Четверо легендарных — страница 17 из 24

После ранения на Буге Вострецову пришлось изрядно пролежать на госпитальной койке. И снова бои. На этот раз уже на востоке, против генерала Диттерихса, двинувшего свою составленную из остатков разбитых белогвардейских войск «земскую рать» на Советы. Вторая Приамурская дивизия под непосредственным руководством Вострецова остановила белых, а затем двинулась на город Спасск, превращенный врагом в мощный укрепленный район. Когда в холодную октябрьскую ночь 1922 года советские войска шли на штурм вражеских укреплений, Вострецов был в первой шеренге наступающих.

Но он по-прежнему оставался взыскательным и требовательным к себе. И новое задание вместе с радостью вызвало у него даже чувство некоторой неуверенности. Не потому, что действовать придется в невероятно трудных условиях, — это не впервой для боевого командира. Смущало другое: ему, «сухопутному» человеку, предстояло отправиться в плавание. Конечно, «эскадра», поступающая под его начало, невелика: всего два небольших потрепанных парохода. Да и не он их поведет — на то есть капитаны, судовые команды. Но что за командующий экспедиционным отрядом, если для него морское дело — «китайская грамота»?

Значит, надо учиться новому делу. И Вострецов, не откладывая, взялся за «морское» образование.

Он обследовал пароходы вдоль и поперек, засыпая моряков вопросами. Его интересовало буквально все: как устроены судовые машины, как определяют местонахождение корабля в открытом море, как прокладывают курс. Он рассматривал навигационные приборы, просил показать, как ими пользуются. А затем принялся за чтение книг по навигации и кораблевождению.

Но одолеть их было не так-то легко. То встретится какое-нибудь непонятное выражение, то незнакомое еще «морское» словечко. Вострецов рад бы тотчас отправиться к морякам за разъяснениями. Но день заполнен до предела множеством забот, связанных с подготовкой к выходу в море. Приходится пользоваться любой свободной минутой, на какой бы час она ни пришлась — иногда чуть свет, а чаще за полночь.

Капитан «Ставрополя», увидев стопку книг, придвинул командующему стул, сам сел рядом.

— С чего начнем?

Вострецов молча раскрыл книгу со множеством пометок и закладок.

Уже не первый раз принимает капитан ночного гостя. И все-таки с невольным удивлением посматривает на Вострецова, словно узнавая и не узнавая его, Всего несколько часов назад перед ним был командующий, требовательный, непреклонный, а сейчас — настойчивый, жадный к знаниям ученик.

СТУДЕНОЕ МОРЕ

Холодный пронизывающий ветер бил в лицо, а командующий не уходил с палубы, с радостью и надеждой всматриваясь в ледяное заснеженное поле, исчерченное зигзагами трещин: вот они, признаки весны. «Ставрополь» вошел в одну из трещин и, раздвигая льды, медленно двинулся к чернеющей вдали полынье. «Наконец-то вырвались! — думал Вострецов. — Наконец-то вперед!»

Поначалу все как будто складывалось хорошо. Подготовились к сроку, И выход в море удалось провести, не привлекая внимания: сначала снялась со швартовов «Индигирка», а двумя часами позже — «Ставрополь». Густой туман и потушенные огни помогли незамеченными пройти пролив Лаперуза: на японском берегу не должны были заметить советские пароходы с пушками на борту.

Пароходы взяли курс к Охотскому побережью. Но добраться туда оказалось нелегким делом. Ветер, крепчавший с каждым часом, обернулся свирепым штормом. Пароходы кидало с волны на волну. Многих красноармейцев свалила морская болезнь. Но все это полбеды…

Едва затих шторм — повалил снег. А затем появились льды. Сначала одиночные льдины. Потом целые ледяные поля. Моряки забеспокоились:

— Рано вышли. В эту пору никому еще не удавалось пройти Охотским морем.

— Бывали случаи, что и проходили, — возражал Вострецов. Он знал это точно — среди множества прочитанных им книг были и книги о моряках, бороздивших Студеное море.

— Но не на таких ветхих посудинах, — не успокаивались моряки. — Затрет нас льдинами. Раздавит.

А Вострецов упрямо твердил;

— Надо пробиваться. Нам каждый час дорог, Каждый пройденный километр.

Пароходы пробивались и снова застревали. А в судовом журнале «Ставрополя» росли столбцы записей:

«12 мая. Стоим во льду…

13 мая. В 9 часов 05 минут по настоянию начальника экспедиционного отряда т. Вострецова дали ход. В 10 часов, ввиду невозможности двигаться дальше, застопорили машины…

Снег, пурга…

14 мая. Прошли около трех миль…

15 мая. В 8 часов обнаружили на «Ставрополе» течь. Откачали воду. Исправили повреждение…

16 мая. Стоим во льду.

17 мая. В 10 часов по приказанию Вострецова дали малый ход, пытаемся пробиться среди крупных полос льда. В 11 часов 30 минут обнаружена на «Ставрополе» течь в трюме. В 14 часов исправили повреждение…»

Пароходы снова пытались пробиваться сквозь льды. Но ледяные поля обступали все теснее, охватывали кольцом, и в конце концов наступил день, когда корабли оказались в их крепких тисках.



Каждый день Вострецов чуть свет поднимался на палубу в надежде увидеть хоть крохотную полоску чистой воды, но вокруг, то сверкая на солнце, то белея под плотной пеленой тумана, был виден только лед, лед, лед.

Командующий шел к бойцам — приуныли они.

Да и не удивительно: кого не выведет из себя этот ледяной плен, кому не полезут в голову невеселые мысли.

И командующий говорил:

— Конечно, пароходы по льду не ходят, зато для лыж лучшего места не найти.

Поначалу организовали просто катанье, а потом и настоящие соревнования. По всем правилам. Даже с призами победителям. Вручая награды, Вострецов посмеивался:

— Завидую, не мне досталась.

А у самого на душе, что называется, кошки скребут: уходит драгоценное время. Кто знает, может быть, врагу теперь уже известно о приближении красных?..

Несколько месяцев назад сподвижник Колчака генерал Пепеляев собрал в Харбине отряд, главным образом из бежавших в Китай белогвардейцев, и высадил десант на Охотском побережье. К пепеляевцам стали стекаться со всего края враги Советской власти и просто люди, готовые за деньги служить кому угодно. Надо было как можно скорее разбить белогвардейцев, чтобы не дать возникнуть новому контрреволюционному центру.

А время уходит…

Допоздна был Вострецов с бойцами. Поутру снова поднимался на палубу, надеясь обнаружить хоть какие-нибудь приметы весны. Но все напрасно. Он снова становился на лыжи, проводил беседы, организовывал охоту на тюленей…

Но сегодня командующему показалось, что льды стали слабее.

— Вряд ли, Степан Сергеевич, — вздохнул капитан.

— Определенно слабее. Надо попытаться пробиться…

И вот идут-таки! Пусть черепашьим шагом, но идут!

Вострецов посмотрел на капитана с веселым задором: «Ну что — говорил же я, говорил!»

Теперь уже ничто, казалось, не могло помешать добраться до Охотского побережья. Весна и в самом деле брала свое. И вдруг из тумана послышались короткие, тревожные гудки.

— Там что-то случилось, — забеспокоился капитан.

Решили послать одного из бойцов на лыжах. Но сделать этого не успели: вдали показалась черная движущаяся точка — кто-то спешил с «Индигирки».

Боец сообщил: в борту парохода снова открылась течь. Правда, такое уже случалось. Оба парохода не раз страдали от натиска льдин. Все дело в том — велика ли беда? Этого боец не знал. И Вострецов немедленно отправился к «Индигирке».

Все минувшие повреждения не шли ни в какое сравнение с этим. Команда парохода уже готовилась покинуть судно и перебраться на «Ставрополь». Узнав об этом, Вострецов разжег погасшую трубку, выпустил облачко дыма и спокойно сказал:

— Отставить! Будем латать!

Моряки удивленно переглянулись: такое повреждение и в доке нелегко исправить.

А командующий, словно не замечая недоумевающих взглядов, уже отдавал распоряжения. Бойцы точно выполняли приказы. И все-таки, когда удары молота загрохотали по обшивке, не утерпел Вострецов — скинул шинель, поплевал на руки:

— Эх, дайте-ка мне! — и взял тяжелый молот.

Три раза уже сменялись напарники, а Вострецов будто и не чувствовал усталости — работал с такой спокойной деловитостью, словно находился в казанцевской кузне, а не на льду Охотского моря…

Суда снова двинулись в путь, пробираясь от полыньи к полынье, а моряки все еще не переставали удивляться:

— Такого даже бывалые мореходы сделать бы не смогли.

— А вот нам, сухопутным кузнецам, и невдомек это, — смеялся Вострецов, — увидели, надо сделать — и сделали!

ЗА ЧАС ДО РАССВЕТА

Командующий шагал вдоль зарослей кустарника, скорей угадывая, чем видя, залегших за ними бойцов. Тьма окутывала сопку. Тьма и там, внизу. Даже не верится, что у подножия сопки — город.

Радостное настроение не покидало Вострецова: наконец под ногами не лед, не шаткая палуба, а земля. Три тысячи километров сквозь льды добирались до нее. Сколько раз она казалась уже недостижимой. И вот отряд здесь, на Охотском побережье.

Но плавание во льдах отняло почти полтора месяца. Как использовал враг это время? Не перебросил ли свои силы? Не укрепился ли? Не узнали ли белогвардейцы о приближении отряда?

Не известно.

Постепенно радостное настроение начало угасать, уступая место тревоге. Во что бы то ни стало надо получить свежие сведения о противнике. А разведка, посланная уже добрый час назад, не возвращалась.

Наконец где-то совсем рядом раздался условный свист. Из темноты вынырнула фигура разведчика.

— Патрулей на улице не обнаружили.

Ну что ж, это добрый знак. Видимо, враг ничего не знает о десанте.

Отряд бесшумно подошел к городу, двинулся по тихой, погруженной в сон улице. У перекрестка группа красноармейцев отделилась и тотчас скрылась во тьме. У следующего перекрестка ушла вторая группа. Потом — третья. Вострецов минуту постоял, прислушиваясь к удаляющимся шагам красноармейцев. Город по-прежнему тих и спокоен, ни огонька вокруг.