[6].
Тошка и Андрей должны были собрать хоть какие-нибудь сведения о Вогульской пещере. Это было очень важно на тот случай, если бы не удалось найти старика Куколева, или если бы он не рассказал дороги.
– А что скажут дома? – вдруг поставил вопрос Федька.
Об этом ребята не подумали.
– Меня не пустят, но я уйду, – твердо сказал Андрей.
– Я как-нибудь выпрошусь, – заявил Тошка.
– Я иду, куда хочу. А куда и надолго ли, этим никто никогда не интересуется, – весело усмехнулся Гришук.
– Ну, нельзя сказать, что никто не интересуется. Кой-кто есть, – намекнул, улыбаясь, Андрюха.
Гришук покраснел и смущенно хлопнул Андрея по спине.
– А ты, Федька?
– Не знаю... Думаю, что придется выдержать дискуссию. Ну, да ладно... Управлюсь... Кстати, нам бы подсчитать, что сейчас можем взять на дорогу и сколько. Бери бумагу, записывай.
Итоги получились не особенно утешительные. Всего собралось около шестнадцати рублей денег. Кроме того, Андрей обещал добыть из домашнего чулана вяленый окорок и две буханки хлеба, Федька – телячью ногу, сухарей и сахару, Тошка – сухарей, чайник, Гришук – полпуда вяленой рыбы. Затем у каждого имелось по охотничьему ружью, по ножу и кружке. Пороху и пуль было маловато.
– Надо еще по две смены белья, – соображал Андрей, – два топора, пилу, компас, две лопаты... Почините ладом сапоги... И возьми ты, Федька, свою домашнюю аптечку. Тебе дадут... А еще непременно – каждый по полушубку. Ночи в горах будут холодные.
...Мать Тошки не могла в этот вечер дозваться ребят к чаю. Сидели и шептались на огороде до поздней ночи.
– Только дома, братцы, о походе пока ни-ни! Ни полслова! – наказывал Федька, когда стали прощаться. – Живо пойдет по всему городу. И записку раздуют в вола...
III. Еще один участник экспедиции
Жара нестерпимая. Нет мочи даже в лесу. Под ветвями гигантского кедра экспедиция сделала привал.
Три дня, как они в пути. Отмахали верст шестьдесят, если не больше.
Трое спят, Тошка, очередной, сторожем. Он сидит у дотлевающего костра, прислонясь спиной к дереву.
В мыслях его проходят недавние дни. Он доволен. До сих пор все шло как нельзя лучше. Когда человека захватывает какая-нибудь цель, он точно перерождается. От ребят Тошка не ожидал такой быстроты. У них словно выросли крылья. В особенности удивил флегматичный Андрей. Он стал гораздо деятельней, чем всегда.
Все приготовления были закончены раньше срока. Хуже обстояло дело с расспросами. Относительно Вогульской пещеры удалось узнать, что под таким названием у местных охотников и старателей[7] известны три пещеры: верст за девяносто, за двести и за триста к северу по восточному склону Урала. Точно указать, как к ним пройти, охотники не могли. Большинство белкачей[8] не ходило от города дальше ста верст. Пришлось положиться на то, что «язык до Киева доведет». И лето еще казалось так велико! По словам белкачей, путь экспедиции предстоял по местности дикой, летом почти непроходимой из-за болот и вообще малоисследованной, обильно пересеченной горными ручьями и речонками. Кроме того, этот район почти не населен, и экспедиции грозила серьезная опасность от множества зверья, не говоря уже о таком биче этих лесов, как гнус: комарье, мошки, слепни и пр.
Ребята принадлежали к тем начинающим охотникам, которые чаще приносят пустые ягдташи, чем дичь. Именно поэтому они горели свирепым желанием встретить как можно больше дичи и зверья. Рассказы охотников только разожгли их, кроме, впрочем, Федьки, который особого увлечения теперь не обнаруживал и начал скептически говорить:
– Ну, ну... Посмотрим...
Гришуку удалось выяснить, как отыскать Пахомовский скит, хотя сведения были довольно сбивчивы, так как старовер был там лет десять назад. Там жил брат Ефимушки – Пахом. По всем предположениям, Ефимушка отправился туда.
Начало путешествия прошло без приключений и даже скучней, чем они думали. Идти по проселочной дороге, мимо деревень, с тяжелым грузом провианта и снаряжения на плечах, по нестерпимой жаре – было совсем невесело. Но со вчерашнего дня они вступили в полосу сплошного леса и двинулись на север уже по компасу. По расчетам путешественников, завтра или через день они должны были выйти к Пахомовскому скиту.
...Тошка размечтался... Что ждет их? Они входят в малоисследованный, малопосещаемый северный край. Восточные склоны этой части Урала наименее изучены. Даже большинство коренных уральцев знает эти места только понаслышке. А за селом Никито-Ивдель[9], затерявшимся среди первобытных непроходимых лесов, нет уже и дорог. Там только лесные тропки вогулов-звероловов. Недалеко от Никито-Ивделя и одна из высочайших вершин Урала, знаменитый Денежкин Камень. А кругом леса, торфяные болота и «тумпы» (горы с обнаженной вершиной). Это уже начинается «вогульский Урал»[10]. Где-то там и Вогульские пещеры.
Дремучие леса и дикие Уральские горы сказочно богаты рудами, минералами. Здесь золото в жилах и россыпях. Местами находили алмазы, самородки платины в полпуда весом.
Ну, это Федька охоч до собирания и поисков разных пород и минералов. У Тошки же другая склонность... Он будет наблюдать птиц, животных в их естественной обстановке... Он увидит великана северных лесов – сохатого[11], медведя, соболя, лису, козулю, рысь, росомаху. Дед рассказывал, что где-то здесь, в глуши лесов, в верховьях какой-то безвестной реки, водятся даже бобры, в существование которых на Урале не верят. Забраться в эту глушь, пройти по козьим дорожкам, звериным тропам, залезть в жуткие логовища кровожадных хищников, спуститься в темные пади, перелезть через крутые отроги Урала – как это зовет и манит!.. В мечтах Тошка уже видел, как они, совершивши экспедицию, возвращаются с драгоценным живым грузом: лесным козленком, волчонком. А может быть, удастся захватить даже медвежонка...
Пока Тошка мечтал, глаза его рассеянно обегали поляну.
Вдруг его словно толкнуло. Он весь насторожился: высокая трава около головы Гришука зашевелилась.
«Змея!» – похолодев от ужаса, подумал он.
Не теряя присутствия духа, он неслышно приподнялся с ружьем, сделал шаг, наклонился к спящему...
И вдруг рассмеялся.
Из травы на него испуганно пучил глаза молодой вороненок, не обросший еще перьями, с желтым ободком около огромного носа, очевидно, выпавший из гнезда.
Тошка умел обращаться с этой живностью. Он осторожно взял птицу в руки. Вороненок еще больше вылупил на него глаза, стал на ладони, широко разинув клюв, махая необросшими крылышками. Видимо, просил есть.
Тошка поставил ружье к лиственнице, намочил в чайнике хлеба и спустил его в рот прожорливому гостю. Тот попросил снова. Еще и еще.
Набив желудок, он склонил плешивую головку набок. Глаза затянулись пленкой, ноги поджались, и он крепко уснул на Тошкиной ладони, словно у себя дома.
– Надо, братец, вернуть тебя родителям, – решил было Тошка.
Но, сколько он ни глядел по деревьям, вороньих гнезд не было видно. Если оставить в траве, пропадет. Хоть с собой бери.
Когда ребята проснулись, Тошка рассказал им о происшествии.
По предложению Гришука, постановлено было принять в экспедицию нового участника, причем уход за ним был возложен на Гришука, свободного от общественных обязанностей.
Новый член экспедиции был назван Краком.
В эту минуту ребята и не подозревали, какого веселого озорника и полезного участника путешествия они приобретают.
IV. Страшная находка
Дорога шла пока по сухим местам, среди гигантских лиственниц, кедров, вековых сосен. Ноги тонули в мягком влажном мху. Над головами перебегали с дерева на дерево, с ветки на ветку белки. Иногда вспархивали рябчики. Один раз вспугнули копалуху[12], сидевшую в гнезде с выводком совсем маленьких птенцов. Иногда проносился через полянку неслышно и быстро, точно тень, лесной козел, а вечерами светились далекие огоньки – глаза волка.
Ребята не утерпели и сделали по волку несколько выстрелов, но, конечно, безрезультатно, за что и получили выговор от Андрея. Порох надо было экономить.
Это неприятное обстоятельство мешало им охотиться. Но, собственно, в провизии они пока и не нуждались. Напротив, надо было скорее доедать свою, взятую из дому, пока не испортилась на этой жаре. И аппетит же развивался у ребят при такой ходьбе! Елось как никогда. Во время привала Крак обычно сидел на плече или на руке у Гришука и тоже получал свою порцию моченого сухаря или жеваного мяса. Пил он из одной кружки с Гришуком, далеко закидывая назад голову. Потом старательно чистил громадный, точно лакированный нос о пуговицу Гришукиной блузы.
На другой день, вечером, случилось неожиданное событие. Ребята начали присматривать место для ночевки. Федька, отличавшийся особо острым зрением, шел впереди, шагах в пятидесяти. Вдруг он испуганно вскрикнул и остановился. Ребята кинулись бегом к нему. Нои они, пробежав несколько шагов, остановились, пораженные страхом. В сгустившихся сумерках из темных ветвей сосны на них смотрел мертвыми впадинами человеческий череп, оскалив зубы.
– И здесь! – прошептал Андрей, указывая на другую сторону тропы. – Сюда смотри!
– Целые скелеты, – сказал Гришук.
Ребята осмелели и подошли. По обе стороны тропинки, прикрученные толстой проволокой к стволам сосен, стояли два человеческих скелета. На проволоке еще уцелели кое-где клочья полуистлевшей солдатской шинели. Кости ног валялись у корней. Часть костей, видимо, была растащена зверьем.
– Не к добру, – пробормотал мрачно Федька, – не к добру такая находка.
– Молчи ты, старая баба! – цыкнул Андрей.