— Я могу повидаться с Бентхоллом?
Мэдоуз колебался.
— Да… Думаю, это можно устроить. Вы ведь дружите с Министерством внутренних дел, не так ли?
Судя по всему, так и было, поскольку еще не наступил полдень, когда Леон Гонзалес уже направлялся к Уилфордской тюрьме, к тому же (что его особенно радовало) он был один.
Уилфордская тюрьма — небольшое исправительное учреждение, где содержатся осужденные на продолжительные сроки заключенные спокойного нрава, знакомые с книгопечатанием и переплетным делом. В Англии есть несколько «профессиональных» тюрем, в которых заключенные могут заниматься тем или иным ремеслом: Мейдстонская — тюрьма «печатная», а, скажем, Шептон-Маллетская — «красильная».
Старший тюремный надзиратель с сожалением рассказал Леону, что их скоро закрывают, а заключенных переводят в Мейдстон.
— У нас тут много людей содержится. Все смирные, хлопот никаких, да и к ним отношение особое. С дисциплиной проблем уже несколько лет не было. Если я скажу, что на ночь мы оставляем всего одного дежурного офицера, может, вы поймете, насколько тут спокойно.
— Кто дежурил прошлой ночью? — спросил Леон. Столь неожиданный вопрос, похоже, удивил старшего надзирателя.
— Мистер Беннет, — сказал он. — Кстати, он сегодня заболел. Приступ мигрени. Странно, что вы спросили: я только что был у него, и мы как раз разговаривали о том человеке, с которым вы хотите встретиться. Бедняга Беннет валяется в постели с жуткой головной болью.
— Я могу встретиться с начальником тюрьмы? — спросил Леон.
Старший надзиратель покачал головой.
— Он поехал в Дувр провожать мисс Фолиан. Это его дочь. Она уезжает на континент.
— Мисс Гвенда Фолиан? — уточнил Леон и, когда надзиратель кивнул, спросил: — Это та леди, которая училась на врача?
— Она и есть врач, — ответил тюремный работник. — Да вот хотя бы тот же Бентхолл! Если бы не она, он бы умер от сердечного приступа, так что можно сказать, она ему жизнь спасла… Бентхолл работает дома у коменданта и, по-моему, готов правую руку отдать, чтобы услужить молодой леди. Среди заключенных встречаются и по-настоящему добрые люди!
Они стояли в главном тюремном коридоре. Леон окинул взглядом мрачные вереницы стальных балкончиков и маленьких дверей.
— Это, надо полагать, место ночного надзирателя? — Он указал на высокий стол в начале коридора. — А куда ведет эта дверь?
— К кабинету начальника тюрьмы.
— И мисс Гвенда частенько пользовалась этой дверью, чтобы принести охраннику чашку кофе и бутерброды, верно?
Главный надзиратель ответил уклончиво:
— Вообще-то это противоречит правилам. Так вы, значит, хотите поговорить с Бентхоллом?
— Не думаю, — негромко ответил он.
— В какой церкви мог петь на Рождество такой отъявленный негодяй, как Летеритт? — спросил Леон, когда рассказывал своим друзьям о том, чем закончилось это дело, и сам же ответил: — Только в тюремной. Наверняка наша мисс Браун там бывала, ведь ее отец, начальник тюрьмы, обязан посещать тюремную церковь. Слова «Летеритт уже собирался» означают, что его срок заканчивался и его должны были в скором времени освободить. Бедный Мэдоуз! Он лишился веры в дактилоскопическую систему из-за того, что выпущенный на свободу заключенный оказался человеком слова и отправился за письмами, которые не удалось добыть мне, пока усыпленный мистер Беннет спал у себя за столом, а мисс Гвенда Фолиан занимала его место!
Глава 10Бразильянка
Путешествие началось под проливным дождем, а заканчивалось в тумане. Над землей началась качка, что было довольно неприятно для пассажиров, страдающих воздушной болезнью. Когда Английский канал остался позади, пилот снизил высоту до двухсот футов.
А потом появился стюард и принялся перекрикивать гул моторов:
— Садиться будем в Лимпне… над Лондоном густой туман… в Лондон вас отвезут на автобусе…
Манфред наклонился к даме, сидевшей рядом с ним в соседнем ряду по другую сторону узкого прохода.
— Вам повезло, — сказал он, придав голосу такую громкость, чтобы никто, кроме нее, его не услышал.
Миссис Певерси подняла на лоб очки и смерила его холодным взглядом.
— Что, простите?
Вскоре после этого парижский самолет совершил идеальную посадку, и Манфред, сойдя по ступенькам, протянул руку, чтобы помочь спуститься очаровательной леди.
— Простите, так о чем вы говорили?
Стройная красивая молодая женщина ждала ответа с холодным высокомерием.
— Я говорил, что вам очень повезло, что мы приземлились здесь, — сказал Манфред. — Вас ведь зовут Кэтлин Зилинг, но вы больше известны, как «Кларо» Мэй. В Лондоне вас дожидаются двое детективов, которым очень хочется расспросить вас об одном жемчужном ожерелье, похищенном в Лондоне три месяца назад. К счастью, я хорошо знаю французский и перед самым нашим вылетом из Ле Бурже случайно услышал разговор двух господ из Súreté[66], обсуждавших ваше будущее.
Взгляд девушки уже не был надменным, но и заинтересованным не стал. Очевидно, внимательный взгляд на мужчину, сообщившего ей столь тревожную информацию, убедил ее в его искренности.
— Спасибо, — легкомысленным тоном произнесла она, — но меня это ничуть не тревожит. Эти двое — Фенникер и Эдмондс. Я пошлю им телеграмму, чтобы они зашли ко мне в гостиницу. Хоть по вам этого и не скажешь, но вы, наверное, стукач?
— Нет, уверяю вас, я не стукач, — улыбнулся Манфред.
Она посмотрела на него с некоторым интересом.
— Да и для фараона вы слишком искренни… Впрочем, мне беспокоиться не о чем, и все же спасибо.
Эти слова подразумевали, что разговаривать им больше не о чем, но Манфред не отступил.
— Если вы попадете в какую-нибудь неприятную историю, я буду рад помочь вам. — И он протянул женщине визитную карточку, на которую та даже не взглянула. — Ну, а если вам любопытно узнать, почему я решил заговорить с вами об этом, могу лишь сказать, что год назад один мой очень близкий друг едва не был убит на Монмартре, когда банда Фюре застала его врасплох, но, к счастью, вы пришли ему на помощь.
От удивления она вздрогнула и наконец опустила глаза на карточку.
— О! — несколько смутилась она. — Я не знала, что вы из этой компании… «Четверо благочестивых»? Мне от одного этого названия не по себе становится! Как его звали? Леон… Какая-то испанская фамилия…
— Гонзалес, — подсказал Манфред.
— Точно! — кивнула она.
Теперь уже взгляд ее был полон любопытства.
— Насчет того жемчуга беспокоиться, правда, нечего. А что касается вашего друга, то, скорее, это он спас меня. Он бы не ввязался в ту драку, если бы не выскочил из кабаре мне на помощь.
— Где вы намерены остановиться в Лондоне?
Она назвала адрес, но на этом их разговор прервался, потому что к ним подошел таможенный офицер. Больше Манфред ее не видел. В автобусе, отвозившем пассажиров в Лондон, ее не было.
По правде говоря, ему и не хотелось снова с ней встречаться. На тот разговор его подтолкнуло лишь любопытство и желание помочь той, кто однажды очень помог Леону Гонзалесу (это произошло сразу после того, как Леон столь блестяще распутал дело о лионских фальшивках).
Манфред преступникам не сочувствовал, но и не питал к ним отвращения. Он знал Мэй как крупную международную аферистку и чувствовал себя вполне спокойно, понимая, что в этой стране она будет находиться под заботливым присмотром английской полиции. Лишь в автобусе, по дороге в Лондон, он пожалел, что не спросил ее о Гарри, хотя скорее всего оказалось бы, что пути их никогда не пересекались.
Джордж Манфред, которого народная молва наградила лаврами главной движущей силы «Четверки благочестивых», за свою жизнь удалил двадцать три опухоли с тела общественности.
Война принесла ему и его товарищам прощение за преступления, ими совершенные и им приписываемые, но взамен власти взяли с них слово свято соблюдать букву и дух закона. И он ни разу не нарушил данного обещания, действуя как по собственному разумению, так и от имени своих компаньонов. Лишь один раз он пожалел об этой сделке, и случилось это, когда судьба свела его с Гарри Лексфилдом.
Гарри жил по ту сторону закона. Это был тридцатилетний высокий мужчина с располагающим, довольно красивым лицом. Женщины находили его очаровательным, в чем потом горько раскаивались, поскольку этот человек не знал жалости. Весьма положительные люди приглашали его в свои дома, ему даже удалось проникнуть в совет директоров одной очень известной уэст-эндской компании.
Впервые Манфред столкнулся с Гарри совершенно случайно, по причине до глупого тривиальной. Мистер Лексфилд снимал квартиру недалеко от Керзон-стрит. Однажды ночью Манфред, возвращаясь домой, увидел спорящих мужчину и женщину, стоящих на углу одного из домов. Мужчина говорил грубо, женщина — довольно робко. Он не стал останавливаться и прошел мимо, полагая, что это одна из тех ссор, на которые умному мужчине не следует обращать внимания, но, услышав звук удара и тихий вскрик, обернулся и увидел, что женщина лежит на земле рядом с решетчатой оградой дома. Манфред быстро вернулся.
— Это вы ударили женщину? — спросил он.
— Не твое собачье дело…
Манфред одним ударом сбил его с ног и перебросил через ограду. Когда он обернулся, женщины уже не было.
— Я мог убить его, — раскаивающимся голосом произнес Манфред, рассказывая об этом случае своим друзьям, и, надо сказать, Леону Гонзалесу был неприятен вид кающегося Манфреда.
— Но вы этого не сделали. Почему?
— Когда я увидел, как он встает на ноги, и понял, что ничего ему не сломал, поверите ли, я просто сбежал, — признался Манфред. — Нужно мне учиться сдерживать в себе эти импульсы. Наверное, годы берут свое, я уже не могу быстро принимать взвешенные решения.
Если Пуаккар знал все о самых грязных слоях общества, то Манфред был живой энциклопедией по жуликам и разного рода мошенникам, промышляющим среди обычных людей. Однако почему-то мистер Лексфилд был ему не известен. В скором времени Леон навел справки и кое-что выяснил.