Зачем на капоте Триумфа этот треугольный рельеф, имитирующий деление на двигатель и передние крылья со времен первых авто? Привычка к старой эстетике; ненужное с практической точки зрения, но все же применяемое. Не удалось построить ничего нового, не полагаясь на старое. Это как очередной этап возводящегося столетьями костела. Если отбросишь фундамент — останешься ни с чем. Все, что ты делаешь, все творчество — это только модификация, а не создание с нуля.
Следующий этап технологического развития, даже если он означал прорыв, это все равно сохранение старой номенклатуры и архитектуры. Первые автомобили выглядели как кареты, в которые кто-то забыл запрячь коней, а в невидимом невооруженным глазом мире кварков[10] быстро вошли в обиход такие термины, как соблазнительный, высокий или прекрасный. Только потому, чтобы не стартовать с нуля, не утратить почву под ногами.
Даже если g.A.I.a. в ходе своей эволюции забыла о людях как о своих создателях, то сохранила скелет, данный ей людьми по банальной причине: изменить его стоит бóльших усилий, чем смириться с ним. Нельзя изменить стандарт, лежащий в основе всей структуры, не нарушая ее саму. Благодаря этому человеческий мозг может соединяться с базой данных g.A.I.a., получать ответы на вопросы, чему служит пребывание в этих камерах.
Харпад получил ответ. Это чистилище.
Он ходил туда-сюда по камере. То садился, то ложился, то вставал. Это ожидание сводило его с ума. Он должен был провести тут двое суток. Это долго. Слишком долго. Марыся сейчас где-то там, недалеко, но скоро они могут ее забрать или… Он не знал, что происходит потом. Могло быть и так, что после истечения часов, дней, недель в этих камерах наступает физическая казнь.
Окончательная Элиминация.
Нет, он не мог ждать эти сорок девять часов, пока его заберут… куда-то. Нет, поправка! Не он должен проводить тут двое суток, только Сова. Его единственным идентификатором было наноID, которое сейчас лежало в нескольких метрах дальше по коридору. Может, выкидывать рукавичку было ошибкой? Может, сейчас он не существовал для системы? Нет, это ничего не изменило. НаноID в крови Совы и так не продержалось бы столько времени. Оно не действовало уже во время процедуры верификации, там, наверху.
Он посмотрел на свои ладони, едва видимые в полумраке. Перед «мусоропроводом» он приложил левую ладонь к сканеру, и его определили как Сову. А это могло означать, что он может выдать себя за кого угодно. Например, за того семнадцатилетнего парня из камеры рядом. Только как? Как это работает?
В его голове промелькнул еще один вопрос: что случится с человеком, если он заберет у него личность? Он сам удивился своим сомнениям — еще неделю назад он об этом даже не думал. Неважно. Пять часов — это слишком долго.
— Это ничего не даст, — прозвучало со стороны. — Лучше лежать и ждать.
Харпад попытался потрясти решетку. Лежать и ждать можно в удобной кровати на тридцать пятом этаже своего дома. Он сжал прутья, словно надеялся, что согнет эту толстую, в два сантиметра, сталь. В мгновение ока он понял, как работает вся система тысячи камер. Только триста пятьдесят две сейчас были заняты. Открывать и закрывать их так же легко, как почесать за ухом. Раздался металлический щелчок, и все осознание сложной системы расплылось, как потерянная мысль, которая безвозвратно убегает перед сном, оставляя после себя только туманное воспоминание.
Тяжелая решетка почти беззвучно отодвинулась в сторону. Харпаду стало жарко. Это только иллюзия, кровь начала быстрее бежать по венам, ладони нагрелись.
— Что вы делаете?
— Выхожу.
— Подождите, — зашелестели волосы бороды. — Вы еще молоды, возьмите это.
Харпад понял, что Эмиль что-то держит в вытянутой руке. Трехсотлетний рисунок ребенка.
— Я не знаю, когда меня отсюда выпустят, — протянул Эмиль. — Два раза в жизни я уже это перерисовал, не доживу до третьего. Через семь лет вы должны перерисовать его.
— Вы можете идти со мной, — невольно вырвалось у Харпада.
— Лучше лежать и ждать.
Он хотел спрятать рисунок в карман, но сообразил, что в комбинезоне их нет. Тогда он засунул его под манжету и вышел в коридор. Несмотря на темноту, он знал куда идти.
— Удачи, — услышал он.
Не знал, что на это ответить. Задвинул решетку и осторожно нырнул в темноту.
Он дошел до широкого поперечного коридора, которого не заметил — лишь ощутил на лице движение воздуха.
— Эй! — донеслось из темноты. — Псс!
— Тш-ш, — прошипел Харпад.
— Открой мою камеру, — попросил кто-то.
— Я не умею.
— У меня дети. Я забочусь о них. Что с ними будет?
— Я правда не умею.
— А свою как открыл? — невидимый человек говорил уже абсолютно громко. — Ты врешь!
Харпад не был уверен, правда это или нет. Возможно, если бы он сосредоточился, то смог бы открыть и эти камеры. Только как отреагирует на это робот-охранник?
— Не могу, — прошептал он. — Я должен выбраться отсюда по-тихому.
Минуту он раздумывал, не попробовать ли разблокировать замок. Но если он освободит этого человека, то почему не кого-то еще? А если еще кого-то, то почему не следующих десять, почему не всех? Если он откроет все решетки, то может позабыть о поисках Марыси.
— Открывай, не то пожалеешь!
— Тише ты… — Нюхач поднял руку в невидимом для заключенного жесте.
— Они всегда приезжают, если создавать шум. Открывай! — Он начал дергать решетку. — Эти клещи заберут тебя!
Кто-то пытался его успокоить. Но это ничего не дало.
— Открывай сраные решетки! Открывай, ублюдок!
Харпад непроизвольно отступил на несколько шагов. Все сомнения как рукой сняло. Выпустить кого-то такого? Сбежать с непредсказуемым идиотом — последнее, что ему сейчас нужно.
В соседних камерах царило оживление.
— Мою тоже открой… — раздался шепот с другой стороны.
— Я тут по ошибке. Я ничего не сделал.
— У меня дети…
— Умоляю…
Профили элиминированных навалились на него внезапно. Он знал их имена, семьи, всю историю существования, все плохие поступки, знал, когда отсюда выйдут. Всё в лавине данных, обрушившихся на его разум. Он знал об Элизе Струминской и Яцеке Липняже, который проведет тут долгих три недели. Он закрыл глаза и отступил назад, пока не ударился спиной в стену. У него перехватило дыхание, он зашатался и сел. Боль прогнала цифровое видение. Остался холодный пот и учащенное дыхание.
Заключенные замолчали, но не из-за него. По широкому коридору приближался источник света. Харпад встал, шурша пальцами по стене. Убегать не было смысла. Он уже видел гусеницы и стальные руки. И круглый тусклый прожектор на корпусе. В его слабом свете из тени выхватывались следующие коридоры с рядами решетчатых камер. Бледные лица отступали в темноту. Излишне, робот уже выбрал свою цель.
Харпад прижался спиной к стене, ожидая неминуемого. Робот повернул в его сторону и… проехал мимо, не обращая на него внимания. Он приблизился к камере с крикуном и просунул между прутьями манипулятор.
— Я же ничего не сделал. — Мужчина поднял руки, сдаваясь. — Я уже перестал! Это он виноват! Он! Я ничего не…
Крик утонул в треске голубых искр. Беспомощное тело упало на пол. Воцарилась тишина.
Харпад стоял, прижавшись спиной к стене. Он не мог сдержать дрожь.
Робот высунул манипулятор, развернулся на месте, хрустя бетонной крошкой под гусеницами, и двинулся обратно. Нюхач восстановил дыхание и отодвинулся от стены. У него дрожали ноги, и он ощущал холод, хотя температура не опустилась ни на градус. А это не слишком нагло — следовать за роботом? Не испытывает ли он судьбу? Робот уходил именно в ту сторону, в которую намеревался отправиться и Харпад. Если для робота он невидим, то может его использовать, чтобы пройти через следующие двери, если они там есть. А они точно там есть.
Он заставил себя идти за машиной, на границе слабого света, что отражался от стен. Никто не пытался его остановить. Никто даже не пискнул.
Харпад шел за роботом. Он не мог избавиться от ощущения, что только невероятное стечение обстоятельств приводило к тому, что его до сих пор не заметили. Он прошел следующее разветвление коридоров, вдоль которых по обеим сторонам тянулись камеры. Если кто-то и наблюдал оттуда за ними, то старался держаться в тени.
Робот погасил прожектор и дальше двигался в темноте. Единственным определяющим фактором направления и расстояния оставался шум двигателя и хруст гусениц. Наконец робот остановился, повернулся на девяносто градусов и задом заехал в нишу в стене. Щелкнули контакты. Зарядная станция.
Харпад притормозил. И что теперь? Пространство наполнялось все тем же монотонным, несущимся отовсюду звуком работающих машин за стеной.
Он сделал несколько шагов и замер перед роботом. В полумраке виднелся массивный корпус машины со встроенным прожектором и головой с объективами. Смотрел ли он на человека?
Что я вытворяю?
Открыто выступил против g.A.I.a. Только что сбежал из камеры, а теперь стоит перед сенсорами оптоэлектронного охранника, который должен по идее за ним следить.
Возможно, беглец был таким же несущественным, как муравей, наступивший на манжету философа, отдыхающего на Мокотовском поле? Мыслитель слишком устал и ленив, чтобы пошевелить рукой и избавиться от жалкого насекомого. А может, он анализирует такие важные, такие возвышенные мысли, что букашка его не волнует?
Он услышал хруст, но робот не шевелился. Харпад скорее почувствовал, чем увидел, как что-то приближается к нему с правой стороны. Звук гусениц затих, и его ослепил прожектор. Второй робот! Он ушел с дороги, и только тогда робот двинулся дальше. Он проехал мимо человека, не обращая на него внимания. Значит, их больше. Они тут как личинки пчел в улье. Заряжают аккумуляторы или просто ждут, пока понадобятся. Нюхач не знал, сколько их. В отражаемом свете он увидел несколько десятков идентичных роботов и парочку пустых ниш.