Во главе группы бойцов Вострецов двинулся вдоль притихших деревянных домиков. Тот, у которого остановился командующий, с виду ничем не отличался от соседних. Но по донесению разведчиков это был именно тот дом.
Командующий осторожно поднялся по деревянным ступеням. Рывком открыл дверь, она оказалась незапертой, и шагнул в темные сени.
В первой комнате дремал дежурный офицер. Один из бойцов тотчас обезоружил его, Вострецов направился в следующую комнату. Никого. Но в конце коридора еще одна дверь.
Поначалу командующему показалось, что и здесь пусто. Потом он увидел на кровати, стоящей в глубине комнаты, спящего человека.
В ту же минуту человек проснулся и, поняв неладное, выхватил револьвер. Но Вострецов опередил его: стиснул в запястье руку врага — тяжелый револьвер упал на пол.
Главное сделано — белогвардейцу не удастся всполошить город. А скрутить офицера было не трудно. Вострецов на всякий случай еще раз обошел все комнаты. Штаб-квартира охотского отряда белогвардейцев в руках красных.
Командующий вышел на крыльцо. Небо на востоке уже посветлело. Из тьмы выплыл купол церкви, возвышавшийся над городом, а чуть в стороне, темный прямоугольник казарм, единственное в ту пору каменное здание Охотска. «Расчет оказался верным, — подумал Вострецов, — пожалуй, застигнутые врасплох белогвардейцы сдадутся без боя».
И как раз в эту минуту послышались выстрелы: У казарм красноармейцы неожиданно столкнулись с белогвардейским караулом. Казарма мгновенно ожила: из окон и дверей загремели выстрелы. Вострецов тотчас направился туда. Такой оборот дела не входил в его планы. Ведь к Охотску подошла только ударная группа. Двинулись маршем, когда разгрузка пароходов была еще в самом разгаре. Ударная группа невелика. Патронов у бойцов мало, всего три пулемета. Взяли только самое необходимое. Расчет был на внезапность, на то, что без боя удастся разоружить находящийся в Охотске отряд пепеляевцев.
Окна и выходы казарм красноармейцы держали под прицелом. Кирпичные стены казарм были надежным укрытием для неприятеля. За ними можно отсиживаться много дней. А это сводило все расчеты экспедиции на нет: ведь пепеляевцы находились не только в Охотске, за это время им может стать известно о высадке десанта.
Штурмовать же казармы до подхода основных сил рискованно… А что, если все-таки попытаться?..
Вдруг где-то рядом, с другой стороны казарм, застрекотал пулемет. Затем загремело дружное «ура». Взвод красноармейцев, не ожидая приказа, возможно, не зная даже, что командующий рядом, двинулся на штурм казарм.
— Молодцы! — крикнул Вострецов и повел в атаку следовавших с ним бойцов.
Красноармейцев встретил яростный огонь. Вот упал командир взвода Серов… Еще один боец упал… Ранен и тот, что шел с ним рядом… Но белые уже в панике. Стрельба их стала беспорядочной…
Когда первые лучи солнца показались из-за сопки, во дворе казарм выстроились около ста пленных пепеляевцев.
ДЕСАНТ
Вытянувшись цепочкой, отряд красноармейцев шагает заснеженной равниной. Где-то совсем неподалеку она сливается с ледяными полями Охотского моря. Но где именно, не разберешь: везде белым-бело.
Тишина. Бойцы молчат. Только прерывистое дыхание облачками срывается с губ.
Вдруг раздается чей-то протяжный крик, опять кто-то провалился в трясину, припорошенную снегом. Бойцы спешат на выручку. Приказ командующего: поджидать отстающих, держаться вместе. В этом безлюдном крае отстанешь — не выберешься.
И снова шагает отряд, форсируя бесчисленные речки, пробиваясь через таежные заросли, взбираясь на заснеженные сопки. Когда раздается команда «Привал!», красноармейцы сразу же опускаются на снег, чтобы хоть немножко передохнуть, отдышаться. Только потом раскладывают костры.
Командующему еще не до отдыха. Он шагает от одной группы бойцов к другой, подолгу задерживаясь возле молодых красноармейцев. Надо и поддержать их и проверить, в порядке ли оружие, на месте ли патроны. Об осторожности и сейчас нельзя забывать.
— Пламя сбивайте! — приказывает Вострецов. — Огонь здесь издалека виден. — И тут же советует: — Поближе устраивайтесь к костру, теплее будет.
— А вы-то, товарищ командующий? И вам бы надо отдохнуть.
— Сейчас и до меня очередь дойдет.
Вострецов и в самом деле укладывается. Но заснуть не удается: появляются взволнованные разведчики, шедшие все время впереди отряда.
— За сопкой, неподалеку, белогвардейцы! Стоят лагерем у реки!
Вострецов смотрит на усталые лица бойцов. Измучены люди. Но если не принять меры — белогвардейцы обнаружат отряд. Надо опередить врага.
За сопкой открылась река. Ее берега густо поросли кустарником. «Это нам на руку, — подумал командующий, — будет где укрыться».
Красноармейцы незаметно подобрались к белым почти вплотную. Еще несколько метров, и вдруг — выстрел: один из бойцов наткнулся на часового. Тотчас загремели десятки выстрелов — отстреливаясь, белые стали отступать. «Не уйдут, — решил командующий. — Незамерзшая река преградит им путь».
Но белые почему-то сами стремились к реке, словно она для них была не препятствием, а спасением.
А может быть, и в самом деле так?
Не раздумывая больше, Вострецов со взводом красноармейцев бросился белым наперерез. И только тут понял — враг спешил к лодкам, чтоб на них уйти от преследования. Но теперь красный отряд взял их в кольцо.
Стоило взглянуть на лица пленных, становилось ясно, что появление красных — полнейшая неожидан-кость. Да и приказ генерала Пепеляева, обнаруженный в палатке командира отряда, убеждал, что белые чувствуют себя в полной безопасности. Однако самого командира среди пленных не оказалось: ему удалось бежать.
Командующий встревожился…
Разоружив охотский отряд белогвардейцев, Вострецов погрузил бойцов на «Индигирку» («Ставрополь», забрав раненых и пленных, ушел во Владивосток) и снова отправился в плаванье. Целый день шел пароход вдоль Охотского побережья. Высадились на берег за сто километров от расположения главных сил пепеляевцев, чтобы подобраться к врагу незаметно. Ради этого третий день шагали бойцы по снежному бездорожью, изнемогая от усталости.
А теперь, узнав от сбежавшего офицера о приближении красных, пепеляевцы могут рассыпаться по отдаленным селениям, по таежной глухомани, и борьба станет затяжной. Да и сил потребуется куда больше.
Значит, остается одно; стремительным марш-броском преодолеть оставшуюся часть пути. А привал? Что поделаешь — опять не до отдыха…
Снова, вытянувшись цепочкой, шагает отряд.
— Ну как, скоро доберемся до цели? — спрашивает Вострецов у проводника.
— Скоро, командир, скоро.
А вокруг все та же бескрайняя равнина. Кажется, конца ей нет.
Вспомнилось вдруг Вострецову, как совсем недавно попал он к врачу — заставили, уговорили: с легки-ми неладно. Осмотрел его врач и говорит: «Вам бы поехать в Крым, отдохнуть и подлечиться». Вострецов согласился с врачом, только отправился не на Крымское, а на далекое Охотское побережье. И вот шагает впереди отряда рядом с проводником-тунгусом, так же, как и он, не расставаясь с набитой крепким махорочным табаком трубкой.
КОНЕЦ ПЕПЕЛЯЕВЩИНЫ
Командующий подозвал пленного:
— Поведешь прямо к штабу. И без шума!
Прижимаясь к домам, красноармейцы двинулись по улице поселка.
— Здесь! — сказал пленный, когда отряд подошел к большому бревенчатому дому.
— Окружить! — распорядился командующий, а сам решительно направился к двери.
Постучал. Но на стук никто не ответил. Постучал сильнее. Снова тишина.
Неужели опоздали? Может, штаб уже опустел — белые собирают силы по окрестным поселкам, чтобы нанести нежданный удар? А может быть…
В доме послышались торопливые шаги, приглушенные голоса.
Вострецов постучал сильнее, решительнее.
Дверь приоткрылась.
— Кто? — строго спросил офицер.
— С вами говорит командир красного десанта. Со мной полторы тысячи штыков (у Вострецова не было и семисот, но надо, чтобы те, кто притаился там, в доме, поняли: сопротивление бесполезно), командующий подтолкнул к двери пленного:
— Говорите!
— С вами говорит капитан Занфиров, — после минутного колебания дрожащим голосом произнес пленный. — Охотск в руках красных. Советую сдаться…
Как будто сделано все. Теперь остается ждать. Там все еще шепчутся. Не знают, что предпринять, на что решиться.
Наконец дверь открылась.
Керосиновая лампа с закопченным стеклом освещала большую неприбранную комнату, заставленную десятком кроватей. Возле них стояло несколько полуодетых растерянных офицеров.
Белогвардейцы знали о приближении отряда, просочились-таки слухи из Охотска. Но считалось, что если и доберутся красные до Аяна, то только со стороны моря. А к этому пепеляевцы подготовились. На берегу была установлена батарея пушек, день и ночь дежурили дозорные, наблюдавшие за заливом. Белогвардейцы чувствовали себя в Аяне в полной безопасности. О том, что красные могут появиться со стороны суши, и в голову никому не приходило. Снежное бездорожье казалось надежной защитой. И вот красные здесь.
— Кто из вас Пепеляев? — спросил Вострецов.
— Я, — ответил обрюзгший военный, придерживая на груди незастегнутый френч.
— Сдайте оружие!
Пепеляев протянул револьвер и тяжело опустился на стул.
— Дайте приказ о сдаче гарнизонов в соседних поселках, — предложил Вострецов.
Генерал вытащил блокнот, написал приказ, в котором советовал белогвардейцам последовать его примеру, и задумчиво посмотрел в окно. Может быть, генералу вспомнилось время, когда после разгрома Колчака он бежал в Харбин и работал там ломовым извозчиком, пока снова не решил взяться за куда более сомнительный промысел: «спасение России от большевиков». Может быть, сожалел о накопленных богатствах, которые теперь не попадут к нему в руки…
Хоть в белогвардейской банде и называли друг друга «братьями», цели у пепеляевцев были разбойничьи. При обыске в штабе обнаружили не только запасы оружия — включая американские карабины, — но и личные запасы «брата» генерала и его офицеров.