Стеклянные двери камеры со скрежетом открылись. Вырванный из нервного полусна, он тут же поднялся на ноги. Охранник в зеркальном шлеме указал ему на двери в конце коридора. Нюхач пошел вдоль серой стены, слыша за спиной его шаги. Они прошли мимо одних дверей, вторых. Третьи были открыты. Охранник схватил его за локоть и толкнул внутрь.
— О каких проблемах с программным обеспечением идет речь?! — рявкнул Харпад. — Этим занимается автосервис.
Вместо ответа — звук захлопнувшейся двери. Он оказался в сером помещении три на три метра. Посредине стоял стол с закругленными углами и два стула, половину одной из стен занимало зеркало, точно венецианское. Из ламп, скрытых в щелях потолка, падал тусклый свет. Не успел он сесть, как двери снова открылись. Вошла полицейская — комбинезон не смог скрыть анатомические особенности. Жестом она указала ему на стул, зеркальный шлем качнулся. Она подождала, пока Харпад сядет, и сделала то же самое.
— Я жду пять часов, — начал он. — Без связи с миром.
— Мне жаль. Способ сопровождения вас сюда от нас не зависит.
— То есть речь идет не о программном обеспечении, — он старался не показывать волнение. Мысленно повторял, что полиция не занимается делами Надзора. — Тогда в чем дело? Зачем вы продержали меня столько времени за решеткой?
— У нас есть к вам просьба.
— В таком случае вы чертовски плохо начали, ребята, — он пытался казаться крутым. — Я расстался с женой. Она разрешила мне видеться с дочерью раз в две недели, и сегодня была одна из этих встреч. Вы думаете, она обрадовалась, когда ребенка привезла полиция?
— Сотрудничество с нами, безусловно, поможет вам во время предполагаемого рассмотрения дела в суде.
— Да, это будет просто великолепно! — он встал и стал ходить взад-вперед вдоль стены. — Отца заперли в камере за неисправность противоаварийной системы, при этом он чуть не убил собственную дочь, а теперь хочет получить над ней опеку. Суд точно будет в восторге! К тому же он и так автоматически предоставляет матери опеку над ребенком, не так ли?
Полицейская спокойно ждала, пока он остановится, и парировала его тираду одной фразой:
— Ребенок ехал спереди.
Харпад поджал губы.
— Ну так выпишите мне штраф.
— Сядьте, — она указала на стул. Он неохотно подчинился. — Если вам не нравится слово «просьба», могу заменить его на «предложение». Мы знаем, чем вы занимаетесь.
— Я уже месяц как безработный.
— Я имею в виду то, чем вы действительно занимаетесь. На протяжении десяти лет. Вы считываете показатель Потенциальной Опасности из базы данных g.A.I.a.
— Это не незаконно. Настолько же легально, насколько ясновидение, лозоискательство и сраная хиромантия!
— Прошу не выражаться. Это не незаконно, если выставляются счета и платятся налоги. Вы можете доказать, что получили эти деньги законно? Каким образом вы оплачиваете абонемент на машину?
— Вам не хватает людей, — Харпад нахмурился, — поэтому передо мной сидит злой и добрый полицейский в одном лице. К чему этот разговор?
— Это конфиденциально. Разговор останется между нами.
Харпад посмотрел в сторону. В углу под потолком была маленькая черная кнопка. Камера. Одна из камер. Разумеется, передача изображения шла прямиком в сеть g.A.I.a.
Полицейская проследила за его взглядом.
— Сломана.
— Неужели?
Она пожала плечами.
— Мы подготовились, господин Харповский. То, о чем мы будем сейчас с вами говорить, должно остаться между нами.
— Нами?
Полицейская подняла руки к шлему. На мгновение заколебалась, но все-таки сняла его. Каштановые волосы рассыпались по плечам. Она была симпатичная, даже очень — симметричное лицо, зеленые глаза, слегка вздернутый нос. Ей было не больше тридцати. Он вытащил из кармана портсигар и зажигалку. Заметил, что не хватает перочинного ножика — его забрали вместе с коммуникатором.
— Тут можно курить?
— Нет.
Он прикурил и с удовольствием затянулся фиалковым дымом. Хотя на самом деле ему не так уж и хотелось курить. Выждал минуту.
— Я весь внимание.
— Ничего противозаконного, — заверила она его. — Так что с этим проблем не будет.
Именно с этим и будут проблемы, подумал он. Это как заглянуть в собственную задницу. Ни одна статья не запрещает этого, но все равно не получается. Или никто этого не пережил, чтобы рассказать, как все было.
— И ничего не попадет в дело?
— Нет никакого дела. Не останется никаких следов нашего сотрудничества.
— Тогда как мне это поможет в суде?
— Не все решается… по официальным каналам. Полиция сотрудничает с судами.
— То есть узнает кто-то еще.
Она посмотрела на него без профессионального превосходства, не зная, что ответить.
— Если у вас есть ко мне какое-то предложение, то сначала прекратите врать. — Он продолжал играть в крутого, хотя давалось это все тяжелее. — Или, по крайней мере, врите, но хорошо.
— Вы что-то слишком уверенно себя чувствуете, — заметила полицейская. — Мы можем держать вас тут двое суток. Этого времени хватит, чтобы получить ордер и осмотреть вашу квартиру. Тогда вам явно будет не до подобных ответов.
— И вырастет мой УС.
— УС?
— Уровень стервозности. Со мной будет намного труднее договориться. Вы и так уже испортили то, что для меня важно. — Он замолчал, чтобы не сказать «очень важно».
Харпад посмотрел на венецианское зеркало напротив дверей. Похоже, он им действительно нужен, иначе зачем весь этот спектакль. Это осознание давало ему преимущество в переговорах.
— Мне действительно жаль. — Полицейская смотрела на него таким взглядом, словно и правда так было. — Это полиция, а не спецслужбы. Мы работаем по-другому. Предложение, которое мы хотим вам сделать, требует сохранения секретности.
— Допустим, я готов рассмотреть это предложение. Конечно же, в обмен на гарантии спокойного существования, с сохранением моего нынешнего образа жизни. Я хочу видеться с дочерью. Но сначала я должен знать, в чем дело.
Она кивнула.
— Вы познакомитесь с одним человеком. Он расскажет вам столько, сколько вам стоит знать, чтобы дать согласие на сотрудничество.
— Хорошо. — Он развел руками. — У меня есть время. Я никуда не тороплюсь.
— Он… не может прийти сюда.
— О, так мне не придется провести в камере еще сорок три часа? — спросил он. — О’кей, и где он?
— В тюрьме.
Они ехали по городу маленькой, немаркированной Симкой[4]. Машину вел автопилот, который полицейская включила сразу же, как они выехали. Девушка сменила одежду на гражданскую: обтягивающие белые брюки, белая водолазка и короткая коричневая куртка из синтетической кожи. Она молчала; Харпад чувствовал ее напряжение.
— Было бы легче разговаривать, если бы я знал ваше имя, — сказал он, нарушая тишину.
— Но мы не разговариваем.
Ну да. Он достал сигарету. Передумал и посмотрел в окно. Приближался вечер. Несолнце, стоящее в зените, тускнело. Симка сбавила скорость и влилась в пробку на мосту Грота. Теперь их обгоняли даже велосипедисты, ехавшие по пешеходной дорожке, выступающей на несколько метров за край моста. Они бы сэкономили двадцать минут, если бы не очередной ремонт Северного моста. Стресс постепенно отступал, уступая место сонливости. В таком темпе они доберутся до Бялоленки[5] через час. Он закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья, положив голову на подголовник. Шум кондиционера и десятка машин вокруг потихоньку стихал. Вместо сна пришел транс. Это иногда случалось, как будто мозг дал неточную команду. Харпад не прерывал транс, предпочитая подождать, пока он постепенно перейдет в сон. Это было даже приятно — как лежание в гамаке, как состояние невесомости. Ему снилась полицейская в кресле рядом.
Он проснулся от толчка. Рассеянно огляделся вокруг, припоминая минувшие события. Небольшая Симка, типично городской транспорт, плохо переносила неровности дорожного покрытия. Они миновали жилые дома Нового Бродна, остатки старого леса, окруженного горами нелегальных мусорных свалок и несколькими десятками подозрительных мастерских. Они свернули на длинную аллею, в конце которой находились тюремные ворота. Девушка переписывалась по коммуникатору.
Автопилот остановил машину в пятидесяти метрах от ворот, на островке с автоматом для пропусков, и опустил окно. Из автомата высунулся шар, размером с кулак, на эластичной трубке и заглянул внутрь салона. Он замер перед лицом девушки, затем перед Харпадом. Сканирование ID-чипа. Далее шар обследовал салон и вернулся в автомат. Блокировку сняли, и автопилот направил машину к воротам. Тяжелые створки начали раздвигаться.
— Никогда не был в тюрьме, — сказал нюхач.
Юдита посмотрела на него с выражением, говорившим, что это еще может измениться. Харпаду стало не по себе. Откуда он знает ее имя?! Ведь она не представлялась… Или все-таки успела сказать? У него не было времени поразмыслить — автомобиль уже заехал на небольшою парковку.
Ворота с грохотом закрылись. Электрические затворы задвинулись, и погасли предупреждающие оранжевые огоньки, до этого непрерывно мигавшие. От внешнего мира их отделяла сейчас восьмиметровая стена с автоматической снайперской системой. Платформы для охранников были пусты. Главная аллея шла прямо до самого горизонта, где виднелось черное сияние. Там начинался Барьер, так что стена была совершенно ненужной.
Несолнце едва светило из-за Облака, придавая ему вид клубка ваты со спрятанной внутри красной лампочкой.
— Вы идете?
Он повернулся. Юдита стояла у входа для посетителей и держала ладонь на сканере стеклянных дверей. Они вошли в просторный холл с бетонными, нештукатуренными стенами. Невольный брутализм архитектуры. Они остановились перед толстой светящейся линией, нарисованной на полу в метре от турникета из бронированного стекла. Снова сканирование сетчатки. Стеклянный турникет открылся. Только когда они вошли, появился первый человек. Охранник предпенсионного возраста кивнул им и повел по лабиринту однотипных коридоров и стеклянных турникетов.