— Прямо сейчас, оно ноль к нулю.
— Мы можем попробовать пластиковый пакет из-под сэндвичей.
Морелли хмыкнул:
— Ты смерти моей хочешь.
— Временное умопомешательство.
Ухмылка стала шире.
— Я так не думаю. Ты меня давно хотела. Ты так и не смогла пережить, что я тебя лапал, когда тебе было шесть.
Я почувствовала, как у меня открылся рот, и мгновенно захлопнула его, наклонилась вперед и сжала руки в кулаки, чтобы не стукнуть его.
— Ты такой мерзавец!
— Я знаю, — согласился Морелли. — Это в генах. Хорошо, что я такой очаровашка.
Морелли можно назвать по-всякому. Но только не очаровашкой. Кокер-спаниели — очаровательные. Детские сандалики — очаровательные. Морелли — не очаровательный. Морелли может бросить взгляд на воду, и она закипит. Очаровательный — слишком мягкое определение для описания Морелли.
Он потянулся и подергал меня за волосы.
— Я сбегал бы в магазин, но догадываюсь, что твоя дверь будет закрыта, когда вернусь.
— Очень возможно.
— Ладно, тогда, полагаю, остается только одно.
Я вся подобралась.
Глава 4
Морелли протопал в гостиную, устроился на диване и взял пульт.
— Мы можем посмотреть бейсбол. Сегодня играют «Янки». У тебя припасено какое-нибудь мороженое?
Целых шестьдесят секунд мне потребовалось, чтобы обрести снова голос:
— Малиновое эскимо.
— Идеально.
Меня заменили на малиновое эскимо, и при этом Морелли совсем не выглядел несчастным. Мне же, с другой стороны, хотелось что-нибудь расколошматить. Морелли был прав… я слишком его хотела. Возможно, и насчет занавесок он прав тоже, только мне не хотелось останавливаться на этих занавесках. Похоть я еще могу представить, но при любой мысли об отношениях с Морелли кровь стыла в моих жилах.
Я вручила ему мороженое, а сама уселась в мягкое кресло, не доверяя себе, и не стала делить с ним диван, почти испугавшись, что наброшусь на его ногу, как собака в течке.
Примерно в девять тридцать я начала поглядывать на часы. Думала я о ключе под крыльцом миссис Новики и размышляла, как бы мне его достать. Можно было бы позаимствовать грабли у родителей. Потом я могла бы удлинить ручку чем-нибудь. Наверно, придется использовать фонарик, и надо действовать быстро, поскольку на свет слетится народ. Если я подожду до двух ночи, шансы, что меня кто-нибудь увидит, существенно уменьшатся. С другой стороны, луч фонарика в два ночи более подозрителен, чем свет фонарика в десять вечера.
— Ладно, — подал голос Морелли. — Что происходит? Почему ты то и дело смотришь на часы?
Я зевнула и потянулась:
— Уже поздно.
— Только девять тридцать.
— Я рано ложусь.
Морелли зацокал языком.
— Тебе не стоит врать копу.
— У меня срочные дела.
— Что за дела?
— Так, ничего особенного. Просто… дела.
Тут раздался стук в дверь, и мы разом повернули головы.
Морелли изучающе взглянул на меня.
— Кого-то ждешь?
— Наверно, это миссис Бестлер с третьего этажа. Иногда она забывает, где живет.
Я приложила глаз к дверному глазку.
— Не-а. Это не миссис Бестлер.
У миссис Бестлер сроду не водилось копны огненных волос а-ля Сиротка Энни. Миссис Бестлер не утягивается в облегающую черную кожу. И у миссис Бестлер нет груди в форме рожков с мороженным.
Я повернулась к Морелли:
— Полагаю, бесполезно просить тебя подождать минуту или две в спальне…
— Ни в коем случае, — подтвердил Морелли. — Ни за что не пропущу это зрелище.
Я откинула засов и открыла дверь.
— Даже не знаю, почему взялся за это дело, — произнес Салли. — Похоже, засосали меня с головой эти приключения охотников за головами.
— Погоня в горячей крови, — поддакнула я.
— Ага. Точно. Гребаная погоня.
Он вручил мне банку.
— Я вернулся и забрал ключ. Позаимствовал швабру с длинной ручкой. Записку-то я расшифровал, но не пойму, что к чему.
— Поблизости не болтался народ, не интересовался, чем ты занимался?
— Когда так выглядишь, никто даже не спрашивает. Они все, как дерьмо, счастливы, что я не танцую в обнимку с Дядюшкой Фредом[13] на их газоне перед домом. Он задрал подбородок на долю дюйма и бросил оценивающий взгляд на Морелли.
— Кто это?
— Это Джо Морелли. Он уже уходит.
— И вовсе нет, — возмутился Морелли.
Салли выступил вперед:
— Если она говорит, что ты уходишь, значит, ты уходишь.
Морелли качнулся на каблуках и ухмыльнулся:
— Ты что ли меня заставишь?
— Думаешь, не смогу?
— Думаю, кто-то должен помочь тебе подобрать лифчик. В этом году носят покруглее.
Салли опустил взгляд на свои рожки для мороженого.
— Они — моя торговая марка. Эти малышки приносят мне гребаную удачу.
Он поднял взгляд и заехал кулаком Морелли под дых.
— Уф, — выдохнул Морелли. Потом сузил глаза и нанес ответный удар Салли.
— Нет! — завопила я, прыгнув между ними.
И нарвалась на драку врукопашную. Мне заехали в подбородок, и я свалилась, как куль с песком. Оба мужика остановились и кинулись меня поднимать.
— Назад, — завопила я, отпихивая их прочь. — Даже не вздумайте ко мне прикасаться. Мне не нужна помощь от двух инфантильных идиотов.
— Он оскорбил мои груди, — оправдывался Салли.
— Вот что случается, когда имеешь груди, — заорала я. — Люди постоянно оскорбляют их. Придется привыкнуть.
Джо сверлил взглядом Салли.
— Кто ты? И что это за банка?
Салли протянул руку:
— Салли Суит.
Джо ответил рукопожатием:
— Джо Морелли.
Минуту или две они так стояли, и я видела, как на щеки Салли наползает красная краска. А на шее Морелли проступают жилы. При этом руки они не размыкали, а тела их неподвижно напряглись. Эти идиоты мерялись силой.
— Ну, все, хватит, — заявила я. — Я тащу пистолет. Победитель получит пулю.
Взгляды мужчин обратились ко мне.
— На самом деле, мне надо бежать, — спохватился Салли. — У меня концертушка на побережье вечером, и меня ждет в машине Сахарок.
— Он музыкант, — пояснила я Морелли.
Морелли отступил на шаг.
— Всегда счастлив познакомиться с друзьями Стефани.
— Ага, — подтвердил Салли, — и к моему гребаному удовольствию.
Морелли ухмыльнулся, когда я заперла дверь.
— Ты меня никогда не разочаровываешь, — заметил он.
— Что значил сей армрестлинг?
— Мы просто забавлялись.
Он сверлил взглядом банку.
— Расскажи мне об этом.
— Максин Новики оставляет ключи для Эдди Кунца. В некотором роде охота в качестве жестокой мести типа «поди, покопайся в отбросах». Ключи всегда зашифрованы. И тут в дело вступает Салли. Он спец по взламыванию шифров.
Я открыла банку, вытащила бумажку и прочла записку. «Наше местечко. Среда, три часа».
— У них есть местечко, — произнес Морелли. — Настраивают меня на романтический лад. Может, мне все же стоит быстро сгонять в аптеку.
— Предположим, ты уже пошел в аптеку. Как много ты купил бы? Купил бы один? Или месячный запас? Ты купил бы целый ящик?
— Черт возьми, — сказал Морелли. — Это же как с занавесками, да?
— Просто хочу уточнить правила.
— Как насчет того, чтобы жить сегодняшним днем?
— Жить сегодняшним днем — хорошо, — согласилась я. Полагаю.
— Так, если я сбегаю в аптеку, ты пустишь меня обратно?
— Нет. Я не в настроении.
На самом-то деле, я вдруг почувствовала черт знает какую злость. И ни с того ни с сего в голове вдруг всплыл образ Терри Гилман.
Морелли игриво провел пальцем по моему подбородку.
— Спорим, я мог бы исправить тебе настроение.
Я скрестила руки на груди и, сощурив глаза, взглянула на него.
— Я так не думаю.
— Хммм, — произнес Морелли, — а может, и нет.
Он потянулся, а потом прогулялся в кухню и забрал пейджер с холодильника.
— Ты в плохом настроении, потому что я не собираюсь давать обязательств любить.
— Вовсе нет! Я абсолютно не желаю никаких любовных обязательств!
— Ты такая милашечка, когда врешь.
Я рукой указала на дверь:
— Вон!
На следующее утро я могла бы позвонить Эдди Кунцу и пересказать ему новейшее послание, но мне захотелось переговорить с ним с глазу на глаз. Квартиру Максин Новики обыскивали, нанесли увечья двум имеющим к ней отношение людям. Я думала, что некто желал найти ее не из-за любовных писем, а ради чего-то иного. И, возможно, этот некто являлся Эдди Кунцем.
Кунц мыл машину, когда я подъехала. На бордюре у него стояло стерео, а он слушал «shock jock» радио.[14] Увидев меня, он прекратил работу и вырубил радио.
— Ты нашла ее?
Я дала ему записку с расшифрованным текстом.
— Я нашла еще одно послание.
Он прочел записку и издал возглас досады.
— Наше местечко, — повторил он. — И что это должно значить?
— Ты не в курсе, что у вас есть местечко?
— У нас было много местечек. И откуда мне знать, о каком местечке она говорит?
— Подумай над этим.
Эдди Кунц уставился на меня, и, думаю, я уловила даже намек на то, как скрепят шестеренки в его башке.
— Наверно, она говорит о скамейке, — произнес он. — Первое время, как мы встречались, она сиживала на скамейке и смотрела на воду. И всегда говорила об этой скамейке, типа она вроде храма или чего-то подобного.
— Образно.
Кунц развел руками:
— Женщины, что тут скажешь.
У бордюра остановился «Линкольн Таун-кар». Темно-синий экстерьер, тонированные окна, длиной в полквартала.
— Тетя Бетти и дядя Лео, — пояснил Эдди.
— Большая машина.
— Ага. Иногда я одалживаю ее, чтобы подзаработать несколько лишних баксов.
Я не совсем поняла, имел ли он в виду, что возит людей или что переезжает их.
— В твоем заявлении в полиции написано, что ты повар, но, как погляжу, ты большей частью сидишь дома.