О. Ю. Шмидт и М. И. Шевелев писали: «Когда мы улетели с полюса, грустно было расставаться с товарищами, которых знаем уже много лет по совместной работе в Арктике, с которыми три месяца вместе жили, работали, побеждали трудности. По-человечески было грустно. Но по существу мы были абсолютно спокойны за них, как и за себя, в какие бы тяжелые обстоятельства наша экспедиция ни попадала»[33].
Эта спокойная уверенность в том, что Родина придет на помощь, если им будет грозить серьезная опасность, не покидала четырех полярников с первого и до последнего дня их жизни и работы на льдине. Она снимала с них тревоги за свою судьбу, вселяла уверенность и бодрость и вливала свежие силы. Все дни их единственной заботой была работа и работа, стремление сделать как можно больше и как можно лучше.
Трудно описать, что переживали четверо полярников после взлета последнего самолета. Сразу наступила напряженная тишина. Ведь до этого во все предшествующие 16 дней на льдине было много людей, кипела работа, раздавались шутки и веселый смех. Теперь же эти четверо находились совсем одни, затерянные среди ледяной пустыни на самой вершине Земли. И когда замолкли звуки мотора последнего покинувшего их самолета, они сели и обсудили последние планы.
И потекли дни тяжелого, напряженного труда.
Собственно говоря, научные наблюдения начались с первого дня посадки самолета Водопьянова на льдину. Его экипаж не только помог развернуть и оборудовать лагерь станции, но и стал участником первых научных наблюдений. Они помогли Ширшову пробить прорубь во льду и сделать еще до прибытия лебедки первую гидрологическую станцию до глубин 1000 м, получить первые пробы воды и планктона, измерить величину и направление подледных течений. Уже первая гидрологическая станция дала неожиданные результаты: на глубинах от 250 по 750 м был обнаружен слой относительно теплой воды атлантического происхождения.
— Мы подтвердили выводы Нансена, полученные во время дрейфа «Фрама», о проникновении вод Атлантического океана в окраинный район Центрального полярного бассейна. А вот теперь мы получили подтверждение, что эти воды достигают даже Северного полюса, — говорил П. П. Ширшов.
В ночь на 22 мая ушла в Москву первая сводка погоды с Северного полюса и в дальнейшем стала передаваться регулярно четыре раза в сутки. Установку метеостанции участники экспедиции считали своим первейшим долгом. Кренкелю в первые дни активно помогал бортрадист экспедиции С. Иванов.
Федоров 23 мая провел первые магнитные измерения, а 1 июня измерил силу тяжести.
Приемкой грузов с самолетов занимался Папанин, он же руководил устройством лагеря. Он спешил сделать как можно больше до отлета самолетов, чтобы использовать труд более 30 помощников. Сначала разбили легкие шелковые палатки, но они оказались малоудобными для работы из-за своих размеров. Так, например, в одной из них, где устроили радиостанцию, Кренкель не мог вместиться весь, и его ноги торчали из двери палатки и лежали на снегу.
— Выручайте, братцы! — взмолился он после первого дня работы.
Летчики вняли его призыву. Здесь как раз пригодился полученный ими опыт вынужденных посадок. Они быстро общими силами соорудили удобный и вместительный снежный домик, разделили его внутри на два отделения: в одном поместили радиостанцию, другое стало машинным.
Обрадованный Кренкель шумно благодарил добровольных строителей и теперь мог работать уже с комфортом, сидя за столом. Правда, комфорт был относительный: стол из снега, а сидением служила запаянная жестяная банка с продовольствием. Температура внутри этой снежной радиостанции была не выше наружной.
Лагерь рос буквально не по дням, а по часам. Так, уже через день после посадки первого самолета на месте лагеря стояли шесть шелковых палаток (в трех — кухня, столовая, склады, остальные жилье), строился снежный домик и возвышались мачты радиостанции. Лагерь рос и оснащался по мере прилета трех остальных машин и выгрузки из них грузов. Особенно обрадовала доставка на самолете Молокова ветродвигателя. Его быстро установили и пустили в ход. Подул ветерок, закружился ветряк, ожила динамо-машина, пошла полным ходом зарядка аккумуляторов. Рация получила надежное питание.
Когда с самолетом Алексеева прибыла основная жилая палатка, правильнее назвать, жилой дом для четырех зимовщиков, она стала главным украшением лагеря. По просьбе Папанина летчики помогли пристроить к ней из снежных кирпичей домик, в который перенесли кухню. С самолетом Мазурука, прилетевшим 5 июня, была доставлена гидрологическая лебедка, последние грузы для станции и пятый зимовщик — пес Веселый. Постройка поселка научной станции и ее оснащение в основном были завершены. Четверо зимовщиков сердечно поблагодарили участников воздушной экспедиции за оказанную большую помощь.
Пятый участник дрейфа — сибирский пес Веселый быстро освоился со льдиной. Его прозвали так за веселый, беззаботный нрав. На него тоже были возложены обязанности: он должен был нести сторожевую службу и предупреждать о появлении белых медведей.
Первые дни жизни и работы — первые испытания снаряжения и оборудования. Еще когда начала готовиться экспедиция, правительство дало указание проявить максимум заботы о четверке зимовщиков и подготовить станцию «Северный полюс» так, чтобы они ни в чем не испытывали недостатка. Их снаряжение было продумано до мелочей и испытано не один раз. К снаряжению станции предъявлялось три требования: малый объем, малая масса и большая прочность. Полярный опыт всей четверки научил их быть готовыми к любым неожиданностям.
И все же гордостью экспедиции была большая жилая палатка. Обтянутая темным брезентом, она четко выделялась на белоснежном фоне льдины. На ее разметку, конструирование и изготовление ушло довольно много времени. Главные требования, которые к ней предъявлялись, были успешно выполнены: относительно малая масса, легкость сборки, теплая изоляция и способность выдерживать сильные штормовые ветры. Прежде чем отправить сделанную палатку по назначению, ее испытали в зимние морозы в Подмосковье. Теперь же в ней поселились всерьез и надолго. Размер ее был довольно внушительный: 4 м в длину, 2,5 м в ширину и 2 м в высоту. Каркас палатки был разборный, сделан из легких дюралевых труб и собирался на болтах. Благодаря такой конструкции ее легко можно было поднять и перенести на другое место. После сборки каркас обтягивался тремя чехлами: внутренний — из тонкой плотной парусины, средний — шелковый, подбитый гагачьим пухом, и наружный — из тонкого брезента, пропитанного водонепроницаемым составом. Пол палатки был выстлан несколькими слоями прорезиненной ткани и фанеры. Зимовщики взяли с собой резиновые подушки, но решили не спать на них, а выстлать ими пол поверх фанерных листов, а потом настелить еще оленьи шкуры.
Спали зимовщики на двухъярусных койках, сделанных из дюралевых труб. В летнее время, когда ярко сияло солнце, темный брезент палатки хорошо поглощал солнечные лучи и температура внутри палатки поднималась до 10-15°С. Зимою воздух внутри палатки согревался двумя керосиновыми лампами «молния». Правда, они поглощали много кислорода, и зимовщики первое время испытывали сильные головные боли от отравления продуктами горения, но постепенно привыкли. И все же, несмотря на такой способ отопления, зимою в палатке температура доходила до —5°С, а главная неприятность состояла в том, что накопившиеся и конденсирующиеся пары оседали на стенках и потолке палатки в виде инея и льда. Когда же температура поднималась выше нуля, лед и иней таяли и пропитывали сыростью все вокруг, а на полу выступали лужи. О такой роскоши, как электрический свет, обитатели палатки даже не могли и мечтать — его заменял свет керосиновой лампы.
Площадь палатки была достаточно большой — 10 м2, но все же она оказалась очень тесной из-за большого числа предметов, в ней размещенных: койки, стол с радиоаппаратурой, а под ним аккумуляторные батареи, далее «буфет» и полки с астрономическими пособиями, возле них ящик с хронометром. У другой стенки ящик с метеорологическими приборами.
По отзывам зимовщиков станции, палатка в основном оказалась удовлетворительной и была для них прочным и достаточно уютным жильем, но главным ее недостатком являлась невозможность удалять продукты горения керосиновых ламп и сырость в летний период.
Мы достаточно подробно рассказали об этой палатке потому, что она являлась в лагере станции главным административным, хозяйственным, жилым, научным, культурным центром, а также радиостанцией, связывающей участников дрейфа с внешним миром — и все это вмещалось в одной каркасной палатке. Палатка эта сохранилась и демонстрируется ныне в Ленинградском музее Арктики и Антарктики.
Кроме главной палатки, на льдине было установлено несколько небольших палаток из парусины и прорезиненного шелка — в них размещались научные приборы. Зимовщикам очень по вкусу пришелся снежный домик, построенный ими с помощью летчиков. Они оценили его надежность и удобства и в дальнейшем не раз строили снежные и ледяные домики для хозяйственных нужд и размещали в них некоторое оборудование.
Все четверо были опытными полярниками и хорошо знали коварство арктической стихии. И хотя выбранная для лагеря льдина казалась надежной и прочной, тем не менее не было никакой гарантии в том, что не начнутся передвижки льда и торошение.
— Мы с Ширшовым пережили во время челюскинской эпопеи тридцать три сжатия льдов, и нам ли не знать, какая это страшная сила — торожение{1} дрейфующих льдин, — сказал Кренкель. — Все наши запасы вмиг погибнут, если будут лежать в одном месте…
Предупреждение было серьезным. Поэтому решили все имущество станции — продовольствие, горючее, одежду, запасные материалы — рассредоточить по нескольким базам. Пришлось построить три склада в разных концах льдины и все запасы распределить на три равные части. Это гарантировало сохранность по крайней мере двух третей имущества, если вдруг один из складов был бы раздавлен сжатием льдов или утонул бы при разрыве ледяного поля.