислостраде. Харпад закрыл глаза, чувствуя, как его покидает энергия. Он облокотился спиной о стену. Это не только обычное неудобство — в машине он держал деньги. У него было несколько тайников в разных местах кольца, но доступ к ним был непростой. Он держал также определенную сумму дома, но ему не хотелось сейчас демонтировать душевую. При себе у него было едва ли несколько купюр. Деньги с последних заказов он прятал в одной каменице на Праге или по бешеному курсу менял на официальные электронные злотевро.
По привычке повернул в сторону киоска, чтобы купить сигареты. Ну да, закрыто. Причем уже две недели, с тех пор как старого Жепецкого забрала Элиминация.
Он прошел через холл и остановился на подъезде к дому. Тупо смотрел на проезжающие машины, без понятия, что теперь делать. Было холодно и влажно. Несолнце спряталось за Облаком.
Он сделал несколько глубоких вдохов и прошел на другую сторону улицы, в кафе сети «Прощание с Африкой». В стеклянном помещении, наполненном ароматом кофе и сладостей, было немного клиентов. Круглолицая девушка улыбнулась ему из-за стойки. Он не ответил ей улыбкой, отвел взгляд. Несмотря на то что видел ее почти ежедневно и из-за такого выражения лица называл ее мысленно сурком, он не намеревался переходить на следующий уровень коммуникации. Тогда он потерял бы место, в котором можно спокойно позавтракать, не выдавливая из себя вежливого «сегодня будет дождь» или «как много сегодня людей». Он делал вид, что не помнит ее. Харпад заказал двойной кофе с четырьмя порциями сахара и бутерброд с яичной пастой. И сигареты. По мере того как он ел и вливал в себя очередную порцию кофе, вертолеты в голове кружились все медленнее, а шестеренки с болезненным скрежетом становились на свои места. Все яснее вырисовывались планы, которые — если уложить их в определенной последовательности — напоминали план действий на ближайшие полчаса: проверить, что это за станция техобслуживания, доехать туда на такси и забрать деньги, разумеется не упоминая, что приехал именно за этим. Это уже что-то.
К счастью, корзина коммуникатора давала возможность восстановления удаленных ТС. Одно из восьми сообщений, которые он удалил с утра, содержало адрес СТО. Далекая Воля, почти под Барьером. Он вызвал автоматическое такси, допил кофе и вышел, не глядя на Сурка.
Желтый автотакс появился сразу же. Маленькая узкая машина, напоминавшая формой яйцо, не принадлежала к самым удобным, но исправно выполняла свою роль. Как только появились первые автотаксы, они вызвали волну протестов среди таксистов. Случилось даже несколько актов насилия и аварий при необъяснимых обстоятельствах, но в итоге система прижилась. Харпад предпочитал ездить собственным транспортом, но если уж вынужден был брать такси, то заказывал только автоматическое. Не выносил разговоров с водите