Кто бы говорил про глупости. Моди просто умирала, как хотела «бяку», любой бы заметил.
— Да ладно тебе, мам, купи ей мороженое. Она вчера так расстроилась, когда свое уронила, а виновата вроде я была, — сказала Шлёпа, не подумав.
— Моди вчера ела мороженое? — спросила Элис.
— Нет, в том-то и дело. Давай я ее угощу, можно? Можно я всех угощу? — придумала отвлекающий маневр Шлёпа.
Элис явно собиралась ей возразить, но тут папа сказал:
— По-моему, сногсшибательная идея, Шлёп. Спасибо!
И мы шли домой и ели мороженое. Для Моди Шлёпа попросила самый большой рожок, с малиновым сиропом и радужной крошкой. Малышка уткнулась в него носом, и глаза у нее заблестели. Доесть его она, конечно, не смогла, но целых десять минут была на седьмом небе от счастья.
— Как думаешь, может, мороженое — ее заветное желание? — спросила меня Шлёпа.
— Может, — сказала я.
— Повезло ей — она свое получила и после заката уже ничего не отберут, если только ее не стошнит. А я не думаю, что псаммиад так сподличал бы, уж точно не с Моди, — заметила Шлёпа. — Вот мне надо ждать каких-нибудь пакостей. Он же меня не переваривает.
— Ерунда. Чего ты заладила, что псаммиад тебя не любит? Ему просто не нравится, когда кричат.
— Все равно не понимаю, как он исполнит мое заветное желание, если оно уже один раз сбылось. С концертом на «О2» ничто не сравнится.
— Ты была просто отпад, — сказала я, как и полагается подруге.
— Ну скажи ведь? Эх, вот бы все увидели!
— Дурында. На тот концерт тысяч двадцать пришло.
— Ну да, но я имею в виду… папу, например. Или маму. Или даже твоего папу. — Шлёпа помолчала. — Он тоже меня не переваривает.
— Вовсе нет.
— А вот и да. Я иногда вижу, как он на меня смотрит — мол, и как же это у моей душечки Элис выросла такая ужасная дочь-хулиганка? Что я тут делать буду, когда вы с Робби уедете?
— Будешь с Моди играть. И не смей говорить, что она тоже тебя не переваривает, ты прекрасно знаешь, что она в тебе души не чает, — улыбнулась я. — Она свою Шлёп-Шлёпу обожает.
— Шлёп-Шлёпа! — сказала Моди и подбежала взять Шлёпу за руку. Моди была вся в мороженом и ужасно липкая, но Шлёпа подхватила ее и до самого дома несла на закорках.
— Вам, ребята, уже собираться пора, — сказал папа. — Не оставляйте все на последний момент — утром у нас мало времени будет. Розалинда, позвонишь маме, скажешь, что я вас привезу к обеду, ладно?
Я позвонила маме. Она очень долго не отвечала, а когда наконец взяла трубку, мы друг друга едва услышали — такой там у нее стоял шум.
— Ты где вообще, мам?
— Мы в пабе, отмечаем конец учебы, — ответила мама.
— Ты в пабе средь бела дня? — удивилась я.
Мама хихикнула:
— Ну ты уж не ругайся, котеночек.
— Да ты что, я просто думала, вы вечером отмечать пойдете.
— Ну да, у нас намечается вечеринка. Ух, оторвемся!
— Учеба-то как, понравилась? — спросила я.
— Мне в жизни так хорошо не было. — Мама немного помолчала. — Хотя я, конечно, очень по вам с Робби соскучилась. Но ты говоришь, вам у папы было весело?
— Просто класс, — сказала я.
— Я так рада. А Робби тоже не скучал? Позовешь его?
Я позвала Робби к телефону. Я слышала, как мама спрашивает его, чем он тут занимался.
— Мы все время пикники устраивали — суперклассные пикники, кучу всяких разных вкусностей брали, а не только бутеры, — затараторил Робби.
Элис как раз оттирала Моди мордашку и руки, но, по-моему, все слышала. Она чуть-чуть покраснела и улыбнулась.
Мама спросила Робби, что еще он делал.
— Ой, много всякого! — сказал он. — По деревьям лазил, за зверями своими присматривал, еду готовил. Элис разрешает мне шоколадные хрустики делать. Она сказала, это ее любимые пирожные.
Такта ни на грош.
— Скажи маме, что скучаешь, — прошептала я одними губами.
— Я очень по тебе соскучился, мам, — сказал Робби. — Элис очень хорошая, но с тобой, мам, ни в какое сравненье.
Элис, по-моему, слышала, но вовсе не обиделась.
— Если хочешь, Робби, сделай еще хрустиков к чаю, — сказала она. — А еще можем печенья напечь. Хочешь, сделаем пряничного человечка?
— А можно я пряничного льва сделаю? — спросил Робби.
— Ну что ж, попробуем, — сказала Элис. Она кивнула нам со Шлёпой: — Пошли, девчонки. Напечем пряничных зверей.
Папа сказал, что ему надо в магазин, и уехал, пока мы все пекли печенье. У Элис не нашлось формочек в виде животных, так что вместо пряничных львов, слонов, горилл и жирафов мы налепили странные новые виды со вспученными животами — на вкус, впрочем, объеденье. Моди тоже принимала участие: она сделала круглую кляксу, по бокам у кляксы торчали лапы. Еще у нее были смешные стоячие ушки и большая улыбка-изюмина.
— Очень симпатичный зверек, — сказала Элис. — Кто это?
— Бизьянка! — гордо сказала Моди.
Всех наших кривобоких пряничных зверей Элис сфотографировала. А потом и нас самих тоже. Еще она поснимала, как Шлёпа играет с Моди. Шлёпа недовольно вздыхала и строила дурацкие рожи.
— Хватит кривляться, Шлёп. Улыбнись по-человечески, — попросила Элис.
— Зачем ты меня-то фотографируешь, мам? Снимай Моди. Я только кадр испорчу.
— Ерунда. Я хочу фотографию с обеими моими дочками, — сказала Элис. — Сниму вас двоих вместе, потом вас вчетвером, а потом тебя одну. Сольешь на компьютер и папе отправишь.
— Да ему начхать, — сказала Шлёпа — но перестала гримасничать и обняла Моди. Элис щелкала без остановки. Для последнего портрета Шлёпа расчесала рукой волосы, втянула живот и без дураков улыбнулась в объектив.
— Ну вот, отлично получилось. — Элис показала Шлёпе снимок на экранчике фотоаппарата.
— Конечно! Я тут страшила, — возразила Шлёпа, но вид у нее был довольный.
Она пошла за ноутбуком.
— Я все загружу. Чтоб были, — сказала Шлёпа. — Папе ничего отправлять не буду. Ему до меня дела нет. Он уже несколько дней молчит и… ой!
— Что такое?
— Письмо, письмо! Папа мне написал — ничего себе, на целый экран. — Она стала читать письмо, глаза у нее заблестели.
— Теперь довольна? — спросила Элис.
— У него все классно, но он по мне скучает, — сказала Шлёпа.
— Ну конечно скучает, — сказала Элис. — И я по тебе ужасно скучаю, когда ты у папы.
Шлёпа уставилась на нее.
— Врать вообще не умеешь, мам, — сказала она и понарошку стукнула ее кулаком в плечо.
— Ничего я не вру. — Элис обняла ее за плечи.
На секунду они прижались друг к дружке и обнялись. Потом Шлёпа наморщила нос:
— Фу, мам, обязательно этой розовой вонючкой душиться? Такой доставучий запах.
Элис заправила ей волосы за уши и посмотрела этак оценивающе:
— Все-таки разрешила бы ты мне тебя постричь — а то ты такая растрепущая.
Они переглянулись и рассмеялись. Шлёпа пошла к себе сочинять длинное-предлинное письмо папе, Робби выстроил своих зверей для большого забега по ковру, а Моди пристроилась под бочком у Элис — пришло время для сказки. Элис терпеливо прочитала «Тигра, который пришел выпить чаю» пять раз подряд, а Робби одолжил Моди своего тигра, чтобы она могла разыграть все сценки.
Я ушла к себе и листала книги, но никак не могла выбрать, что бы почитать. Я обожала Антею и Джейн, особенно теперь, да и Бобби с Филлис мне нравились; я переживала за Полин, Петрову и Пози; я восхищалась Сарой Кру; я жалела Мэри Леннокс[28]; я считала себя пятой сестрой Мег, Джо, Бет и Эми — но в кои-то веки мне не хотелось погружаться в чужие жизни. Моя собственная жизнь стала ничуть не менее захватывающей и увлекательной, чем книжки.
Я слышала, как перед нашим домом остановилась машина. Папа вернулся из магазина.
— Дети! Идите посмотрите, что я принес, — крикнул он.
Я думала, он ездил в супермаркет — закупить продуктов на неделю, но, спустившись вниз, увидела, что в руках у него большая клетка.
— Робби! Где ты, сынок? — позвал папа и поставил клетку на полу в гостиной.
Робби влетел в комнату, сжимая в каждой руке по пластмассовому зверю, — и замер. Он выронил льва со слоном на ковер, и они упали, уже позабытые, лапами кверху. Робби осторожно шагнул к клетке, дрожа от волнения.
— Знаю, мама вам не разрешает животных заводить, и я ее понимаю. Собаке в вашей квартирке тесно будет, да и плохо ей целыми днями одной взаперти сидеть. Но я подумал, с этим малышом особых хлопот быть не должно.
Робби опустился на колени перед клеткой, глаза круглые. Вгляделся вглубь. Из-за прутьев на него смотрели две карие бусины.
— Хомяк! — прошептал Робби. — Можно его достать пап? Я только с ним поздороваюсь, и все.
— Конечно, только аккуратно, — разрешил папа.
Робби поднял переднюю стенку клетки и медленно просунул внутрь руку. Хомяк засуетился.
— Смотри, чтобы не убежал! — сказала Элис.
Робби посадил хомяка на ладонь, накрыл его другой рукой и зашептал ему что-то ободряющее. Хомяк задрал голову и посмотрел на него, как будто сразу понял, что теперь он в безопасности и под защитой.
— Нравится, сынок? — спросил папа.
— Очень, пап.
— Молодчина! Ты здорово ладишь с животными, это сразу заметно. Как назовешь?
— Его зовут Гигант, — сказал Робби, гладя крохотную зверушку.
— Какой он милый. Смотри, как носиком водит! — улыбнулась я. — Робс, какой же ты счастливчик.
— Хочешь, это будет наш общий хомяк? — предложил Робби. — Можешь гладить его, когда я занят.
— А мне можно его гладить, Робби? — спросила Шлёпа. — Дэйв, можно мне тоже хомяка?
— Нет! — сказала Элис. — Исключено.
— Хочешь, Шлёп, он будет общий, на троих? — сказала я.
— Так вы же завтра уезжаете!
— Мы будем тебе присылать хомячьи вести и фотографии, и ты сможешь его навещать, если захочешь.
— Ой, можно? — обрадовалась Шлёпа.
— Только веди себя очень тихо, будь с ним ласковой и, главное, не кричи, иначе он испугается, — инструктировал Робби.