Он вздрогнул, когда что-то пикнуло. Это компилятор закончил свою работу. Харпад встал и кнопкой открыл дверь. Зашипела разгерметизация, и над аппаратом поднялось воняющее озоном облако пара. Внутри лежал черный пистолет, а возле него магазин и шестнадцать патронов.
Он подвинулся так, чтобы механики не увидели содержимого ящика, и сложил все в карман. Он повернулся к рабочим — они усиленно старались не смотреть на него, но у них не получалось.
— Сколько еще? — спросил он.
— Заканчиваем, — ответил механик, с которым Харпад разговаривал с самого начала. — Даже быстрее получилось.
Он нажал кнопку на подъемнике, тот с визгом и треском медленно опустил Триумф на землю.
Харпад вручил ему остаток денег и сел в машину. Он опустился в кресло и обвел глазами знакомый салон.
— До завтра не включайте автопилот, — посоветовал механик напоследок. — Отвезет прямо в полицию.
Юдита пыталась собраться с мыслями и взять хаос под контроль. Ей дали несколько дней увольнительных, в этом были плюсы и минусы. Она могла больше времени посвятить Делу, но, с другой стороны, это усложняло ей доступ к операционным данным полиции.
Почему профессор на пенсии сделал что-то подобное? Он делил камеру с ее отцом много месяцев. Они подружились. Не соглашались друг с другом, порой ругались, возмущались, ну и что? Отец много раз говорил, что благодаря этому их разговоры куда интереснее и что ему так легче вынести заключение. Это может быть связано с Делом? Или речь могла зайти о чем-то, о чем Юдита не знала? Вопросов было много. Почему похищенная дочь Харпада появилась в самом центре беспорядков? Почему ее забрала Элиминация? Почему не Крушевского?
По очереди. Она достала из сумки коммуникатор и запустила соединение с полицейской базой данных. Окна Симки стали матовыми, и только тогда над пассажирским креслом появился виртуальный экран входа. Юдита выбрала список активных дел и нашла то, что касалось ее отца.
Она долго сомневалась, прежде чем открыть.
Отказано в доступе.
Правильно, она ведь его дочь. Алгоритм решил, что сложившаяся ситуация исключает объективность, потому лучше отказать ей в возможности просмотреть документы. Вместо этого она выбрала из картотеки досье Россмуды. Пробежала глазами краткую информацию, которую следователи или алгоритм посчитали важной. Она не нашла там ничего ценного, и уж точно ничего такого, на основании чего можно было сделать вывод, почему он боялся повышения ПО. Ведь только это заставило его сесть в тюрьму. Срок ему дали за упрямый отказ дачи показаний.
Она углубилась в документы дела. Рецидивист — звучало серьезно, но в случае Россмуды ничего серьезного в этом не было. Он дважды отказал налоговой инспекции открыть источник дополнительных доходов. Дальнейшее следствие доказало, что у профессора не было никаких дополнительных доходов. Если бы не отказ в сотрудничестве, дела бы вообще не было. Более того — заявление на проведение налогового контроля подал он сам. Дважды.
Способов сбежать в тюрьму было много — одни лучше, другие хуже. Россмуда выбрал один из самых трудных и долгих, однако не выбрал ничего аморального. Это много говорило о человеке. Проще ведь было дважды совершить акт вандализма или что-то украсть.
Неужели в этом возрасте он еще беспокоился о карьере? Ему было восемьдесят два. Это время для сочинения мемуаров. Может, суть не в репутации, а в обычной морали?
Только какая мораль предполагает убийство?
Он отвык вести машину вручную. Каждую минуту ловил себя на том, что рука тянется к панели автопилота. Он хотел воспользоваться временем поездки, чтобы присмотреться к Вальтеру и научиться им пользоваться. Он не разбирался в оружии, знал только, зачем нужен курок.
Резко затормозил, чтобы не въехать в машину впереди. Не хватало только создать аварию без действующей регистрации и с нелегальной пушкой в кармане. За владение оружием можно было сесть в тюрьму? Он не знал. И не хотел проверять.
Послеобеденный затор перед кругом Бабка означал пятнадцать минут потерянного времени. Или времени на обдумывание. Можно ли прийти к Вольфу с оружием и убить его? Вот так просто. У него было двое охранников. Минимум двое. С другой стороны, кто опасался бы пугливого нюхача.
Пробка двигалась мелкими ползающими движениями в ритме смены светофора. Сверху все эти машины выглядели как тело большой улитки, которое ритмично растягивается и сокращается. Улитка. Харпад — это маленькая клеточка улитки. Никто не заметит, если одной не станет. Клетки умирают каждый день, тысячи клеток. А их место занимают другие. Вечный закон природы.
Нет, он сегодня не убьет Вольфа. Его убийство не поможет узнать, кто за этим стоит. Вольф виновен, но не он один. На коммуникаторе Ренаты он не нашел ни одного враждебного сообщения. Кто-то давно подделывал их ТС. Это длилось месяцами.
У Харпада не было никаких идей, за что зацепиться, он не видел даже тени смысла.
В окне он заметил кафе. Двойной эспрессо поможет мыслям. Он замер с рукой над контрольной панелью. Как отправить машину на парковку, если нельзя включать автопилот? Никак.
Домой, то есть на свой паркинг, ему оставалось десять минут пути, не считая пробки. Что ж, раз нет других идей, нужно воплощать эту.
Политика и мораль не могут идти рядом, потому что та последняя проявляется в малом масштабе. Если политику приравнять к общей теории вероятности, то мораль будет квантовой теорией. Обе правильные, но в разных масштабах. Применяемые обе, они противоречат друг другу. Ромуальд Талинский безусловно был человеком правил, а нелегко поступать согласно правилам в мире людей, исповедующих моральный релятивизм. Провал последней операции был идеальным тому примером. Объектом операции был выбран депутат, который по определению является аморальным. К сожалению, политик первой лиги — это человек, к которому трудно подобраться.
Юдита вынесла из семьи определенные взгляды, однако прекрасно знала, что отец противоречил сам себе. Вмешиваясь в Дело, он входил в игру большого масштаба, но оставался при своих старых правилах. Это могло закончиться катастрофой. Большая политика по определению аморальна.
К депутату трудно подобраться. На другом конце этой оси трудности был бы, например, бездомный. Когда нет другого выбора и кем-то пожертвовать просто необходимо, то кем, если не бездомным? Потому что это аморально? А насколько морально оценивать человеческую жизнь по принципу социального статуса?
— Папа… — Юдита вытерла слезы и высморкалась. — Что мне делать?
Что будет моральным? Кого-то нужно выбрать, кем-то пожертвовать. В конце концов, Дело касается всего человечества, а в сравнении с этим чем является одна человеческая жизнь? Никто не заметит, если одной не станет. Клетки умирают каждый день, тысячи клеток. А их место занимают другие. Вечный круговорот жизни.
Она горько усмехнулась. Зачем кому-то такие правила, папа? Столько рассуждений о морали, столько разногласий, а в результате Элиминация забрала ребенка.
Откуда вообще там взялась дочка Харпада?
Юдита коснулась виртуального экрана над пассажирским креслом и просмотрела видео с улицы, снятое позавчера под зданием Совета. Возле него зависла полупрозрачная 3D-модель места между Вейской и Матейко. Головы толпы за ограждением были величиной с головки спичек. Она увеличила модель и передвинула к выходу, где тогда стояла. Узнала саму себя с металлической банкой в патронташе на поясе. Она передвинула на несколько минут вперед, до момента, когда открыла банку. Да, она накосячила, бóльшая часть капелек колы полетела в другую сторону. Ну и что? Соул говорил, что смесь нужно выпить. Хотя бы каплю. Даже если бы она лучше целилась, это ничего бы не изменило. Как бы она смогла заставить Крушевского что-то выпить? А если бы и смогла, что с этого, если его все равно не забрала Элиминация? Сплошной косяк.
Он перемотала видео до момента, когда политики выходили из здания, и поменяла угол обзора. Передвинула еще дальше и увидела себя на коленях перед умирающей Ренатой. Задрожала, когда часть модели стала нечеткой, как сигаретный дым. Цензура размыла образ Элиминации, которая шла за Марысей. Цензуре поддавались даже операционные материалы полиции. Юдита наблюдала, как в реальном времени размытое пятно движется в сторону, уменьшается и, наконец, исчезает, открывая Нысу с надписью «Сантехнические услуги».
Она вернулась на момент до появления Элиминации и включила слежение Марыси. Девочка появилась там в обществе красиво одетого качка и женщины, в которых опытный полицейский сразу распознает профессионалов, имеющих проблемы с законом. Но полицейский знает еще и то, что это сложно доказать.
Эта пара не старалась как-то замаскироваться, хотя бы надеть шапку или сделать другую прическу. Они не знали, чем это закончится. Пришли туда отдать Марысю отцу, убежденные, что их задача проста и ничего трудного не предвидится. Под конец, прежде чем толпа взорвалась гневом, уже было видно, как они осознают, что ситуация вышла из-под контроля.
А Харпад? Очевидно, пришел за дочерью. Кто бы ни отвечал за выбор времени и места передачи ребенка, он выбрал наихудший вариант. Как возможно, чтобы все они встретились в одно время в самом неподходящем для этого месте? В отличие от агентов Элиминации, агентов Провокации можно было распознать довольно просто. По очевидным причинам они не носили маски и, помимо Провокации, имели другую, нормальную работу. Определенным ограничением была заблокированная возможность слежки за ними через все программное обеспечение полиции. Но никто не мог запретить простого сравнения двух фотографий. Не было тайной, что Провокация и полиция в каком-то смысле сотрудничали. Именно это и использовала Юдита, чтобы спровоцировать Крушевского в тот самый момент. Безосновательное обвинение, брошенное в присутствии журналистов, — этого достаточно. Должно было быть просто и ожидаемо. Но не было. Как случилось так, что для Провокации Крушевского выбрали именно мать Марыси? Слишком много здесь совпадений, чтобы все это было случайностью.