Харпад уже должен был ответить, когда к нему подошла медсестра с этой внушающей ужас рукавицей. Девушка молча помогла ему натянуть латекс с теплой жидкостью на руку. Было в этом что-то не только противное, но и глубоко неправильное. К счастью, достаточно было только этой рукавицы — для подтверждения ID достаточно было приложить ладонь одной руки к сенсору. Хоть зачем-то пригодился «Глазок», который дали Восемь Один.
Еще несколько пластырей, закрепляющих латекс ниже локтя, и все было готово.
Коммуникатор запиликал, когда пришло ТС. Харпад взял его в руку и замер. Сначала он не знал, что происходит — показывались чужие данные. Он понял, что рукавица работает.
— Пойду я. Не хочу подвергать вас опасности. — Харпад встал. — Спасибо.
— Простите, что не подам вам руки, — профессор тоже встал и похлопал его по плечу. — Удачи. Возвращайтесь поскорее. С дочерью.
Медсестра послала ему лишь молчаливую улыбку.
— Девяносто два, — сказал Харпад напоследок. — Наш разговор стоил вам одного пункта.
Тридцать пятый этаж жилого дома на Мокотове — не лучшее место для испытания нового ингалятора. Или, скорее, нового нано с одной четко описанной функцией, которая не служила для ослабления кашля. Моника прочитала ТС от Харпада и не почувствовала ничего. Этот смешной невротический и асексуальный мешок с костями в куртке, которую она сама постирала для него, как последняя идиотка, собирался поддаться Элиминации, чтобы найти дочь. Дебил! Иди с богом, у тебя и так нет шансов на успех.
Она все еще держала ингалятор в руке. Зачем его вообще использовать? Зачем она согласилась на это? Чтобы почувствовать хоть что-то? Лучше уж упасть с перрона метро и сломать себе руку. Боль — тоже чувство.
Дерьмо. Везде дерьмо. Этот придурок не может даже сунуть собственные портки в стиралку. А секс с ним — это реабилитация инвалида!
Пусть это все исчезнет! Как можно скорее.
Она сунула в рот кончик ингалятора и нажала кнопку.
Он стоял на тротуаре перед кафе и старался выглядеть естественно. Плохо получалось. Он невольно искал глазами фургон, который изменит цвет на оранжевый. Прохожие проходили мимо него, для них этот день был таким же, как остальные. Несолнце палило из-за тонкого с этой стороны Облака. Лужи после дождя, который закончился несколько минут назад, уже испарялись.
«Для Павла, любви всей моей жи/зни». Он закурил, и только это немного помогло. Он выпустил фиалковый дым и расслабился. Смотрел в небо, на улицу, на людей. Ждал.
Постоянно пытался тянуться за сигаретой правой рукой и с отвращением ее опускал. Жидкость разливалась по сети мелких каналов, как будто внутри была губка. Насколько натуральной выглядела искусственная кожа, настолько же она напоминала при прикосновении старую тапку.
К счастью, элиминаторы не здороваются за руку.
Возбужденные гормонами клетки крови быстро метаболизируются при температуре человеческого тела. У него был час, максимум полтора, прежде чем лишенные питания и кислорода наноID Совы начнут отключаться.
Большой экран на стене небоскреба показывал анимацию района с медленно клубящимся дымом. А может, это просто вид сверху на кружку с кофе, в которую кто-то наливал молоко? Картинка вызывала интерес прохожих, но не Харпада. Его не интересовала реклама кофе. Конечно, он нервничал, но это скорее была подкрепленная адреналином возбужденность, что он, наконец, что-то делает, вместо того чтобы вечно планировать. Очевидно, он был единственным человеком в Кольце Варшава, который переживал, что Элиминация за ним не приедет. А такое могло быть. Он стоял уже пятнадцать минут, и ничего. Сова скрывался пять лет, g.A.I.a. могла закрыть дело. Что тогда? Ведь он не сможет найти кого-то, кто стоит на пороге Элиминации и согласится отдать четверть литра крови…
Они зашли сзади. Прежде чем он сориентировался, окружили его со всех сторон, блокировали возможности побега. Его рассудка еще хватило на то, чтобы поднять правую руку, не то в жесте защиты, не то удивления. Этого было достаточно, чтобы сканер прочел его ID с рукавички.
— Элиминатор Семь Три, — прогудел ближайший к нему офицер. — Именем мэра Варшавы я задерживаю вас в превентивных целях. Ваши права будут зачитаны вам после подтверждения легальности процедуры задержания.
Значит, так это выглядит.
Оранжевая Ныса стояла в двадцати метрах. Люди обходили ее стороной, ведомые инстинктивным страхом.
Двое элиминаторов схватили его под локти и толкнули в сторону машины. Что сделать, чтобы ситуация выглядела правдоподобной? Вырываться? Протестовать, что это ошибка? Обещать, что он изменится и станет честным гражданином? Нет, тогда они бы надели на него наручники, а главное — не повредить рукавичку. Она должна была выполнить свое задание еще раз, возле терминала выхода.
Иоахим Велицкий выглядел так, будто из него выбили весь воздух. Бледный, он сидел в кресле в темном кабинете и всматривался в экраны. Все показывали одно и то же — разными были только логотипы в верхних правых углах и надписи на бегущей строке. Он даже не старался их читать. Правительственные каналы сначала притворялись, что ничего не происходит, но вскоре это потеряло всякий смысл, потому что о Кольце Мюнхен говорили и писали абсолютно все.
Коммуникатор мэра запиликал. А потом стал пикать постоянно. Сообщения приходили все быстрее, пока их звук не слился в одно цифровое пиликанье.
Полотняный мешок на голове не пропускал свет, но Харпад и так знал, где он. Он ведь видел весь маршрут глазами Восемь Один. Бетонный коридор с мигающими лампочками и двери с круглыми окнами в конце. Он приближался к ним, прикованный к коляске, в сопровождении шагов четырех элиминаторов. Они были с жертвой до самого конца. Сейчас они пройдут двери, пост и шлюз, а потом повернут вправо, в еще один коридор, а из него — выйдут к терминалу. От знаний о том, что происходит, когда закрываются двери терминала, его отделяло несколько минут.
Прошипели доводчики дверей с круглыми окнами. За ними они свернули влево, не вправо. Может, там другие терминалы? В конце концов, он видел только одну Элиминацию.
Открылись еще одни двери, на этот раз обычные, как в офисе. По изменению акустики он понял, что помещение небольшое. Коляска остановилась, а шаги отдалились. Дверь с тихим скрипом петель закрылась, оставляя Харпада в тишине. Но он был не один. Это удивительно — как всего пятнадцать минут в полной темноте могут обострить слух. Под чьим-то ботинком, может в трех метрах от него, немного слева раскрошился цемент или крошка засохшего хлеба. Комнату явно использовали нечасто. И здесь точно не было терминала выхода.
— Можно попросить снять мешок? — сказал Харпад. — Все, что я увижу, и так унесу с собой в могилу.
Шаги приблизились, и нюхача ослепил свет. Он зажмурился. Лампа на потолке была неяркой, поэтому он быстро заметил силуэт в экранированном шлеме — это был не элиминатор.
— Что делает полицейский в штаб-квартире Элиминации?
Полицейский оперся об стол, на котором лежали картонные коробки. Помещение было техскладом с несколькими стеллажами и стопками коробок.
— Мы сотрудничаем, — высокий, худой, не старше тридцати лет. — У меня к вам пара вопросов.
— Я отвечаю, как свидетель или обвиняемый?
— Не нервничайте. Это только пара вопросов.
— От действий закона я буду освобожден только после Элиминации. Она еще не наступила.
— Можете написать жалобу. Рассмотрим в течение четырнадцати дней.
— Вы мне угрожаете? — хмыкнул Харпад. — Меня через секунду элиминируют, а ты мне угрожаешь? Выпишешь штраф?
Полицейский подошел ближе и посмотрел на заключенного сверху. Это была самая удобная позиция для переговоров, особенно когда руки прикованы к подлокотникам коляски.
— Как тебе удалось прожить пять лет в укрытии?
— Я выехал за город.
Он ожидал, что его ударят, но этого не произошло. Возможно, у полицейского был какой-то договор с элиминаторами. Возможно, им платили за состояние здоровья элиминируемых. Только зачем, если элиминация — это конец?
— Попробуем по-другому? — Полицейский сел на стол. — Мы можем договориться.
В роли хорошего полицейского он чувствовал себя гораздо увереннее.
— Мне интересно твое предложение. — Харпад следил за тем, чтобы не оказывать собеседнику и капли уважения. — Что ты можешь мне предложить на ближайшие пятнадцать минут?
— Двадцать четыре часа. Это максимальный срок доставки объекта с момента получения задания. Ты знал? Это значит, что мы можем посвятить друг другу целые сутки.
Харпад онемел. Он не знал, не блефует ли тот. Хуже того — полицейский мог заметить его реакцию.
— Они ждут. — Нюхач показал на дверь.
— Так спешишь в «мусоропровод»?
— Ты в любом случае не можешь меня освободить. Я хочу побыстрее со всем закончить.
Он почувствовал тепло на правой ноге. Посмотрел вниз и замер. Кровь. Не его — Совы. Она скапывала с запястья на штанину. Что случилось? Что-то разорвало деликатный материал рукавички? Ранение, а точнее ранка, была небольшой, но это ведь не настоящая кожа. Она не остановится, латекс же не срастается.
— Я читал твое дело, — спокойно вел дальше полицейский. — У тебя не было конфликтов с законом. Почему ты исчез?
— Это кажется очевидным. Чтобы не попасть сюда.
— Как ты исчез?
— Глубоко под землей никого нельзя отследить. — Харпад пробовал прижать раненое место к подлокотнику, но это не помогло.
— Врешь. Прекрасно можно. Где ты был?
Харпад посмотрел на двери. Он слышал приглушенные разговоры за ними и шарканье обуви. Минимальное движение головы выдало полицейского. У него вовсе не было суток на допрос. За какую-то услугу или в рамках неофициального сотрудничества между спецслужбами он выторговал пару минут. Элиминаторы спешили. Мыслями они были уже в столовой, и каждая минута ожидания увеличивала спешку. Одновременно с этим каждая капля крови, вытекающая из рукавички, уменьшала шансы на успех миссии. Это было похоже на игру с нулевой суммой.