— А по-человечески?
— По нашему мнению, Кольцо Мюнхен распадется. Изменения температуры — это ускоренная усталость материала. Будут появляться все новые и новые повреждения, которые приведут к дальнейшему расшатыванию структуры и микроповреждениям. Это будет цепная реакция, в результате которой Кольцо лопнет в самом слабом месте. Что в свою очередь приведет к следующим повреждениям, происходящим под действием центробежных сил. Не существует модели, которая предвидела бы все. Мы можем только догадываться, что давление во время распада разорвет стены на куски не больше, чем в несколько сот метров. Разумеется, в космос тогда вылетит вообще все.
— Почему, по вашему мнению, это хуже, чем целое, но нестабильное Кольцо? — спросил Адам.
— Кольцо как целостность теоретически можно выбить с орбиты и направить в безопасном направлении, например к Солнцу. Я на данный момент не знаю, как это сделать, но теоретически это возможно. С миллиардами обломков разной величины и формы этого не получится сделать. Если кольцо распадется, центробежные силы приведут к распылению остатков. Однако будущие орбиты отдельных его частей будут потенциально представлять опасность столкновения с орбитой Четок. Соответственно, будут угрожать всем Кольцам, а прежде всего тем, что находятся ближе всего. Варшава отделена от Мюнхена всего семью Кольцами. Весь этот космический мусорник будет изображением непреодолимого хаоса. Остатки будут сталкиваться между собой, соединяться или отталкиваться, летя в случайных направлениях. Эти обломки — это не только части конструкций, это также отдельные кирпичи, металлические шурупы или также песок и пыль. Кольца настолько массивны, что в расчет необходимо принимать их гравитацию. То есть мы окажемся в облаке обломков разной величины, которые станут непосредственной угрозой для солнечных панелей, то есть механической, и вместе с тем посредственной — будут закрывать и рассеивать свет. Этот рассеянный свет будет доходить до атмосферы Кольца через Барьер, который, как известно, пропускает инфракрасное излучение только в одну сторону. Производство электроэнергии упадет, а количество поглощенного тепла вырастет.
Профессор вздохнул. Какое-то время царило молчание.
— Что было причиной катастрофы? — наконец спросил Адам.
— Все указывает на взрыв Несолнца. Вспышка из самого центра Кольца пробилась даже за Барьер. Несколькими секундами позже он стал прозрачным и… дальше вы видели.
— Очевидно, для таких вопросов еще слишком рано, но я спрошу: нечто подобное может повториться в другом Кольце?
— И рано, и не рано. Я напомню, что на практике нам неизвестно, что такое Несолнце. Есть такие темы в новостях, которые исчезают до того, как успевают появиться. — Профессор почесал за ухом. — Я называю их общественными черными дырами. Люди упорно, даже болезненно этим не интересуются, как будто бы сама мысль об этом их огорчает.
— Спасибо, профессор. — Петр встал и протянул руку на прощание. — Это было очень поучительно.
— Вот об этом я и говорю. — Профессор Габрых не двинулся с места. — Я вспомнил об исследованиях Несолнца, и вы тут же решили закончить встречу.
Петр медленно опустил руку.
— У нас следующая встреча, — неуверенно пробубнил он.
Габрых покачал головой.
— Это не то. Вы чувствуете покалывание? Может, стеснение? Может, вам вдруг стало нудно? У этого разные симптомы, как только появляется такая черная дыра.
— Болезненное отсутствие интереса, — повторил Адам. — Возможно, но у нас правда следующий гость.
Профессор грустно улыбнулся и кивнул. Он подошел к дверям, в которые входил худой, даже какой-то вялый сорокалетний мужчина с редкими волосами. Он производил впечатление алкоголика на реабилитации. Он не знал, что делать с руками. Боялся. Военная куртка давно нуждалась в замене.
Он не выглядел кем-то, кого стоило выслушать.
— Элиза Струминская элиминирована, — сообщил с порога Сильвестр.
— Но у тебя есть видео? — с надеждой в голосе спросил Велицкий.
Сильвестр вытер пот со лба. Он еще раньше сочинил что сказать, хотя в этом не было необходимости. Он мог сказать правду. Почти всю. Достаточно было не вспоминать, что коммуникатор Струминской остался на столике в кафе. И что он его перезагрузил.
— Не хватило нескольких минут.
— Почему ты не поспешил? — Велицкий сжал губы.
— Так… я же не знал, что произойдет.
— Но ты же знаешь, что на носу выборы! Найди мне, блять, быстро другой способ, чтобы избавиться от Крушевского. Это приоритет! — Мэр коснулся экрана и начал просматривать рапорты. — В котором часу конкретно ее элиминировали?
Сильвестра бросило в жар. На встречу с Элизой он опоздал на полчаса.
Запиликал коммуникатор мэра. Это случалось не часто, потому что немного людей имели возможность отправлять ТС прямо мэру, но и они знали, что этим нельзя злоупотреблять. Большинство дел решали его подчиненные, в том числе и Сильвестр. Велицкий посмотрел на коммуникатор и сразу же потерял интерес к рапортам.
— Кто это сделал?! — спросил он в экран коммуникатора. — Кто, еб твою мать, это сделал?!
Сильвестр оторопел. На всякий случай он молчал, тихо надеясь, что речь не о нем и Элизе.
Велицкий взмахом руки перекинул картинку на один из экранов на стене. Фото представляло виллу с выжженными окнами на первом этаже. Не было части отделки и половины стен, а двор был усыпан разбитой мебелью и кусками тел.
— Крушевский мертв. — Велицкий вытер лицо ладонью. — Остался только Здонек… Все эти видео Струминской в задницу… Охренеть!
Сильвестр не мог поверить в то, что видел. Как это возможно?
— Такие вещи не случаются… вообще.
— А теперь случаются. — Велицкий ткнул пальцем в грудь секретаря. — Он не должен был умереть. Он должен был опозориться и уйти! Теперь все подумают, что это мои проделки. К счастью, туда не пускают журналистов.
— Мы не скроем пропажу кандидата в мэры, — заметил Сильвестр.
— Я знаю! Отправляйся туда, — сказал он медленно. — Сделай все, чтобы это не выглядело как убийство. Придумай что-нибудь. Я не знаю… скажи, что он конструировал бомбу, и она взорвалась прямо ему в харю! Убеди журналистов. Потом будем разбираться.
— Я боюсь, что в этом вопросе нельзя полагаться на PR-агентства. Они уже по делу Мюнхена…
— Сделай хоть что-нибудь! — закричал мэр. — Сейчас же!
Им не нужно было представляться. Он знал, что сидящий на диване лысый мускулистый красавчик — это Адам, а тот, с зачесанными назад черными волосами, — Петр. Он сдерживался, чтобы не узнать больше информации о них, но все равно непроизвольно узнал, что у них очень низкие ПО.
Харпад старался создавать впечатление уверенного в себе и мог только надеяться, что у него получается.
— Выпьете виски? — спросил Петр.
Харпад сглотнул.
— Благодарю, но мне сегодня нужно решить пару важных дел. И на трезвую голову это лучше получится.
— Вы — нюхач.
— У меня небольшой перерыв в оказании услуг. Семейные дела.
— Речь не идет об услугах. Речь идет о судьбе Кольца Варшава и, вероятно, о судьбе всего человечества.
— Серьезное дело. — Харпад кивнул. — Тем не менее, последнее время для меня в приоритете семейные дела.
— Одно с другим связано. Мы можем помочь друг другу.
— Вы представляете… Дело? — Харпад сунул руки в карманы. Главным образом потому, что не знал, куда их деть. — Что вообще означает Дело?
— Об этом через минуту. — Петр поправил волосы. — Вы знаете о наноID, правда ведь? Мы исследовали его, насколько возможно. Идентификация — это вторичная вещь. Первичным был мониторинг состояния здоровья носителя и пересылка этих данных в медицинские учреждения. Когда-то давно. Нынешнее использование появилось благодаря имплементации новой функции в существующую систему.
— Соул участвовал в этих исследованиях? — спросил Харпад. — Он говорил мне кое-что другое о наноID.
— Мы — не общественная организация, которая должна быть прозрачной. — Петр пожал плечами. — Мы работаем на Дело. Мы — подполье. Может, этого не видно, но мы не пользуемся военными чинами, у нас нет командиров. Нет принуждения и присяг на верность. Если вам нужен эскиз иерархии, он опирается на уровень проинформированности. Поздравляю, вы только что получили повышение.
Харпад не знал, что сказать, потому промолчал.
— Мы установили, — вел дальше Петр, — что наноID присылает в систему большое количество данных, но среди них нет данных о состоянии здоровья. А даже если и есть, то их никто не анализирует. Если было бы иначе, сахарный диабет и тромбоз выявляли бы на гораздо более ранних этапах. Но этого не происходит. Вы знаете почему?
— Может… — Харпад искал объяснение. — Может, речь идет об ограниченной пропускной способности внутрикольцевой связи?
Петр покачал головой.
— А почему мы общаемся с помощью ТС? — спросил он. — Почему нельзя просто позвонить и поговорить, увидеться?
— Не знаю. — Харпад пожал плечами. — ТС — это текстовое сообщение, максимум пара килобайтов. Это ничто по сравнению с записью голоса или картинки. Пропускная способность… Да ну, оно бы сразу забилось.
— Пропускная способность каналов связи достаточная. Во время каждой реконфигурации g.A.I.a. количество пересылаемых данных возрастает минимум в тысячи раз на несколько часов, и никто этого даже не замечает. Для системы обременительна не трансмиссия, а анализ и обработка. Потому лишние данные отбрасываются.
Харпад почувствовал знакомые мурашки на спине, но не отошел. Он пытался сложить в голове простые пазлы, и совсем немного оставалось, чтобы…
— Текстовыми сообщениями проще манипулировать, чем аудио и видео, — выдавил он из себя. — Изменить содержание ТС очень просто. Я отправляю сообщение, а адресат получает его в измененной форме. В похожей, но слегка измененной. Только… зачем это?
— А почему данные о состоянии здоровья не интересуют g.A.I.a.? — ответил вопросом на вопрос Петр.