— Я еще не умираю. — Споткнувшийся Михаил отчаянно стиснул зубы. Ему бы немного энергии… Некогда Линээ сказала: ничего позорного в боли нет. — Скоро вечер…
— Устроим привал. Только место найдем… — Лесса остановилась. Беспокойство за Мика поглотило ее. Скажи кто о таком, она бы расцарапала наглецу лицо.
— Неплохая поляна. — Терпение Михаила на исходе. Он хотел только сесть — под сенью деревьев, на изогнутом полумесяцем камне. Видеть небо, слышать пение ветра, вдыхать ароматы цветов и трав, не думать о боли.
— Падай. — Лесса бережно усадила мужчину на каменное седалище. — Не холодно?
— Солнце нагрело, — ответил Михаил. Светило покинуло небосклон, укрыв мир сумерками и относительной прохладой.
— Я осмотрю рану. — Судя по дотошности осмотра в лакрийке умирал талант медицинского работника, Ее пальцы ласковы и нежны. — Лучше, чем я думала. Тебе просто надо отдохнуть.
— Справедливо. Это обычное явление… Как ни странно, раны любят две части моего тела — голову и бок. Я привык.
— Огонь развести сможешь?
— Да.
— Славно. — Лесса облегченно вздохнула и потребовала: — Меч.
— Зачем?
— Старые говорят: первым делом, раненых необходимо накормить.
Димп приступил к неторопливому сбору топлива. Когда Лесса вернулась с удачной охоты, на стоянке обозначились только зачатки костра.
— Так, — протянула женщина воинственно. Нежные пальцы хищно сжали горло убиенной птицы.
— Я ранен, — напомнил Михаил. И самым добрым тоном продолжил: — Тебе повезло с дичью.
— Стыдился бы… Я лучший добытчик, чем ты — мужчина. Именем Эрона, где огонь?!
— Тут. — Настройщик усердно дул на язычки пламени. Несколько раз демонстративно кашлянул.
— Больно? — выдала себя дочь Лакри.
Оставалось немного подыграть ей, освободиться от работы и расслабиться. Свое Михаил отработал, спасая жизни. Над лагерем поплыл аромат жаркого.
— У вас в деревне готовят суп? — Михаил сглотнул.
— Конечно. Мы не дикари, как считают городские.
— Супа хочу. — Михаил вспомнил домашнюю кухню. Однажды он рискнул приготовить бульон… Ничего, собаки ели.
— Будет тебе суп. Лично сварю, — кивнула лакрийка.
Ночь играла алыми бликами… Михаил ел мясо. Обгладывая косточку, улыбался. Думал, улыбка не получится, но справился — загнал боль и мрак на задворки.
— Зачем тебе Белый Свет? — спросила женщина. Полутень мягко касалась ее. А за ней угадывались силуэты деревьев и холмов.
— Я люблю все светлое и округлое, — не подумав, брякнул Михаил.
Несколько минут Лесса обдумывала слова. Вывод был однозначным:
— Девок любишь. Мать предупреждала меня о таких.
— Умная мать. — Михаил начинал привыкать к бурным всплескам эмоций деревенской леди.
— Значит, тебе нравится белый цвет. А мне красный. — Лесса смутилась. — Как глаза…
— Мои, — закончил Настройщик. — Странный цвет, да?
Лакрийка не ответила. Какая-то она чересчур тихая — жди беды.
— Ты веришь в ангелов?
— Я не ангел, — хмыкнул Михаил. — Красные глаза, отнюдь не признак святости.
— Ты веришь в ангелов? — с досадой повторила Лесса.
— Один пролетел. — Михаил ткнул багровым светляком «Лоры Долл» в падавшую звезду.
Искра холодного огня рассекла чернь неба, и другие звезды стали не столь ярки.
— Но… она упала. Разве ангелы падают?
— Да.
— Отчего?
— Либо переедают, либо влюбляются.
— Ты серьезно?
— Наполовину. — Михаил опустил взгляд на костер. У него есть работа — вернуть Лессу домой.
— А ты человек, — констатировала лакрийка.
— Нет.
— Но у тебя ведь есть чувства? — Она была упорна.
— Если я и упаду, то только от переедания.
— Вранье, — категорично объявила женщина. — Не люблю, когда мне врут. Сорг, Эронов сын, кусок вонючего…
Михаил зевнул и приглядел себе место для ночлега.
— Кто твоя избранница?
— Ей сотня лет и она намного страшней тебя.
— Хорошо. До полуночи караулю я.
Устраиваясь на лежанке, Михаил довольно кивнул: нервы спасены десятком слов — великолепно.
Утро нового дня принесло перемены. Белое перо облака виднелось у горизонта — над темным изумрудом лесной полосы. К нему путники и направились Подлеченный бэргами Михаил чувствовал себя сносно. В боку иногда екало — пустяки.
— Искупнуться бы…
— Вечером. — Лесса осмотрелась и утвердительно кивнула: — Да, вечером.
— Нам встретится река?
— Упаси небо, река Бликов левее. Вечером мы прибудем в Лакри. — Взор лакрийки затуманился от воспоминаний. Она лицезрела картины дома. И радовалась — подобно миллиардам других невольных путешественников в бесконечности Средоточия.
Настроенный на более прозаический лад Михаил отчаянно пытался не обращать внимание на запах собственной одежды. Незабываемое амбре.
Сокрытая до пояса белыми луговыми цветами, Лесса оглянулась:
— Скоро придем.
«Скоро» растянулось часов на семь-восемь. Заместо деревни двоих встретил багровый закат и темные облачные полосы. Михаил замер. Странная земля вокруг — мягкая, бугристая. На пригорке сиротливой тенью возвышался плуг.
— Чего встал? — удивилась лакрийка. Настройщик нагнал ее.
Короткий марш-бросок через аккуратные ряды деревьев вывел их к россыпи легких домиков, украшенных росписью, с обязательными палисадниками перед фронтальными окнами и песочными дорожками. Изгороди, телеги, скотина, гонимая в стойла, парочки и троицы — будничная жизнь.
— Достойные огороды. — Михаил рассматривал задворки домов.
— Пустяки, — гордо молвила Лесса. — Основные поля мы недавно прошли.
Ее прервали громкие крики. Четверо пацанов — самые наблюдательные создания в мире — увидели странную парочку на границе Лакри. Мгновение и на центральной улице деревни собралась толпа. Вперед протолкался седовласый мужчина с иссеченным морщинами лицом. Глаза его лучились тревогой, пока не стали размером с крупное блюдце.
— Дочь! — Он ураганом ринулся к Лессе. За ним поспешали родственники, как водится — дяди, тети и прочие товарищи.
Отступив в сторону, Михаил с улыбкой взирал на бурное воссоединение семьи: на горячие объятия, на слезы отца и неверующие прикосновения матери — это стоило того, чтобы не дать Лессе умереть от рук хэмпокийцев.
— Мик, — представила спутника женщина. — Я ему там помогла…
— Будьте нашим гостем. — Отец смахнул влагу с ресниц. — Я Арот — Верховный Глас Лакри.
— Очень приятно. — Михаил задумался о сроках пребывания в деревне. С одной стороны, время не ждет, с другой — ему требуется мирная обстановка для окончательного излечения. В-третьих, рандеву с димпами лучше устроить прямо здесь. Дать им сигнал, устроить в небесах фейерверк. Идея неплоха, но для ее реализации опять же потребуются бэрги.
— Я останусь у вас на денек.
Лесса украдкой вздохнула и расслабилась. Одарила Михаила улыбкой в тридцать два зуба:
— Идем в дом.
— У тебя и дом свой есть?
— Я дочь Арота, — гордо распрямилась она.
— Ну да… — Михаил запнулся. Кто-то смотрел на него — пристально, яростно. Интересно, кто столь не воспитан? Куда не глянь, везде людская толпа; поиски отдельного человека в ней, что поиски иголки в стоге сена.
— Объявляю гулянье! — крикнул Арот. — Птах, Сэрот, выкатывайте бочки. Амерта, за тобой столы…
— Не хватит же на всех.
— У меня дочь вернулась, так что найдите мне столы. Несите кушанья и посуду.
— Попал, — буркнул Михаил. Лесса упорно тянула за руку. Ведомый ею он достиг маленького домика, расписанного цветочками, вернее, одним цветком. — Красиво.
— Брас рисовал, — отмахнулась женщина. — Заходи.
Трепет светильников, чистота, мебель с претензией на красоту… Особенно Михаилу понравились занавески на окнах, творившие уютную атмосферу дома.
— Тебе необходима чистая одежда. — Лакрийка выдвинула на середину единственной комнаты стул. — Садись, я сейчас.
Она умчалась вихрем, вернулась пулей. Несла в руках аккуратную стопку неопределенностей.
— Не лапай, — грозно предупредила она. — Сначала вымойся.
За деревней нашелся пруд, сокрытый осокой и кустарником. С неимоверным блаженством Михаил опустился в теплую воду. Насладиться водными процедурами ему не дали. Гонец, в лице молодого парня, лихорадочно объявил:
— Тебя ждет Верховный Глас, э-э-э…
— Мик.
— Я Ипик. Давай быстрее. Хмельного напитка море, и на зуб будет что положить.
— Хорошая вечеринка завсегда в радость. — Настройщик торопливо оделся. — Веди.
— Ты из-за моря?
— Из-за него родимого.
— Тогда я хотел спросить…
Огненные всполохи из огромных чаш светильников гнали темноту прочь. Алый дым и вихри искр касались бездны неба. Но мало кто смотрел вверх. Внимание лакрийцев сосредоточилось на столах, аккуратно составленных посреди центральной улицы. Напитки и яства, тихие беседы и крики, смех и объятия…
— Давай налью. — Ипик умыкнул у соседей кувшин черного питья, гонимого из зерен. Пиво не пиво, но напиток справный. Кружки увенчала шапка пены. — За тебя, Мик.
— Вздрогнем. — Михаил осмотрелся в поисках закуси.
Словоохотливый Ипик продолжал:
— Сонна, дочь Лафора, так себе бабенка. Конечно, все при ней, но от мужиков нос воротит. Дура. — В голосе лакрийца мелькнули нотки профессионального донжуана. Михаил покосился на него и спросил:
— Вон та… Левее. Хохочет над выходками, как там его…
— У-у… — Ипик заговорщически ткнул нового приятеля в бок, за что едва не схлопотал по шее. — Ринна. Крутит романы со всеми, но как только пытаешься перейти к делу, фьють… И нет ее. Но с ней весело, не спорю.
— Ты, малыш, Мика не порти, — раздался за спиной Михаила яростный голос. Лесса, собственной персоной, с котелком чего-то ароматного. — Суп.
— О-о-о. — Михаил воспрял духом. — Ипик, ты там проверь что да как.
— Понял. — Сверкнув улыбкой, Ипик рванул к молодежи.
— Скоро будут танцы, — нахмурилась Лесса.
— Чего мрачная? — Настройщик глотнул бульончика, цокнул языком. — Волшебно.