Молча, с важным видом Леон достал бумажный фунт и вручил его старому сквалыге.
Вернувшись на Керзон-стрит, он поведал друзьям об этом небольшом происшествии.
— Держу пари, что мы с ним встретимся и в третий раз, — подытожил свой рассказ Леон. — Хоть это странно, но это произойдет, вот увидите. Когда-нибудь я напишу книгу о законах случайных совпадений. Материала у меня уже сейчас хоть отбавляй.
— Включите в нее это, — сказал Пуаккар и щелчком пальца подтолкнул к нему письмо, лежавшее на столе.
Леон разгладил листок и первым делом прочитал адрес отправителя (письмо отправлено из Оксфордшира). Потом он быстро повернул письмо и посмотрел на подпись: «Леонора Мэлэн».
— Работка как раз вам по душе, — сказал Манфред, который, улыбаясь, следил за его движениями.
Леон прочитал письмо.
«Господа!
Однажды вы приезжали в город к моему дядюшке. К сожалению, не так давно он умер. Не согласились бы вы встретиться со мной в среду утром по поводу оставленного им капитала? Я не думаю, что вы сможете мне помочь, но все же хочу попытаться».
Далее шла подпись: «Леонора Мэлэн» и постскриптум:
«Пожалуйста, не рассказывайте моему дяде Корнелиусу, что я вам писала».
Леон почесал подбородок.
— Леон и Леонора, — пробормотал Манфред. — Такому совпадению можно посвятить отдельную главу в вашем исследовании, вы не находите?
Ветреным дождливым утром в среду мисс Мэлэн прибыла на Керзон-стрит, но не одна, а в сопровождении молодого человека, которому суждено было стать четвертым и самым поразительным совпадением.
Тощий тридцатилетний мужчина с неправильными чертами лица и не знающими покоя глазами представился мистером Джоунсом, управляющим ее покойного дяди.
Леонора Мэлэн была поразительно красива. Это первое, о чем подумал Леон, увидев гостью, поскольку ожидал встретить угрюмую простоватую женщину. Возможно, причиной тому было ее имя — Леонора. Мэлэн была явно южноафриканкой. Об этом он догадался бы, даже если бы не встречался до этого с ее дядями и ему не была точно известна их национальность. Не удивительно, что, зная и Корнелиуса, и Руса, он был поражен, увидев стройную яркоглазую девушку с кожей нежной, как персик, и легким румянцем на щеках. Надо сказать, что он был даже рад, что опровержение его устоявшихся представлений о наследственности явилось в столь прелестном обличье.
Она прошла вместе с ним в маленькую гостиную, служившую одновременно приемным кабинетом благочестивых, и села в кресло, которое ей услужливо подвинул изображающий дворецкого Пуаккар, прежде чем выскользнул из комнаты, почтительно и бесшумно прикрыв за собой дверь.
Часто моргая, она посмотрела на Леона и улыбнулась.
— Вы ничем не сможете мне помочь, мистер Гонзалес, но мистер Джоунс считает, что мне непременно следовало повидаться с вами, — сказала она, бросив доверчивый взгляд на своего неприятного спутника, что очень не понравилось Гонзалесу. — Не самое многообещающее начало, верно? Вы, должно быть, удивитесь, зачем я в таком случае трачу на это время, но дело в том, что сейчас я хватаюсь за любую соломинку…
— Я — очень надежная соломинка, — рассмеялся Леон.
Тут подал голос мистер Джоунс, и голос этот оказался довольно грубым и хрипловатым.
— Дело вот в чем: Леонора должна унаследовать около восьмидесяти тысяч фунтов. Я знаю, что у старика были эти деньги перед смертью. Завещание с вами, Леонора?
Она быстро кивнула, вздохнула, приоткрыла крошечный ридикюль, привычным движением взялась за потертый серебряный коробок, но тут же отдернула руку и захлопнула сумочку. Леон взял со стола портсигар и протянул ей.
— Вы ведь знали моего дядю? — спросила она, беря сигарету. — Бедный дядя Рус, он так часто рассказывал о вас.
— Надо полагать, в самых нелестных выражениях, — предположил Леон.
Она кивнула.
— Да, вы ему не нравились. Он вас побаивался, ведь из-за вас он потерял деньги.
Рус Мэлэн фигурировал в одном из малоинтересных дел, которое как-то расследовал Леон. Рус и его брат Корнелиус в свое время были зажиточными фермерами в Южной Африке, пока на их земле не нашли золото. Они быстро разбогатели, переехали в Англию, выкупили две заброшенные фермы в Оксфордшире, где и обосновались. Из двух братьев именно Рус взял на воспитание дочь их умершей сестры, хотя каждый день он не переставал ворчать и жаловаться, во сколько это ему обходится, потому что, как и Корнелиус, был жутким скрягой и даже на себя не тратил лишнего фартинга. Тем не менее оба брата были ловкими спекулянтами. Порой слишком ловкими. Однажды их алчность вышла за пределы благоразумия, что и привело их в орбиту интересов Леона.
— Дядя Рус, — сказала девушка, — был совсем не таким плохим, как вы думаете. Да, он превращался в ужасного человека, когда речь заходила о деньгах или даже о еде, и жить с ним было довольно нелегко, но порой он был сама доброта, и, знаете, я чувствую себя настоящей свиньей из-за того, что мне приходится иметь дело с его грязными деньгами.
— Не думайте вы о нем! — нервно воскликнул Джоунс.
— Вы сомневаетесь, что его деньги заработаны честным путем? — спросил Леон, посмотрев на ее письмо.
— Я совсем запуталась, — покачала она головой.
— Покажите ему завещание, — нетерпеливо бросил Джоунс.
Она снова открыла сумочку и вынула из нее сложенный лист бумаги.
— Это копия.
Леон развернул лист. Это был написанный от руки короткий документ на бурском языке. Внизу был перевод на английский. В нескольких строчках покойный Рус Мэлэн завещал «всю свою собственность моей племяннице Леоноре Мэри Мэлэн».
— Все до последнего пенни, — не скрывая удовольствия, произнес Джоунс. — Мы с Леонорой задумали открыть свое дельце в Лондоне. Ее деньги и мои мозги. Понимаете?
Леон понимал все слишком хорошо.
— Когда он умер? — спросил он.
— Полгода назад, — погрустневшим голосом сказала Леонора, вспоминая о неприятном. — Вы, наверное, сочтете меня бессердечной, но я ведь не любила его, хотя иногда он мне казался забавным.
— А его имущество? — спросил Леон.
Она нахмурилась.
— Похоже, у него ничего, кроме фермы и старой мебели, не было. Оценщики говорят, все это добро стоит тысяч пять, но оно заложено на четыре тысячи. Закладная находится у дяди Корнелиуса. И все-таки Рус Мэлэн должен был быть очень богатым человеком. Он получал доход со своих владений в Южной Африке, и я своими глазами видела эти деньги. Они приходили каждый квартал и всегда наличными.
— Я могу пояснить насчет закладной, — вмешался Джоунс. — Эти два старых лиса обменялись закладными, чтобы обезопасить себя на случай, если власти попытались бы их взять за горло! Но могу вам сказать, мистер, деньги исчезли. Я сам перерыл весь дом. В углу подвала там есть встроенный сейф, мы его взломали, но и там не было ни пенни. Вообще эти Мэлэны — большие любители сейфов. У Корнелиуса тоже есть один, и я знаю, где он находится. Ему об этом не известно, но, клянусь Богом, если он захочет обмануть это дитя…
Заступничество мужчины, похоже, было не по душе девушке. «Видно, дружба у них несколько односторонняя», — отметил про себя Леон и решил, что открытие «своего дельца» было, скорее всего, идеей мистера Джоунса.
Джоунс сообщил ему одну важную новость. Ни у одного из братьев не было банковского счета. Несмотря на то что они много и с успехом спекулировали на бирже с южноафриканскими акциями, дивиденды им выплачивались наличными, за акции им платили тоже «живыми» деньгами, и наверняка все это они должны были получать через одного посредника.
— Оба этих старых мошенника отказывались платить налоги. До каких только грязных махинаций не опускались они, лишь бы не платить! Кстати, наверное, поэтому они и не доверяли банкам: считали, что банки докладывают правительству о делах их клиентов.
Леонора снова безнадежно покачала головой.
— Не думаю я, что вам удастся что-то сделать, мистер Гонзалес, я уже почти жалею, что написала вам. Все равно денег там нет, как и нет никаких записей о том, что они там были. Впрочем, меня это не слишком пугает, ведь я могу работать и сама зарабатывать. К счастью, я брала уроки печатания на машинке и на ферме у меня было много практики: я печатала почти все дядины письма.
— Когда он заболел в последний раз, Корнелиус был на ферме?
Она кивнула.
— Все время?
Еще один кивок.
— А уехал он…
— Сразу после смерти бедного дяди Руса. После этого я его не видела ни разу. Единственное сообщение, полученное мною от него, — письмо, в котором он написал, что мне нужно зарабатывать самой и не надеяться на него. Что же мне теперь делать?
Леон надолго задумался.
— Я буду с вами совершенно откровенна, мистер Гонзалес, — через какое-то время вновь заговорила она. — Я подозреваю, что дядя Корнелиус перед тем, как уехать, прибрал к рукам все деньги, какие были в доме. Мистер Джоунс тоже так думает.
— Думает?! Да я уверен в этом! — в крайнем возбуждении вскричал мужчина, его продолговатое, с острыми чертами лицо побагровело. — Я видел, как он выходил из подвала с большим саквояжем. Старый Рус всегда держал ключ от сейфа у себя под подушкой, а когда он умер, его там не оказалось! Я нашел его в кухне на каминной полке.
Когда мистер Джоунс и Леонора уходили, Леон сделал так, что девушка выходила последней.
— Кто этот Джоунс? — шепотом спросил он.
Она немного смутилась, но ответила.
— Он работал у дяди на ферме управляющим… Очень приятный человек… Иногда слишком приятный.
Леон кивнул и, услышав, как мистер Джоунс возвращается, спросил об их ближайших планах. Она ответила, что хочет на неделю задержаться в Лондоне, подготовиться к работе. Записав ее адрес и проводив гостей до выхода, Леон в задумчивости вернулся в общую гостиную, где его компаньоны предавались совершенно безнравственному для одиннадцати часов утра занятию — играли в шахматы.
— Она симпатична, — промолвил Пуаккар, не отрывая взгляда от фигуры, на которой держал пальцы. — И пришла по поводу наследства. В сопровождении неприятного типа.