«Новое преступление. На перроне станции Капсостара на полпреда СССР произведено покушение. Полпред убит».
Лаконические строки пронеслись по всему миру, вызывая яростное возмущение рабочего класса и тайное злорадство его врагов.
Вызов был сделан. И в ответ громкоговорители на всех фабриках, заводах, по всему СССР передавали речь пред-совнаркома:
«Нас провоцируют на войну.
Что ж — мы готовы для обороны.
Но знаем, что война — это уничтожение миллионов людей, фабрикация инвалидов и калек.
Фабрикантам инвалидов не удастся вызвать войну народов.
Будущая война — война классов, война гражданская».
Клукс, подъезжавший к Харькову, еще не знал об убийстве полпреда. Увлеченный флиртом со своей случайной спутницей, он на время позволил себе забыть о цели своей поездки, об агентах, ожидающих его приказаний, даже о подстерегающих его опасностях. Сейчас самое важное и интересное — влажный блеск серых глаз Кати (так называлась незнакомка), белые зубы, сверкающие при улыбке, случайное прикосновение к ее руке. Иногда в нем снова всплывало подозрение; он начинал присматриваться к ней внимательнее, переводил разговор на темы, которые заставили бы ее проговориться, но Катя, по-видимому, так искренне не интересовалась ими и обнаружила такое простодушное незнание во всем, что касалось революции, что Клукс гнал от себя подозрения. Невольная близость, возникающая от долгого пребывания наедине в тесном купе, сильно подвинула вперед их знакомство. Они уже называли друг друга по имени. Клукс уже разрешал себе иногда, как бы в увлечении беседой, наклоняться близко к Кате, заглядывать ей в глаза, брать ее за руку. Катя отнимала свою руку, но, по-видимому, ей не было неприятно.
Только раз, когда Клукс, доставая что-то из своего чемодана, случайно оглянулся на Катю, то увидел, что она с брезгливой гримасой вытирает платком свою руку, которую он только что держал в своих руках. Заметив его взгляд, Катя по-прежнему брезгливо, но уже улыбаясь, пожаловалась на пыль, из-за которой в вагоне ни к чему притронуться нельзя. Клукс галантно предложил ей одеколон, которым она охотно вытерла руки.
Поезд подошел к Харькову.
Помогая Кате сойти с площадки вагона, Клукс почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянувшись, увидел устремленную на него пару внимательных глаз человека в военной форме.
Этот взгляд вернул Клукса к действительности и заставил его вспомнить, где он. На мгновение смутившись, он неуверенными пальцами нащупал документы в кармане, но сейчас же взял себя в руки и, продолжая болтать с Катей, направился к выходу. Человек в форме, казалось, не нашел в нем ничего интересного и прошел к хвосту поезда, рассматривая идущую навстречу публику.
«Пронесло!» — подумал с облегчением Арчибальд.
— Ну, вот и приехали, — сказала Катя, останавливаясь у выхода на вокзал. — Я, право, очень рада, что встретилась с вами. Мы так мило провели с вами время.
— Я не менее вашего рад. Как было бы хорошо, если бы наше знакомство, так славно начатое, продолжалось и дальше. Может, разрешите встретиться с вами в более удобной и уютной обстановке?
— Я не прочь, — скользнула по нему взглядом Катя и отвела глаза в сторону, — давайте встретимся в ресторане гостиницы «Красной».
— В девять часов. Вас устраивает?
— Я приду, — просто ответила Катя.
Клукс на прощанье поцеловал Кате руку и сел на дрожки.
— В «Асторию», — громко сказал он, чтобы быть услышанным стоявшей вокруг публикой. Но по дороге, по-видимому, передумал и велел извозчику везти в «Спартак».
Извозчик помчался во весь карьер, обгоняя громадные толпы людей, спешивших к ВУЦИК’у на демонстрацию протеста против убийства полпреда. В воздухе колебались знамена, лозунги, фанерные рабочие били по цилиндрам фанерных Чемберленов, надписи на плакатах требовали защиты советских представителей от убийц.
Арчибальд Клукс понял, что произошло что-то необычное, остановил извозчика, купил экстренный выпуск и, сидя в экипаже, пробежал глазами по заголовкам телеграмм. Он не мог удержаться от торжествующей улыбки, но тут же подумал, глядя на бесконечный поток возмущенных людей: «Надо поскорее кончать и уносить ноги, а то здесь может стать жарко».
Этот Союз, с каждым его шагом в глубь страны, подносил все новые сюрпризы. Эта демонстрация, залившая улицы, была внушительна как количеством людей, так и единодушием, железной сплоченностью рабочих, служащих, интеллигентов, подростков и взрослых, женщин и мужчин, подавляла своим величием, своей внутренней силой, своим стремлением разделить свой протест с представителями власти и партии.
Всю дорогу до гостиницы Клукс ехал сосредоточенный и угрюмый, и снова около рта легли упрямые складки воли.
Это был снова Арчибальд Клукс, секретный сотрудник штаба республики Капсостар.
Заняв номер в гостинице, Арчибальд Клукс переоделся в свой наиболее скромный костюм, позвонил и обратился к вошедшему номерному.
— Скажите, кто здесь хороший портной?
— Могу порекомендовать отличного, только что приехавшего из Америки, он замечательно шьет.
— Нет, укажите мне лучше местного, который бы недорого взял.
— Тогда вам лучше всего обратиться к Левину. Живет он на Москалевке, № 25.
— Спасибо.
Когда номерной вышел, Арчибальд пошел к телефону и вызвал друг за другом целый ряд номеров и каждому говорил только одно:
— Алло! В двенадцать часов, Москалевка, двадцать пять, портной Левин.
В двенадцать часов в мастерскую портного Левина, жившего со старухой-матерью, раздался звонок.
— Здесь живет портной Левин?
— Пожалуйста, одну минуточку. — И, пропуская в комнату, служившую и столовой, и спальней, и мастерской, портной закричал: — Мама, приберите ради бога ваши бебехи. Сколько разов говорил я вам, так нет же — всё на своем, всё на своем.
— Да вы не беспокойтесь.
— Какое там беспокойство, помилуйте. Садитесь, — и ударом руки освободила стул, сбрасывая прямо на пол ворох газет и выкроек.
Новый звонок.
— Мамаша, отворите, звонят. Чем могу служить? — обратился Левин к первому, но в комнату вошло еще два человека, и он растерялся.
Левин засуетился. За всю свою трудовую жизнь он не видел за один раз столько заказчиков. А третий звонок заставил его схватиться за голову.
— Пожалуйте, пожалуйте.
Вошел Клукс. Все четверо быстро переглянулись.
— Вы уж извините, придется немного обождать, — торопливо надевая на нос очки, сказал Левин и с деловым видом взял растрепанную книгу заказов.
— Мне нужен серый костюм, — сказал первый.
— Какой прикажете — однобортный или двубортный? Теперь, знаете, более носят однобортные.
— Который помоднее.
И в то время, когда Левин снимал мерку с первого заказчика, Арчибальд с остальными, устроившись на продырявленном диване, рассматривал журнал.
— Какой прекрасный фасон! Надо усилить работу.
— По какой линии? Мне этот фасон больше нравится.
— Наполнить прессу паническими сведениями об изобретениях… Какой элегантный пиджак!.. Лучи смерти, газы, воздушные эскадрильи…
— Будет сделано. Лучше по этому фасону.
— А вы остановитесь на дипломате… Лучший фасон. В ближайшие же дни покушение.
— Хорошо.
— Ой, извините, гражданин, я сейчас, сейчас. Мамаша, молоко кипит. Не слышит мамаша. — И Левин, подбежав к примусу, снял молоко.
— Остальные — помогать, — сказал Клукс, — связь здесь… Через день примерка. — И быстро встал.
— Я не могу больше ждать, вы меня извините. Может быть, вы имеете готовый костюм?
— Как же, конечно, имею, как раз на вашу фигуру, — засуетился портной и, вытащив костюм из шкафа, любовно огладил пиджак. — Прямо вылитый будет сидеть, извольте одеть. — И портной торопливо примерил серый пиджак, одергивая, оглаживая и отбегая, чтобы полюбоваться.
— Такой материал — золото! Восемьдесят рублей, — и тут же спохватился: «Ой, кажется, продешевил», видя, что Клукс, не торгуясь, отсчитывает деньги. Но сейчас же себя утешил: «Ничего, будет заказчиком, по всему видно».
И, низко кланяясь, проводил до выходных дверей щедрого, но довольно странного покупателя.
Глава IXЕСЛИ ПРИГЛАШАЮТ, НУЖНО ИДТИ
У Клукса был хлопотливый день. После Левина он имел совещание в кабинете директоров Русугля, где его посещение произвело на солидных инженеров не меньшее впечатление, чем на простодушного портного. Но этот визит обошелся ему дороже, и он вышел оттуда с значительно облегченным портфелем.
Потом Клукс случайно встретился с безукоризненно одетым человеком, который за несколько минут до того вышел из автомобиля с флажком иностранного государства. Они провели с полчаса в отдельном кабинете ресторана и, обменявшись пакетами, учтиво распрощались.
В городском парке снова случайная встреча с человеком в штатской одежде, но с загаром и выправкой военного. На этот раз в портфеле Клукса опять стало меньше на две пачки денег, но зато прибавился еще один пакет.
Потом интимный разговор в кофейне за чашкой шоколада с элегантной женщиной, которая с легкомысленным видом, часто улыбаясь, вполголоса рассказывала об аэропланах, морских судах и других совсем не легкомысленных вещах. И снова из портфеля Клукса в изящную сумочку женщины незаметно переселилась пачка денег.
Но без четверти девять Клукс уже сидел за столиком в ресторане гостиницы «Красной» и, посматривая на двери, ждал Катю.
А вот и она. Клукс одним взглядом издали оценил ее стройную фигуру в скромном, но изящном платье. Поднялся, поспешил ей навстречу.
— Вот и вы! Вы удивительно аккуратны для женщины.
— Добавьте, Генрих, когда она спешит на интересное свиданье.
— Разве вы так думаете… о нашей встрече?
— Не сомневаюсь. Я оценила вас с первого взгляда.
— Вы просто очаровательны.
Было шумно, почти все столики были заняты. Громкий разговор и взрывы смеха иногда заглушали оркестр.
Катя и Клукс прошли через залу и сели за дальний столик, стоявший у окна.