инимает. В результате этого разговора с Володей однажды, когда ко мне по общественным делам школы зашла Т.М. Бучнева, она же педагог зоологии, я позвала бывшего у нас Вано и Володю и сказав, что мне, руководителю учебно-производственной комиссии родительского комитета, стыдно за него, что у него и Володи есть плохие отметки, заставила его взять блокнот и в присутствии педагога Бучневой записать, в какие сроки, какие разделы он должен исправить. Первый срок дачи зоологии был назначен педагогом в один день с Володей. Володя с утра звонил к Вано на дачу, просил его разбудить, т. к. они должны идти сдавать зоологию. Вано не пришел в школу. Володя исправил зоологию на отлично и был рассержен на то, что так не сделал Вано.
Так относился Володя к Вано.
6. У Володи никогда в учебное время не было столько товарищей, как в этой школе. Этой дружбой, как и впоследствии дружбой с Вано Микояном, я была очень недовольна и это недовольство в присутствии всех своих знакомых неоднократно выражала Володе, а также Артему Хмельницкому, просто прося их оставить Володю в покое. Почему же я была недовольна этой дружбой? Страшная мысль о фашистской организации мне в голову никогда не приходила, для этого никогда у меня не было оснований. Недовольна была из-за того, что Володя за время дружбы с этими товарищами, за время пребывания в этой школе, особенно до своей болезни сильно изменился.
7. Володя продолжал оставаться таким же дисциплинированным, чутким, простым. По-прежнему любил поделиться с близкими о своих личных делах, о школе. Оставались в нем и его прежние патриотические чувства, большой интерес к газетам, беседам на международные темы и войне. Делал из газеты вырезки наиболее заинтересовавших его статей и очерков. Так, ему очень понравился очерк Довженко “Мать”, который Володя вырезал, дал прочитать мне, а потом домработнице Солодовниковой, чтобы она прочитала, как хорошо написано и какие ужасы творят фашисты. Делал сохранившиеся и сейчас зарисовки из газет и сам — карикатуры на фашистских руководителей Гитлера, Геббельса с надписью «Мы планомерно отступаем” и т. д.
В то же время в первой половине учебного года в школе стал учиться плохо и посредственно, редко получая хорошую отметку. На Володю начались жалобы от классного руководителя Бучневой о том, что грубит педагогам, ударил по лицу Галю Куйбышеву и т. д. Плохая учеба и все эти жалобы на Володю были впервые в его жизни и доставляли мне и отцу очень много переживаний. Приходилось очень часто разговаривать об этом с Володей дома в присутствии зав. школой Леоновой, классного руководителя Бучневой. Говорить ему о недопустимости такой учебы и поведения. выражать большое возмущение в том, что с ним произошли за перемены, предъявлять очень большие требования к нему. Сам Володя много переживал за все, что происходило в школе, просил несколько раз о том, чтобы его забрали из этой школы, неоднократно ссылаясь на нехорошую обстановку, сложившуюся для него в школе. Я говорила об этом с мужем и обещала Володе это сделать, но только при условии полного исправления его учебы и полной реабилитации своего поведения.
Обстановка в школе для Володи сложилась действительно тяжелая и нездоровая. При поступлении сына в школу я рассказала руководителям ее об имевшем место случае с Володей в Куйбышеве, дав при этом полную характеристику Володе, что он из себя представляет и чем интересуется. Узнав об этом, ряд педагогов, как например, Бучнева Т.М., Гурвиц Ю.О. вместо правильного педагогического и чуткого подхода к Володе с первых дней прихода его в школу повели себя чрезвычайно к нему настороженно, предвзято. Так, Бучнева, говоря мне о повышенном интересе Володи к девочкам и его дружбе с Ирой Бусаловой и Ниной Уманской, что мешает учебе, в то же время предостерегала девочек от дружбы с Володей, говоря им, что Володя испорченный мальчик. Девочки передавали об этом Володе, Володя с большими переживаниями приходил из школы и говорил об этом мне. Об этом же рассказывала мне сама Ира Бусалова. Об этом же Эра Жукова написала записку сыну, которую мне он передал, и я разговаривала с Бучневой о недопустимости такого ее поведения.
На уроке математики Ю.О. Гурвиц, приводя какой-то пример, сказал: “В семье не без урода”, глядя на Володю, и весь класс рассмеялся. Володя пришел домой в ужасном состоянии, рассказал мне и спросил: “Мама, почему же я должен быть посмешищем всего класса, я не буду ходить в школу”. Володе я говорила, что он неправ, что он болезненно все воспринимает, зная о том, что Галя Куйбышева, будучи в Куйбышеве подругой той девочки Наташи, обо всем происшедшем рассказала всем, и что стало уже достоянием ребят в школе. В то же время я много раз говорила Леоновой, Бучневой, Гурвиц о каждом таком переживании Володи, во многом связывала такую обстановку с его плохой учебой и поведением, т. к. он видел, что педагоги, многие из них, не верят, что он хороший мальчик, учился отлично, и зачем ему что-то доказывать. Один из немногих педагогов этой школы, Е.Ф. Юзефович, педагог географии, которого я убедительно прошу следствие допросить, неоднократно мне говорила, что совершенно не согласна с оценкой и отношением педагогов к Володе, давая ему оценку совершенно другого порядка. Говорила мне, что Володя с ней делится и личными своими делами. и проявляет большой и серьезный интерес к очень многим вопросам международного положения, о чем они часто беседовали. Этот же педагог говорила мне о том, что с ней делилась и Нина Уманская, и о том, что я не права, запрещая им в первой половине учебного года дружбу, что это оба очень серьезные и хорошие дети, которые очень хорошо друг к другу относятся. После болезни Володи дифтеритом, т. е. в марте с.г., когда почти все педагоги по моей просьбе и просьбе Володи занимались с ним дополнительно, они мне говорили, в частности, Бучнева Т.М., что Володя дома совсем другой, что в школе они его таким не знали, что там он надевал на себя какую-то маску. То же примерно говорил Гурвиц и другие. Володя после болезни очень много занимался. По его просьбе его будили в 6.30 м. утра и он занимался и вечерами. Запущенные из-за плохой учебы в первом полугодии и болезни предметы все исправлял на отлично и хорошо. Вид у него был очень усталый, и только на это обращали свое внимание педагоги. Начиная со второй половины марта, ни одной плохой жалобы на Володю с этого периода не было. Дома снова установилась совершенно хорошая и спокойная обстановка, настроение Володи до последнего момента было ровное, хорошее, с деятельной подготовкой к летним каникулам, о чем я подробно писала в своих показаниях Прокуратуре Союза, о чем я дополнительно узнала из разговоров со знакомыми и полученных мной письмах. Копию одного из них прилагаю. Вот что пережил Володя и мы за короткий период его учебы в школе № 175.
Кроме того, на что жаловались педагоги, мы сами дома в этот период отмечали у Володи ранее никогда не замечаемые стороны, из-за которых я также была недовольна дружбой его с Вано Микояном. Так, у него стало проявляться большое желание иметь ряд вещей, быть лучше одетым, недовольство тем режимом, который был ему установлен и который он беспрекословно выполнял, т. е. главным образом, запрещением быть вне дома позднее 9 ч. вечера. Все свои новые просьбы и желания, а также недовольства Володя всегда подкреплял ссылками на Вано. У Вано есть револьвер, мотоцикл и т. д. Вано разрешают гулять до 11 ч. вечера и встречаться с девочками, а мне этого не разрешаете, это несправедливо и т. д. Вано говорит, что сейчас война, а я занимаюсь буржуазными делами — музыкой. Со всем этим новым и нездоровым в Володе было нелегко бороться. Об этом он со мной говорил и при Вано. Должна заявить следствию, что, когда я впервые увидела у Вано Микояна оружие, я категорически запретила ему носить его к нам и вообще сказала ему о недопустимости мальчику, не имея на это право, ходить с оружием. Об этом же я в школе сказала его матери А.Л. Микоян, прося ее отобрать у Вано это оружие.
О том, каким был по-настоящему Володя, начиная с 1938 года по октябрь 1942 года, т. е. до поступления в школу № 175, как его воспитывали дома, я убедительно прошу следствие допросить следующих свидетелей, живущих в Москве:
Гуревич Рахиль Григорьевну и ее мужа полковника медицинской службы …(нрзб)
Эпштейн Дину Ильиничну, инженер
Баранова Андрея Алексеевича, майор
Репина Владимира Ивановича, работающего в ЦК ВКП(б)
Миронова, начальника политуправления МВО
Вовси, главный терапевт Красной армии
Климовицкую Зосю Вениаминовнук, директора Кремлевской поликлиники
Колесникову Сарру Григорьевну
Дементьеву Евдокию Петровну и ее мужа — зам. наркома авиационной промышленности
Воронину Зинаиду Степановну
Кузнецову Татьяну Дмитриевну
Солодовникову Евдокию Ивановну, домработницу
Носову Юлию, обслуживающую дачу
Шишкина В., шофера
Нестерова В., киномеханика
Черняк А.К. педагог немецкого языка
Листову В.В. педагог музыки
Эти люди, хорошо знавшие Володю и всю нашу семью, должны помочь следствию, являясь объективными свидетелями, сделать правильный вывод. Изложив следствию подробно жизнь сына за последние годы, еще и еще раз просмотрев всю его жизнь и свое воспитание, хочу сказать, что смерть Володи явилась для нас большим и неожиданным горем, а то, что мы узнали после его смерти, о наличии фашистской организации в школе № 175 и участии сына в ее руководстве, большим горем и позором. Как могли мы оба с мужем, будучи членами партии, просмотреть и до смерти сына не вскрыть эту фашистскую организацию, не предотвратить вовремя этого большого несчастья. Я понимаю нашу родительскую ответственность за смерти двух детей и наличие фашистской организации в школе, за участие в руководстве сына. Надеюсь, что данное следствие со всей глубиной и объективностью расследует все происшедшее и даст правильное заключение по глубоко волнующим нас вопросам — причинах смерти, возникновения фашистской организации и роли в ней нашего сына.