Экспедиция стала готовиться к старту и дальнейшему полету по маршруту Москва — Архангельск — Нарьян-Мар — остров Рудольфа: Запасные аэродромы готовились в Амдерме, проливе Маточкин Шар и мысе Желания. Весна 1937 г. была ранней и дружной, но летной погоды все не было. К тому же и заводы задержали готовность самолетов: три машины были готовы 14 марта, а четвертая — 20 марта. Медлить было нельзя. Вечером 21 марта синоптик Б. Л. Дзердзиевский предупредил, что надо вылетать завтра, ибо погодные условия дальше резко ухудшатся, а арктические аэродромы еще больше раскиснут и не смогут принять тяжелые самолеты.
Вылет экспедиции состоялся 22 марта, хотя стояла низкая облачность, шел снег с дождем, дул порывистый шквалистый ветер. Первую посадку совершили в Холмогорах, недалеко от Архангельска, где сменили колеса на лыжи. Плохая погода задержала здесь экспедицию на восемь дней. Затем — воздушный прыжок до Нарьян-Мара и опять задержка из-за нелетной погоды уже на 12 дней. Чтобы оторваться от аэродрома, расположенного на льду реки Печоры, пришлось облегчить массу самолетов и слить из баков каждого по две тонны бензина. Запаса бензина явно не хватало на дальний полет до острова Рудольфа, поэтому пришлось садиться на запасной аэродром в проливе Маточкин Шар, чтобы заправить самолеты бензином. Но и здесь туманы и снегопады, штормовые ветры, переходящие в ураганы, задержали вылет еще на шесть суток. Наконец, 18 апреля погода несколько улучшилась, и воздушная эскадрилья, не теряя времени, поднялась в воздух и взяла курс на остров Рудольфа. Над его ледяным куполом ярко сияло солнце, и летчики с присущим им мастерством произвели посадку.
На маршрут Москва — остров Рудольфа протяженностью около 4000 км воздушная экспедиция затратила 18 летных часов и 49 минут, но зато вместе с ожиданиями на аэродромах на него ушло 27 дней.
На Рудольфе пришлось сидеть больше месяца. Дни ожидания были заняты проверкой и наиболее рациональным распределением по самолетам грузов станции «СП», проверкой самолетов и их оборудования, авральными работами по заправке самолетов бензином при помощи ручных насосов. А летной погоды все не было. 5 мая летчик П. Г. Головин совершил на своем самолете-разведчике одиннадцатичасовой полет для проверки состояния льда и погоды в районе Северного полюса. Этот полет с полным правом можно назвать историческим, так как Головин был первым советским летчиком, пролетевшим над Северным полюсом. В полете была проверена надежность радиосвязи с островом Рудольфа и другими станциями.
На полет Головина возлагались большие надежды. На протяжении своего маршрута до 88° с. ш. Головин встретил много больших ледяных полей, пригодных для посадки тяжелых самолетов. Но после 88° началась сплошная облачность; и она тянулась до самого Северного полюса. А ведь садиться надо было при хорошей видимости.
Так шли сутки за сутками в ожидании благоприятных метеорологических условий. В эти дни самым популярным человеком на Рудольфе был синоптик Б. Л. Дзердзиевский, все взоры с надеждой были обращены к нему. Но по его суровому виду даже без слов было ясно, что на текущий день надежды на вылет нет.
Надежд на хорошую погоду становилось все меньше и меньше, приближался период сплошных туманов и таяния снега. Пришлось на ходу перестраиваться и менять план полета на Северный полюс. На совещании руководства экспедиции было принято решение гибко маневрировать, то есть вылетать не всем сразу, а поодиночке. Первой должна была вылететь флагманская машина с четверкой зимовщиков на борту, выбрать с воздуха место для лагеря, совершить посадку и после этого вызывать остальные машины.
И опять ждать, ждать, ждать…
Долгожданный день настал 21 мая.
— Сегодня над полюсом должна быть высокая облачность и хорошая видимость, — сказал Дзердзиевский. — Не могу гарантировать, надолго ли это. Но лучшей погоды в ближайшие дни не будет…
Флагманский самолет Н-170 вырулил на старт. В нем, кроме экипажа, находились начальник экспедиции О. Ю. Шмидт, главный штурман экспедиции И. Т. Спирин, персонал научной станции — И. Д. Папанин, Э. Т. Кренкель, П. П. Ширшов, Е. К. Федоров и кинооператор М. А. Трояновский.
Хотя полетная масса самолета составляла 24 т, взлет превзошел все ожидания: машина уже через 40 секунд оторвалась от взлетной полосы и ушла в воздух. Водопьянов уверенно вел машину на север. Правда, условия полета вскоре ухудшились, пришлось не раз пробивать облачность и вести самолет между слоями облаков. К тому же после 86-й параллели произошла авария: радиатор дал течь. Доложили командиру самолета. Водопьянов принял решение продолжать полет — он верил в надежность своей машины. Заделать щель не удалось. Тогда механики стали собирать просачивающийся антифриз[15] тряпкой, выжимать ее в ведро, а потом вновь перекачивать жидкость в бак. Водопьянов позже рассказывал об этом:
— Вся операция производилась мокрыми руками при 20-30-градусном морозе и стремительном ветре. То и дело высовывая руки наружу, механики сбивали их до крови и обмораживали. Но они знали, что только так можно сохранить драгоценную жидкость, и, стиснув зубы, продолжали работать…
Об этой неприятности знал только экипаж и начальник экспедиции. Самолет продолжал полет на север. Вот, наконец, и полюс, но под крыльями самолета сплошные облака. Водопьянов решил для верности пролететь еще немного дальше, а потом снижаться и пробивать облака. Расчет оправдался. На высоте 600 м самолет вышел из облаков, и перед его пассажирами открылась желанная картина: обширные ледяные поля, кое-где прорезаемые грядами торосов. Наступил решительный момент — посадка. Водопьянов сделал круг, выбрал ровное ледяное поле и с большим мастерством посадил на него тяжелую машину. Северный полюс был взят! Трудно передать словами ту радость, что охватила всех людей, находившихся в самолете Н-170. Они выразили ее громким «ура»! Сброшен трап. Первым на лед спустился Трояновский и начал снимать на пленку киноаппарата высадку группы. Сначала спустился О. Ю. Шмидт, за ним Папанин и трое членов его группы. И. Д. Папанин, оказавшись на льду, прежде всего топнул по нему ногой, как бы пробуя крепость льдины, на которой предстояло жить долгие месяцы. Затем от избытка чувств он выхватил наган и выстрелил в воздух. О. Ю. Шмидт крепко пожал руки летчикам и механикам и горячо поблагодарил их.
При посадке рация самолета вышла из строя, и начальник экспедиции не мог сразу доложить об успешном завершении первого этапа операции. Пришлось ждать, пока Кренкель смонтирует и пустит в ход свою рацию и установит связь с Рудольфом. Наконец, к концу суток связь была установлена, и первую весть с дрейфующей льдины принял Стромилов на острове Рудольфа. Таким образом, весть о завоевании Северного полюса достигла Москвы не сразу, и поэтому газеты, извещающие о блестящей победе советских полярников, вышли только вечером 22 мая с огромными аншлагами: «Советское знамя над Северным полюсом», «Советские летчики и, полярники на Северном полюсе», «Слава бесстрашным участникам экспедиции на Северный полюс»… На первой полосе был напечатан рапорт начальника экспедиции О. Ю. Шмидта ЦК ВКП(б) и Совету Народных Комиссаров СССР. В нем, в частности, было сказано: «Льдина, на которой мы остановились, расположена примерно в 20 км за полюсом по ту сторону и несколько, на запад от меридиана Рудольфа. Положение уточним. Льдина вполне годится для научной станции, остающейся в дрейфе в центре Полярного бассейна. Здесь можно сделать прекрасный аэродром для приемки остальных самолетов с грузом станций. Чувствуем, что перерывом связи невольно причинили вам много беспокойства. Очень жалеем. Сердечный привет…»[16].
На следующий день в газетах была опубликована новая радиограмма О. Ю. Шмидта. В ней сообщалось о выполненной за первые сутки работе. Заканчивалась она так: «…входящие в состав нашей группы пять челюскинцев невольно вспоминают жизнь на дрейфующей льдине. Сейчас мы отомстили за гибель «Челюскина»… Наши мысли — с нашей великой Родиной…»[17].
А 24 мая во всех газетах было опубликовано приветствие Политбюро ЦК ВКП(б), адресованное О. Ю. Шмидту, М. В. Водопьянову и всем участникам экспедиции на Северный полюс: «Партия и правительство горячо приветствуют славных участников полярной экспедиции на Северный полюс и поздравляют их с выполнением намеченной задачи — завоевания Северного полюса. Эта победа советской авиации и науки подводит итог блестящему периоду работ по освоению Арктики и северных путей, столь необходимых для Советского Союза. Первый этап пройден, преодолены величайшие трудности. Мы уверены, что героические зимовщики, оставшиеся на Северном полюсе, с честью выполнят порученную им задачу по изучению Северного полюса. Большевистский привет отважным завоевателям Северного полюса!»[18]
Утром 26 мая был дан старт остальным трем самолетам с острова Рудольфа на льдину, где находился самолет Водопьянова с его экипажем и пассажирами: На всех этих самолетах находились грузы научной станции, так необходимые для полного ее развертывания. Самолеты Молокова и Алексеева достигли цели быстро, но прилет четвертого самолета — Мазурука — задерживался из-за погодных условий, и он смог сесть на льдину только 5 июня. А тем временем льдина успешно обживалась. Завершились монтажные работы и оснащение станции — в этом Папанину и его товарищам активно помогали экипажи самолетов. С первого же дня Ширшов и Федоров начали вести научные наблюдения, и через несколько дней они вели их уже по полной программе. «Никогда еще научные наблюдения в Центральном полярном бассейне не велись по такой широкой программе, с такой интенсивностью и величайшей тщательностью»[19], — писал о них О. Ю. Шмидт.
С прилетом самолета Мазурука и выгрузкой из него грузов миссия воздушного отряда была выполнена. Летчики стали готовить свои машины к обратному рейсу. В два часа ночи 6 июня состоялся прощальный торжественный митинг, на котором было объявлено официальное открытие полярной станции на дрейфующей льдине.