Да, он пил — и много. Я давно не видел Джона в таком виде, может, даже никогда. Настроение у него было хуже некуда.
— Входи, — сказал я. — Входи, Джон.
— Не хочу я никуда идти, — громко огрызнулся он. — Не нужна мне больше от тебя никакая помощь. Уже напомогался, парень.
— Что с тобой происходит? — сказал я и опять попытался ввести его в дом.
Он покачнулся, длинные, сильные руки замолотили в воздухе, как цепы.
— Не понял, что я сказал? Не нужна мне твоя помощь! — закричал он. — Ты уже достаточно напортачил. Великий доктор Кросс! Как же! Черта с два! Не для Эллиса Купера!
Я попятился.
— Потише. В доме все спят. Ты меня слышишь?
— Не учи меня, что делать, мать твою! Не смей мне указывать! — зарычал он. — Ты облажался, блин. Мы оба облажались, но ты же у нас такой умный, важное светило!
В конце концов мое терпение лопнуло.
— Иди домой и проспись! — сказал я Сэмпсону. И закрыл было дверь. Но он опять дернул ее на себя, чуть не сорвал беднягу с петель.
— Не смей от меня запираться! — завопил он.
Потом сильно пихнул меня. Я стерпел, но Сэмпсон пихнул вторично. И тогда я нанес ему резкий удар. Я был сыт по горло его пьяными выходками. Сцепившись, мы кубарем покатились по деревянным ступеням на лужайку. Некоторое время мы боролись, извиваясь на траве, а потом он попытался заехать мне кулаком. Я парировал. Слава Богу, он был не в той форме, чтобы ударить точно.
— Ты облажался, Алекс. Ты позволил Куперу умереть! — заревел он мне в лицо, когда мы оба вскочили на ноги.
Мне совершенно не хотелось с ним драться, но он опять ринулся на меня. Удар пришелся в щеку. Я рухнул, будто и не стоял вовсе. Я сидел на земле оглушенный и хлопал глазами.
Сэмпсон потянул меня с земли, теперь он уже тяжело дышал и яростно хватал ртом воздух. Он попытался схватить меня за голову. Господи, ну и силен же он был! Верзила вцепился в меня, одновременно нанеся сбоку короткий сильный удар в лицо. Я снова упал, но постарался вскочить. Оба мы глухо рычали. Из скулы у меня текла кровь.
Он размахнулся, но промазал на дюйм. Потом тяжелый удар обрушился мне на плечо, было здорово больно. Я мысленно велел себе держаться подальше. Я был в невыгодном положении: с десятисантиметрового расстояния он обрушивал на меня пудовые удары своих кулаков. Никогда еще не видел я Сэмпсона таким пьяным, злым и невменяемым.
Переполненный яростью, он все продолжал и продолжал наседать. Мне необходимо было осадить его во что бы то ни стало. Любым способом. Но как?
Наконец я нанес ему апперкот в живот и ударил в щеку. Потекла кровь. Затем коротким справа резанул в упор, в челюсть. Уж это-то был чувствительный удар!
— Перестаньте! Перестаньте сейчас же! Остановитесь оба! — зазвенел голос у меня над ухом. — Алекс! Джон! Прекратите это безобразие! Остановитесь оба! Немедленно прекратите!
Старушка Нана растаскивала нас в стороны. Она вклинилась между нами, подобно маленькому, но решительному рефери. Ей приходилось делать это и раньше, но ни разу с тех пор, как нам минуло двенадцать.
Мой противник выпрямился и с высоты своего роста посмотрел на бабушку.
— Прости, — неразборчиво пробормотал он. — Прости, Нана. — Вид у него был пристыженный.
Потом он заковылял прочь, не сказав мне ни слова.
Глава 40
На следующее утро я спустился к завтраку около шести. В кухне уже сидел Сэмпсон, поедая свое любимое блюдо — омлет с картофельной мукой. Мама Нана сидела напротив него. Прямо как в старые времена.
Они потихоньку шушукались, словно делясь какими-то глубоко личными секретами, которые никому больше знать не положено.
— Не помешаю? — спросил я, останавливаясь в дверях.
— Думаю, мы уже все утрясли, — сказала Нана.
Она сделала приветливый жест, приглашая меня к столу. Но я сначала налил кофе, шмякнул на тарелку четыре ломтика пшеничных тостов и только потом присоединился к Нане и Сэмпсону.
Перед Джоном стоял большой стакан с молоком. Мне невольно вспомнилось то время, когда мы были детьми. Два-три раза в неделю он вот так же появлялся утром, примерно в это время, чтобы преломить хлеб со мной и Наной. А куда ему было еще податься? Родители были наркоманами. А Нана не только мне, но и ему всегда была вроде матери или бабушки. С десятилетнего возраста мы были с ним как братья. Вот почему вчерашняя драка была такой огорчительной.
— Позволь мне сказать, Нана, — проговорил он.
Она кивнула и отхлебнула чая. Я совершенно точно знаю, почему выбрал своей профессией психологию и кто послужил мне первоначальным образцом. Нана всегда была лучшим психотерапевтом, какого я знаю. По большей части она мудра и сострадательна, но, когда требуется отстоять правду, умеет быть и достаточно жесткой. Вдобавок она умеет слушать.
— Прости, Алекс. Я всю ночь не спал. Я ужасно сокрушаюсь по поводу вчерашнего. Я здорово зашел за грань, — сказал Сэмпсон. Он смотрел мне прямо в глаза, изо всех сил стараясь не отвести взгляда.
Нана наблюдала за нами так, словно мы были Каин и Авель, сидящие у нее на кухне за завтраком.
— Да, ты зашел за грань, — сказал я. — Это уж точно. Кроме того, вчера ты был просто неадекватен. Сколько ты выпил, прежде чем заявиться?
— Джон же сказал, что просит прощения, — вступилась Нана.
— Нана, — он повернулся к ней, потом снова ко мне, — Эллис Купер был мне как брат. Я не могу свыкнуться с его казнью, Алекс. В каком-то смысле я жалею, что пошел смотреть. Он не убивал тех женщин. Я надеялся, что мы сможем его спасти, так что это моя вина. Я ожидал слишком многого. — Он умолк.
— Я тоже. Мне жаль, что у нас ничего не вышло. Позволь показать тебе кое-что. Пойдем наверх. Теперь речь должна идти о возмездии. Не осталось ничего, кроме возмездия.
Я привел Сэмпсона в свой кабинет в мансарде. Повсюду к стенам здесь были пришпилены заметки, касающиеся случаев убийства в армии. Комната напоминала приют сумасшедшего, одного из моих пациентов-маньяков, одержимых идеей убийства. Я подвел Джона к столу.
— Я работаю над этими сообщениями с тех пор, как познакомился с Эллисом Купером. Обнаружил еще два примечательных подобных случая. Один в Нью-Джерси, другой в Аризоне. Тела жертв, Джон, тоже были разрисованы.
И я ознакомил Сэмпсона с данными, не утаив ничего.
— Кстати, я узнал, что Пентагон работает над тем, чтобы положить конец нынешнему положению, когда в мирное время в армии ежегодно происходит больше тысячи смертей — в результате дорожных аварий, самоубийств и убийств. Однако, несмотря на эти усилия, за минувший год было убито больше шестидесяти солдат.
— Больше шестидесяти? — охнул Сэмпсон, изумленно покачав головой. — Шестьдесят убийств за год?
— Большинство случаев насилия — на почве секса и нетерпимости, — пояснил я. — Изнасилования и убийства. Жертвами становились гомосексуалисты, которых убили или забили насмерть. Есть серия гнусных изнасилований, совершенных неким сержантом в Косово. Он не думал, что его схватят, потому что там и без того происходило много подобных преступлений.
— А были еще случаи с раскрашенными телами? — поинтересовался мой друг.
Я покачал головой:
— Только те два, что я раскопал: в Нью-Джерси и в Аризоне. Но и этого достаточно. Это ниточка.
Сэмпсон тряхнул головой и посмотрел на меня:
— Итак, что мы реально имеем?
— Пока не знаю. Трудно выжимать сведения из армии. Происходит что-то мерзкое и отвратительное. Выглядит так, будто военным шьют фальшивые дела. Первый случай произошел в Нью-Джерси, последний, похоже, тот, что с Эллисом Купером. Имеются явные, четко выраженные совпадения: слишком легко обнаруженное орудие убийства, анализ отпечатков пальцев и анализ ДНК, послужившие в качестве улик.
— Все эти люди имели хорошие послужные списки. В расшифровке стенограмм следствия по делу в Аризоне было упоминание о «двух или трех мужчинах» виденных рядом с домом жертвы перед тем, как было совершено убийство. Есть вероятность, что невинных людей подставляют, затем несправедливо предают смерти. Сфабрикованные обвинения, беззаконные казни. И могу добавить еще кое-что.
— Что именно?
— Эти киллеры не столь блестящи, как Гэри Сонеджи или Кайл Крейг, однако ничуть не менее беспощадны. Они мастера своего дела, а дело их — убивать и выходить сухими из воды.
Сэмпсон нахмурился и решительно покачал головой:
— Такого больше не будет.
Глава 41
Томас Старки родился в Роки-Маунт, штат Северная Каролина, и, как и большинство его соседей, до сих пор страстно любил эти места. Он подолгу бывал вдали от дома, находясь на военной службе, но потом вернулся сюда уже навсегда, чтобы поставить на ноги детей и дать им все, что в его силах, все самое лучшее. Он знал, что Роки-Маунт — превосходное место для того, чтобы растить там детей. Черт побери, он ведь и сам вырос в этих местах, не так ли?
Старки был предан своей семье, мало того — искренне любил семьи двух своих ближайших друзей. Он также чувствовал потребность руководить, направлять и держать под своим контролем все и вся, что его окружало.
Почти каждый субботний вечер Старки собирал все три семейства на барбекю. Исключение составляли дни, приходившиеся на футбольный сезон, когда семейства обычно устраивали закусон вечером в пятницу, расставив угощение на откинутой задней дверце грузовичка. Сын Старки Шейн играл защитником за команду средней школы. Спортсмена Шейна старались залучить к себе технические колледжи штатов Северная Каролина, Висконсин и Джорджия, но Старки хотел, чтобы тот прежде, чем поступит в колледж, прошел армейскую выучку. Именно так поступил он сам, и это пошло ему только на пользу. И Шейну это также послужит наилучшим образом.
Трое старых друзей обычно сами делали все закупки и сами стряпали для субботних барбекю и пятничных пикников. Они покупали на фермерском рынке бифштексы, свиные ребрышки и горячие, нежнейшие колбаски. Выбирали кабачки, кукурузу в початках, помидоры, спаржу. Даже готовили салаты: немецкий картофельный салат, салат из шинкованной капусты, моркови и лука с майонезом, иногда салат «Цезарь» — из латука, гренок, вареных яиц, с постным маслом и уксусом. Черт, они даже прибирались после трапезы и мыли посуду. Друзья гордились тем, что умеют подать блюда так, как положено, и сорвать примерно такие же восторженные аплодисменты, что и их сыновья, участвующие в футбольных матчах.