— Вар-ша-ва!!! Вар-ша-ва!!!
Чья-то рука схватила ее за шиворот и потянула вниз. Не со злости — просто ее шея стала чьей-то опорой. Она упала под ноги толпы. Ботинок ударил ее по щеке, закружилась голова. Не специально. Она почувствовала на губах сладко-соленый вкус крови.
— Вар-ша-ва!!!
В густоте двигающихся ног она увидела пучок кабелей, который окутывал вертикальные трубы на толстой решетке. Она поднялась на локтях и коленях, и поползла в том направлении.
Через него проходила энергия. В определенной степени он мог ею управлять, но не чувствовал былого удовлетворения. Он был словно медиум, используемый неизвестной силой. Была ли это g.A.I.a., сидящая в серверах еще глубже, чем Межуровень? Нематериальный монстр, которого хотело уничтожить Дело? Он позволил ему пройти все это, дойти сюда, и теперь, в шаге от цели, играется с ним?
Харпад убрал руку с холодной поверхности панели, оперся головой о металл. Толпа за ним не переставала скандировать.
Именно это хотели сделать участники Дела. Выключить чудовище. Взорвать сервера g.A.I.a. А может, именно это они и сделали несколько часов назад? Может, выслали кого-то еще. Ведь прошло целых семь лет. Они могли выслать сюда много сумасшедших, мотивированных, как и Харпад. Ими манипулировали так, что они сами захотели сюда спуститься. Забирали у них детей или промывали мозги. Может, кому-то удалось уничтожить сервера g.A.I.a. — и вот последствия: ничего не работает.
Нет. Фабрики остановились, когда он перекодировал людей. Они отошли от конвейеров, потому все остановилось. Он закрыл глаза — g.A.I.a. все еще была здесь, показывала у него под веками тысячи профилей-галактик. Никто ничего не уничтожил.
Тогда почему шлюз не хотел открываться? Он им это обещал. Обещал небо, пространство, свет, тишину. Обещал свободу, обещал ночи и дни, чистый воздух, дождь, холодный ветер и теплые дни. Обещал Варшаву.
Не он обещал. Обещало что-то его губами, он даже не помнил слов. Но они услышали это от него.
Обманутая толпа напирала, и даже усилия стоящих ближе всего охранников не могли уже ее сдерживать.
Харпад закрыл глаза и вошел в черные внутренности. Он пролетел над десятками, сотнями тысяч, миллионами профилей, чтобы добраться до сердца g.A.I.a. Он не хотел ее уничтожать, в конце концов, он не сумел бы этого сделать. Он хотел просто изменить ее, перекодировать. Принудить ее к перемирию, к изменению правил и хотя бы к открытию шлюза. Это он мог. Верил, что получится, если только сможет добраться до самого центра. Он летел все глубже и глубже, пролетал миллионы профилей, за которыми проносились еще миллионы. Хаотичная, размытая сеть без внутренней архитектуры, даже без узлов. Без центральной точки.
Он поднимался вверх, нырял вниз, уходил в сторону, во все стороны одновременно. Он оказался вне и вместе с тем окутывал все это. Кольцо Варшава, рядом Кольцо Краков, Познань, Вроцлав, Гданьск, Берлин, Мюнхен, Париж, Лондон, Нью-Йорк, Шанхай, Токио, Киншаса, Каир, Лагос, Бенгалуру, Кейптаун и другие. Он видел их все вместе. Дальше не было ничего. Только темнота.
Центральной точки не существовало.
Вы не отключите сервера g.A.I.a., потому что их не существует. Все происходит в голове. В ваших головах! g.A.I.a. кружит в ваших венах, идиоты! Эта всеобъемлющая и деспотическая гиперпревентивность сидит в нас самих, и больше нигде. Это вирус, который врос в наши тела и сознание. Вы не сможете избавиться от него. Не поможет никакой диализ, никакие яды, никакая кодировка.
Все больше данных, все быстрее трансфер.
Он все понял. Он зашел так далеко, что уже не мог вернуться.
Ему некуда было возвращаться.
VII
На темной поверхности со светлыми точками завис белый круг. Серые и белые клубы дыма замедлились и перемешались. Движимые центробежной силой, они направлялись к внешним краям, оставляя внутри темноту. Посередине появилась точка, острая, как игла, светлая, как сердце звезды. Она превратилась в круг, запульсировала и стала матовой.
Тишина сливалась с грустью. Марыся полусидела-полулежала, втиснутая между трубами. Рассечение на скуле щипало под засохшей кровью, но она не обращала на это внимания. Она чувствовала большую потерю, хотя она не могла описать, что именно у нее забрали.
Зов, который вел их всех, пропал. Люди уже не шли вперед, только кружились вокруг, пытались отдаляться от толпы. И не могли, потому что все равно оказывались внутри нее, создавали ее своими же телами.
А потом послышался гул. Все происходило как в замедленной съемке. Знакомый гул, знакомый шум, знакомые звуки. Фабрики запустились, межуровневая машинерия разгонялась заново. Зов фабрик пересилил Зов Проводника.
Прошло немного времени, наверное, четверть цикла, прежде чем толпа разошлась настолько, что ее уже нельзя было назвать толпой. Между лежащими телами кружили крысопсы. Те, кто был жив, пытались их отогнать. Это не очень помогало.
Угрозы уже не было, но Марыся не могла найти в себе силы выйти из убежища. Куда ей идти? Возвращение казалось каким-то абстрактным, неправильным. Какое-то внутреннее убеждение делало дорогу домой отвратительной. Это уже не был ее дом. Последний цикл все изменил. Она еще не знала, что сделает, но знала, что не вернется. Она узнала в этом нежелании Зов. Проводника уже не было, но его Зов, хоть и слабо, но все еще ощущался.
Она наконец вышла из убежища и, пошатываясь, пошла на Зов. Она чувствовала почти физическое давление, какого раньше никогда не ощущала. Это был ее первый настоящий Зов. Тот, которому нельзя воспротивиться.
Она шла среди людей. Она не знала, как много их тут было. Они уже не толпились, казались потерянными и медленно двигались в ту же сторону, что и она. Она шла между обездвиженными телами. Зов отключал сочувствие, редуцировал ее до участи пассажира в собственном теле. На краю сознания она видела цифры, бегущие между всеми этими людьми. Она ступала прямо по телам, по массе, в которую превратились останки возле шлюза.
Когда сознание вернулось к ней, Марыся стояла возле Стыка. Врата все еще были закрыты, а панель едва светилась холодным светом. За ее спиной выстраивались люди. Ей не нужно было оборачиваться — она и так знала, что они смотрят на нее. Все ждали ее. Ждали того, что она сделает. Она боялась обернуться и встретиться с ними взглядом.
Закрыла глаза. Черные внутренности и люди словно облака световых точек, а каждая точка — это клубок цифр. Ее не удивляло то, что она видит. Не удивляло, что может здесь двигаться и находить нужную информацию. Она знала, что ей нужно, оно таилось в миллионе цифр. От галактик профилей оторвались световые точки и сложились в узор, она его понимала. Он насчитывал миллионы элементов, а ей достаточно было доли секунды, чтобы понять его и овладеть им.
Она открыла глаза и прикоснулась к панели.
Врата застонали и с шипением восстанавливающего давления раздвинулись в стороны. Марыся медленно вошла. Шлюз выглядел как тот, что она знала раньше, но в нем было что-то другое. Тут иначе пахло, было тише и холоднее. Марыся не чувствовала Зов, но знала, чтó должна делать. Она вошла в шлюз, вместе с ней вошло сто человек, а может даже больше. Столько, сколько могло поместиться без давки.
Врата за их спинами закрылись, а спустя мгновение открылись другие, перед ними. Марыся пошла вперед, возглавляя маленькую группу, ведя ее по коридору, полному пустых ниш. Она шла медленно, чтобы остальные группы, которые выходили из шлюза, не потеряли их из виду. Ей не нужно было больше ничего делать. Всё делали цифры, которые должны пройти Стык. И они пройдут его. Так же работают и остальные шлюзы Кольца Варшава.
Она знала дорогу по остальным коридорам и проходам. Она вела молчаливую человеческую массу в лучший мир.
Оранжево-серое небо закрывали облака пыли и пепла, которые поднимал ветер. Варшава не выглядела так, как она сохранилась в скудных воспоминаниях Марины. Не было ни голубого неба, ни стеклянных домов, ни людей, прогуливающихся по широким тротуарам. Здесь вообще не было людей. Не было тротуаров и домов. Куда хватало глаз, были только горы мусора, скрученные и затопленные руины, погнутые, неостывшие еще металлические элементы. А над всем этим, словно ястребы, парили останки неизвестно чего. Останки города.
Города руин.
Следующие группы выходили из терминала. Люди оглядывались ошарашенными взглядами только что пробужденных от долгого сна. Они не знали, чтó видят. Не знали ничего, кроме Межуровня. Они беспокойно поднимали головы, над которыми не хватало темноты. Они съеживались, лишенные Структуры, которая придавала пространству ограничение. Вместо гула машин здесь они слышали только шум горячего ветра.
Те немногие, кто еще помнил старый мир, падали на колени, поднимали в руках камни, перемолотые неизвестной силой, и плакали. Некоторые садились и закрывали лицо руками. Другие кричали и угрожали кому-то несуществующему.
Марысе хватило сил только на то, чтобы найти укромное место, лечь там и закрыть глаза.
Цифры окончательно усыпили ее.
Ее разбудил свет. Закрытое дымом Несолнце и так светило слишком ярко для тех, кто бóльшую часть жизни провел в полутьме. Вокруг двигались какие-то фигуры. Большинство еще вчера разошлись в поисках… чего-то.
Мусора было меньше или только так казалось? Небо точно стало чище, а воздух холоднее. Из отдаленного на двести метров терминала все еще выходили люди.
Ей пришло в голову: не вернуться ли вниз?
И тогда она увидела нечто, прогнавшее остальные мысли из головы. За поломанными стальными кранами стояло что-то, от чьего вида она почувствовала боль в желудке. Раньше она не помнила о голоде и жажде, а теперь оба отозвались с удвоенной силой. Она подошла к предмету величиной с большой холодильник. Пищевой компилятор. Причем не тот, что внизу, с водой и кашей. Выбор блюд был огромен, хотя их названия немного ей говорили.