Пес обладал пороком брать без разрешения то, чего ему не полагалось. Он воровал продукты, зарывал их в снег в разных концах льдины, а потом забывал эти места, копал лапами снег и не находил спрятанных им продуктов. За проступки и нарушение дисциплины Папанин наказывал его ремнем или сажал на привязь, но это мало помогало. Едва очутившись на свободе, Веселый снова принимался за свои проделки. Частые наказания и строгость в обращении не мешали ему любить Папанина.
Кренкелю не терпелось как можно скорей заняться своим хобби — любительской коротковолновой связью, но первые дни потоки служебных и поздравительных радиограмм занимали все его время, а потом приходилось экономить заряды аккумуляторов, так как ветряк часто бездействовал. Но к концу лета подули устойчивые ветры, они крутили ветряк почти круглые сутки, и забота об экономии электроэнергии отпала. Отныне все свободное от работы время Кренкель посвятил поискам в эфире новых связей с любителями-коротковолновиками. Его товарищи не переставали удивляться, как это удавалось ему на миниатюрном трехламповом коротковолновом передатчике мощностью всего лишь 20 ватт (!) устанавливать связи с любителями всех континентов северного и даже южного полушария. Так, в журнале Эрнста Теодоровича, где он пунктуально регистрировал все установленные коротковолновые связи, было записано, что за два первых месяца дрейфа он зафиксировал работу радиостанций в июне 138 раз, в июле 156 раз, причем в ряде случаев эта связь была двусторонней с любителями таких стран, как Голландия, Исландия, Чехословакия, Бельгия, Норвегия, Франция, Англия, США, Австралия и др. При этом Кренкель в своем журнале регистрировал не только сам факт связи, позывные станции и ее адрес, но и волну корреспондента, слышимостью по 5-балльной шкале (в подавляющем большинстве это было на 5), а также разборчивость сигналов и тон по 9-балльной шкале оценки.
Кренкель потом писал, что на льдине не было ни лифтов, ни трамваев, создающих обычно оглушительные помехи в приеме, и что условия радиосвязи были идеальными. Связь с любителями обычно происходила в ночное время, когда Кренкель был в роли ночного сторожа станции, а три его товарища мирно спали. Он писал дальше: «США как страна, имеющая наибольшее количество любительских передатчиков, по количеству связей с полюсом стоит на первом месте. Работой нашей станции интересовалась американская пресса. Стоило лишь появиться позывным моего UPOL в любительском диапазоне, как любители буквально набрасывались, одновременно меня вызывало несколько станций с разных сторон света и разных материков»[38].
Так, в одну из удачных ночей Кренкелю удалось установить связь с 11 радиолюбителями. Его передавали из рук в руки, в адрес их маленького коллектива передавались восторженные отзывы и приветствия. А один из его заочных знакомых на Гавайских островах, с которым он работал несколько раз, превратился в ярого болельщика их экспедиции, был в курсе их работы и очень волновался, не растает ли у них лед, не очень ли им страшно… Он регулярно сообщал Кренкелю, что печатает иностранная пресса об их экспедиции. Эрнст Теодорович успешно работал с Аляской и Канадой и особенно гордился установлением связи с любителями таких стран, как Новая Зеландия и Австралия, находящимися в «подвальном» этаже планеты, если крышей ее считать Северный Ледовитый океан. Свои успехи Кренкель оценивал следующими скромными словами: «Почти вся связь, за редким исключением, проходила на 20 метрах. Несомненно, для двадцативаттного передатчика это является хорошим достижением»[39].
Радиосвязь с Большой землей действовала надежно. В положенные сроки передавались сводки погоды, отчетная информация о выполненной работе, корреспонденции в центральные газеты и Всесоюзное радио. На льдину шла встречная цепочка передач, носившая преимущественно частный характер: вести от родных и друзей, приветствия от коллективов и организаций, запросы редакций газет. Но иногда среди этих сообщений Кренкель принимал служебные радиограммы с заданиями. Так, в радиограмме, полученной 10 июня, содержалось задание обслужить сводками погоды и радиосвязью перелет из Москвы в США через Северный полюс самолет АНТ-25 под командованием прославленного летчика нашей страны Героя Советского Союза Валерия Чкалова. В состав его экипажа входили второй пилот Георгий Байдуков и штурман-радист Александр Беляков.
Этот рейс открывал эпоху трансарктических перелетов с одного материка на другой. В те времена в авиации еще не было самолетов современного типа, развивающих сверхзвуковую скорость, лучшие самолеты летали со скоростью 180-200 км в час. Вполне естественно, что такой продолжительный полет должен быть надежно обеспечен метеосводками и службой связи. Трасса перелета пролегала на значительном протяжении над Северным Ледовитым океаном, вне зон действия радиостанций и метеостанций, поэтому очень большое значение приобрела научная станция, действующая в приполюсном районе. Станция «Северный полюс» была в те дни единственной точкой на всей огромной площади Центрального полярного бассейна, и ее сводки погоды должны были значительно облегчить работу синоптиков, передающих информацию о погоде на трассе этого перелета.
Надо ли говорить, с каким волнением все четверо обитателей станции «Северный полюс» готовились к обслуживанию перелета. Они рассчитывали также на то, что экипаж самолета сможет сбросить им на парашюте письма от родных и газеты. 17 июня наступил долгожданный сигнал быть в полной готовности, а утром следующего Дня самолет АНТ-25 взял старт с подмосковного аэродрома и устремился на север. На льдину пришла новая радиограмма с заданием следить за самолетом Чкалова начиная с двадцатого часа полета, что совпало с полуночью с 18 на 19 июня. Папанин отправил Кренкеля спать, так как ему нужно было хорошо отдохнуть перед напряженной круглосуточной вахтой. Ширшов занимался гидрохимическим анализом проб морской воды, а Федоров брал суточную гравитационную станцию. Папанин тоже был у своего рабочего места — на кухне, готовил обед, а Веселый, видя, что за ним никто не наблюдает, стащил и съел несколько кусков жареного поросенка, которые Папанин приготовил к обеду. За это он был наказан тремя сутками голодной диеты.
Кренкель сел за свою рацию в 18 часов, сначала держал связь с островом Рудольфа, передавал каждые три часа метеосводки для самолета Чкалова. К концу суток он вышел на радиосвязь с самолетом.
Погода, как нарочно, испортилась. Опустился туман, пошел мокрый снег, над головой спустились сплошные низкие облака. День 19 июня начался при такой же гнусной погоде. Настроение у четверки полярников окончательно испортилось. В 5 часов утра Чкалов находился на полпути между островом Рудольфа и полюсом, и его маршрут пролегал в стороне от льдины, но вскоре Беляков сообщил, что Чкалов принял решение обходить область циклона слева, и, следовательно, летчики пройдут над льдиной.
Папанин с товарищами слышали только шум мотора пролетающего над ними самолета — и только. Увидеть его помешала сплошная облачность. Чкалов сообщал, что идет над облаками, над ними чистое небо, видимость отличная. Кренкель еще долго был на вахте и вел наблюдение за эфиром: ведь станция «Северный полюс» была последней советской точкой связи с самолетом. Прошло некоторое время, и Кренкель поймал радиограмму, передаваемую с самолета в Москву в Кремль: «Полюс позади. Идем над полюсом неприступности. Полны желания выполнить задание. Экипаж чувствует себя хорошо. Привет. Чкалов, Байдуков, Беляков».
21 июня радио Москвы сообщило о блестящем завершении перелета Чкалова. Четверо обитателей льдины восприняли его с радостью и чувством гордости: ведь в успехе перелета был также их личный вклад.
А затем из Москвы новая директива: обслужить второй трансарктический перелет самолета АНТ-25. Его экипаж состоял из командира самолета Героя Советского Союза М. М. Громова, второго пилота А. Б. Юмашева и штурмана-радиста С. А. Данилина.
Летчики вылетели из Москвы рано утром 12 июля. На льдине повторилась та же процедура подготовки обслуживания перепета. Разница заключалась только в том, что льдину уже отдрейфовало за 200 км от полюса, и, чтобы пролететь над нею, нетчикам надо было проложить маршрут по ломаной линии, а не по прямой на полюс. Правительство поручило станции «СП» официально зарегистрировать пролет самолета Громова над станцией, и Центральный аэроклуб назначил Е. К. Федорова спортивным комиссаром. Зимовщикам из Москвы сообщили, что экипаж Громова везет для них письма, газеты и посылки со свежими фруктами, рассчитывая сбросить все это с парашютом.
Вся четверка с особым нетерпением ждала этот рейс. Чтобы легче было обнаружить с воздуха лагерь, вокруг него нанесли яркой краской на льду большое кольцо. Медленно тянулись часы ожидания. Кренкель периодически объявлял товарищам, где проходит сейчас самолет. После того как летчики прошли остров Рудольфа, напряжение возросло. Досадное осложнение вызвал туман, неожиданно окутавший льдину и ее окрестности. В два часа ночи Кренкель принял радиограмму с борта самолета: «Привет завоевателям Арктики Папанину, Кренкелю, Ширшову, Фе-дорову. Экипаж самолета АНТ-25 Громов, Юмашев, Данилин». Кренкель немедленно ответил: «Взаимный привет советским орлам».
Истекло время когда самолет должен был пролететь над лагерем, но не было видно ни самолета, не слышно шума моторов. Видимо, Громов, оценив обстановку и перспективы дальнейшего полета, решил не рисковать и не отклоняться от генерального курса из-за плохой погоды, а пролетел от Рудольфа прямо на полюс, оставив станцию «СП» в стороне. Конечно, полярники очень расстроились, но обиды не было: они не могли осуждать принятого правильного решения. И они тоже искренне радовались, когда до них дошло известие о блестящем завершении полета Громова, установившего два новых мировых рекорда. О том, каков был в то время уровень передовой авиационной техники, можно судить по тому, что полет Громова продолжался 62 часа 17 минут. Кренкель с гордостью отстучал ключом корреспонденцию в «Правду» о том, что отныне на перекрестке всех меридианов открыт семафор.