Четвертая промышленная революция изменяет не только то, что мы делаем, но и то, кем мы являемся. На нас, индивидуумов, это окажет многоплановое влияние, скажется на нашей идентичности и различных гранях ее проявления: на наши представления о неприкосновенности частной жизни, о собственности, характер потребительского поведения, то, сколько времени мы посвящаем работе и отдыху, как мы развиваем свою карьеру и совершенствуем наши навыки. Это повлияет на то, как мы заводим знакомства и развиваем отношения, на иерархии, от которых мы зависим, на наше здоровье. И, возможно, что быстрее, чем мы можем предположить, это может привести к таким формам увеличения человеческих возможностей, которые заставят нас поставить под вопрос саму природу человеческого существования. Такие изменения вызывают у нас радостное волнение и одновременно страх, потому что мы мчимся с беспрецедентной скоростью.
До настоящего времени технологии в первую очередь позволяли нам делать все с меньшими усилиями, быстрее и эффективнее. Они также давали нам возможности личного развития. Но мы начинаем видеть, что потенциальные возможности их использования, как и потенциальные риски, еще более масштабны. В силу всех тех причин, которые уже были названы, мы стоим на пороге радикального системного изменения, к которому людям придется непрерывно приспосабливаться. В результате мы можем стать свидетелями нарастающей поляризации в мире, которая разделит тех, кто принимает происходящие изменения, и тех, кто им сопротивляется.
Это приводит к неравенству, которое выходит за рамки неравенства социального, описанного выше. Это онтологическое неравенство разделит тех, кто приспособился, и тех, кто сопротивляется переменам, превратив их, по сути, в победителей и неудачников. Победители могут даже получить выгоду от некоторых проявлений радикального улучшения человека, возникших в результате деятельности определенных секторов четвертой промышленной революции (например, генной инженерии), тогда как неудачники таких возможностей будут лишены. Существует риск, что в результате этого возникнут классовые конфликты и другие столкновения интересов, не похожие ни на что из виденного раньше. Эти потенциальное разделение и напряженность, которую оно порождает, будут усугубляться границей, пролегающей между поколением, которое выросло в цифровом мире и знало только его, и поколением, которое родилось раньше и должно приспосабливаться к новым условиям. Это также порождает много проблем этического характера. Будучи инженером, я с большим энтузиазмом встречаю новые технологии и в числе первых начинаю их использовать. Тем не менее мне, так же как и многим психологам и социологам, интересно, как неумолимо интеграция технологий в нашу жизнь будет воздействовать на наше представление об идентичности и приведет ли она к снижению некоторых из наиболее существенных способностей человека, таких как самоанализ, эмпатия и сострадание.
Идентичность, мораль и этика
Ошеломляющие инновации, возникшие в ходе четвертой промышленной революции (от биотехнологий и до искусственного интеллекта), по-новому определяют то содержание, которое вкладывается в понятие «быть личностью». Они расширяют существовавшие до сих пор границы продолжительности жизни, здоровья, познавательных способностей и других возможностей человека способами, которые ранее были прерогативой научной фантастики. Поскольку знания в этих областях развиваются, поскольку совершаются новые открытия, для нас крайне важно внимательно и ответственно отнестись к продолжающемуся обсуждению связанных с этим моральных и этических вопросов. Как люди и как социальные животные, мы должны задуматься, каждый в отдельности и все вместе, как нам реагировать на такие явления, как увеличение продолжительности жизни, создание «дизайнерских младенцев», извлечение информации из человеческой памяти, а также на многое другое.
В то же время мы должны понимать и то, что эти невероятные открытия можно направить на службу интересам конкретных групп, не всегда совпадающим с нуждами общества в целом. Стивен Хокинг, физик-теоретик и автор книг, а также его коллеги-ученые Стюарт Рассел, Макс Тегмарк и Фрэнк Вильчек, написали в своей статье в газете The Independent, посвященной последствиям внедрения искусственного интеллекта: «Если краткосрочное воздействие искусственного интеллекта зависит от того, кто его контролирует, то долгосрочное – от того, будет ли вообще возможен такой контроль… Все мы должны задать себе вопрос о том, что мы можем сделать сейчас, чтобы повысить шансы на извлечение выгоды и при этом избежать рисков»[61].
Одним из интересных проектов в этой области является OpenAI – некоммерческая компания по исследованиям искусственного интеллекта, которая была создана, как об этом объявили, в декабре 2015 года, с целью «развития цифрового интеллекта в тех направлениях, которые с наибольшей вероятностью будут служить во благо человечеству в целом, без ограничений, которые накладывала бы необходимость генерировать прибыль»[62]. Эта инициатива под председательством Сэма Альтмана, президента компании Y Combinator, и Элона Маска, генерального директора Tesla Motors, смогла привлечь целый миллиард долларов бессрочного финансирования. Она подчеркивает ключевую мысль, уже высказанную ранее, а именно: одно из самых значительных воздействий, оказываемых четвертой промышленной революцией, состоит в потенциальном расширении прав и возможностей человека, которое дает объединение новых технологий. Здесь, как сказал Сэм Альтман, «лучший способ развития для искусственного интеллекта будет тот, который направлен на обогащение возможностей человека и его совершенствование, при этом такие возможности должны предоставляться всем безвозмездно»[63].
Специалисты и ученые отлично осознают и активно обсуждают воздействие на человека определенных технологий, таких как Интернет или смартфоны. Другие последствия рассмотреть и понять гораздо сложнее. Так обстоит дело с искусственным интеллектом или с биологическим синтезом. В ближайшем будущем могут появиться младенцы, созданные по замыслу разработчиков, а также может быть внесен целый ряд других поправок в характеристики человека – от искоренения генетических заболеваний до усиления познавательных способностей. В результате этого перед нами встанут некоторые из самых масштабных нравственных и духовных вопросов, с которыми мы, люди, должны разобраться (см. врезку H).
Врезка H. На грани этически допустимого
Технологические достижения подвели нас к новым этическим границам. Должны ли мы использовать ошеломляющие достижения в области биологии только для лечения болезней и устранения последствий травм, или нам стоит также заняться усовершенствованием человека?
Если мы примем второй вариант, то рискуем превратить родительство в еще одно проявление общества потребления, и в этом случае наши дети могут превратиться в товар, сделанный на заказ по нашим пожеланиям. А что значит «быть лучше»? Быть свободным от болезней? Жить дольше? Быть умнее? Бегать быстрее? Иметь определенную внешность?
Такие же сложные, подводящие нас к границам допустимого вопросы встают перед нами в отношении искусственного интеллекта. Задумайтесь о возможности того, что машины будут думать быстрее нас или даже успешнее нас. У Amazon и Netfix уже есть алгоритмы, позволяющие предсказывать, какие фильмы и книги мы можем захотеть посмотреть и почитать. Сайты знакомств и сайты для поиска работы предлагают нам возможных партнеров или рабочие места в нашем районе или в любых регионах мира, которые с точки зрения этих систем будут наиболее для нас подходящими. Что же делаем мы? Станем ли мы доверять рекомендациям, которые даст нам некий алгоритм, или советам членов нашей семьи, друзей или коллег? Будем ли мы обращаться за помощью к доктору-роботу, снабженному искусственным интеллектом, чьи диагнозы отличает идеальная или почти идеальная точность, или продолжим приходить к врачу-человеку, умеющему своим поведением успокоить пациента, врачу, который знает нас уже много лет?
Когда мы рассматриваем эти примеры и их последствия для человека, то вступаем на неизведанную территорию, наблюдаем зарю преобразования человека, которое не похоже ни на что из того, что человечество переживало прежде.
Другой важнейшей проблемой является потенциал предсказания будущего, которым обладает искусственный интеллект и устройства, снабженные функциями самообучения. Если наше собственное поведение в любой ситуации становится предсказуемым, то сколько личной свободы у нас останется, и не будем ли мы чувствовать, что должны действовать так, чтобы прогноз не оправдался? Может ли такой процесс развития привести к ситуации, когда сами люди начнут действовать, как роботы? Это также подводит нас к более философскому вопросу: как нам сохранить свою индивидуальность, на основе которой становятся возможными демократия и разнообразие людей, в цифровую эпоху?
Подключенность человека
Как становится ясно из рассмотрения этических проблем, описанных выше, чем больше мир базируется на цифровых и передовых технологиях, тем больше растет потребность ощущать участие человека, поддержку, которую дают нам близкие отношения и социальные связи. Все чаще высказываются опасения, что по мере того, как четвертая промышленная революция будет углублять наши личные и коллективные отношения с технологией, будут ухудшаться наши социальные навыки и способность к эмпатии. Мы видим, что это уже происходит. Проведенное в 2010 году научной группой в Университете штата Мичиган исследование показало снижение показателя эмпатии среди сегодняшних студентов колледжей на 40 % (по сравнению со студентами, учившимися два или три десятка лет назад), причем значительная часть этого спада пришлась на период после 2000 года[64].
По данным Шерри Теркл из Массачусетского технологического института, 44 % подростков никогда не отключаются от Интернета, даже во время занятий спортом или за едой с семьей или друзьями. Беседу лицом к лицу вытесняет общение в режиме онлайн, и есть опасения, что целое поколение молодых людей, увлеченных социальными медиа, будет с большим трудом слушать собеседника, поддерживать с ним контакт глазами или понимать язык жестов и поз[65].
Примером этого могут служить наши отношения с мобильными технологиями. Тот факт, что мы всегда подключены к сети, лишает нас, возможно, одной из наших самых важных ценностей: времени, которое мы могли бы посвятить тому, чтобы остановиться, задуматься и душевно поговорить без применения технологий и социальных медиа. Теркл ссылается на исследования, показывающие, что во время беседы двух человек само присутствие телефона на столе между ними или в поле их периферийного зрения меняет и то, что они говорят, и степень их включенности в разговор[66]. Это не означает, что нам следует отказаться от телефонов, но стоило бы «более осмысленно» их использовать.
Другие специалисты выражают обеспокоенность в отношении сходных проблем. Николас Кар, автор работ, посвященных технологии и культуре, утверждает, что, чем больше времени мы проводим, погрузившись в воды цифрового пространства, тем больше снижаются наши познавательные способности по причине того, что мы прекращаем контролировать наше внимание: «Интернет по самому своему устройству является системой, где происходит вмешательство; машиной, ориентированной на то, чтобы отвлекать внимание. Когда нас часто отвлекают, наши мысли рассеиваются, наша память ослабевает, и мы испытываем напряжение и тревогу. Чем сложнее ход мысли, в который мы погружены, тем больший ущерб может быть причинен, если нас что-либо отвлечет»[67].
Еще в 1971 году Герберт Саймон, который получил Нобелевскую премию в области экономики в 1978 году, предупреждал: «Богатство информации приведет к убогости внимания». Сегодня ситуация стала намного хуже, особенно для лиц, принимающих решения. Они, как правило, перегружены слишком большим объемом «материала», из-за чего не могут сосредоточиться и работают «на повышенной передаче», в состоянии постоянного стресса. «В эпоху ускорения ничто не может вызывать большей радости, чем медленное движение, – пишет Пико Айер, эссеист и автор путевых заметок. – Во времена, когда кругом столько всего отвлекает наше внимание, ничто не сравнится с роскошью сосредоточиться на чем-то одном. В эпоху безостановочного движения ничто не требуется нам так остро, как остановиться и спокойно посидеть на одном месте»[68].
Существует риск, что наш мозг, уделяющий внимание всем цифровым приборам, которые обеспечивают нам круглосуточное подключение к сетям, превратится в вечный двигатель, постоянно пребывающий в состоянии лихорадочного возбуждения. Мне часто случается общаться с руководителями, которые рассказывают мне, что у них больше не находится времени на то, чтобы сделать паузу и задуматься, не говоря уже о такой «роскоши», как прочесть от начала до конца даже короткую статью. Во всех странах мира создается впечатление, что лица, принимающие решения, все более измотаны. Они настолько перегружены многочисленными конкурирующими друг с другом требованиями, что их сначала охватывает фрустрация, потом у них опускаются руки, а иногда они испытывают отчаяние. В нашу новую цифровую эпоху действительно сложно сделать шаг назад, хотя это и не совсем невозможно.
Управление общественной и частной информацией
Одна из наиболее серьезных проблем на уровне отдельных людей, возникающая в связи с использованием сети Интернет, а также из-за все большей степени нашей подключенности к разного рода сетям, касается неприкосновенности частной жизни. Этот вопрос встает все более остро, поскольку, как отметил Майкл Сандел, специалист по политической философии из Гарвардского университета, «мы, похоже, все в большей степени готовы обменять конфиденциальность на удобства, когда дело касается многих устройств, которые мы обычно используем»[69]. Еще только началась глобальная дискуссия, которую отчасти подогрели откровения Эдварда Сноудена, о значении неприкосновенности частной жизни в мире, где достигнута большая степень прозрачности, а мы уже наблюдаем, что Интернет может быть беспрецедентным инструментом либерализации и демократизации, но в то же время создавать условия для неизбирательного, далеко идущего и почти незаметного наблюдения за широкими кругами населения.
Почему неприкосновенность частной жизни так важна? Мы все инстинктивно понимаем, почему для нашего личного «я» она просто необходима. Даже те из нас, кто утверждает, что не особенно ее ценит, что им нечего скрывать, не хотели бы, чтобы хоть кому-то стало известно о некоторых их словах или поступках. Написано множество исследований, в которых показано, что люди, знающие, что за ними наблюдают, начинают в своем поведении проявлять больший конформизм и соблюдать требования.
В этой книге, однако, мы не намерены вести долгие размышления о том, что стоит за понятием неприкосновенности частной жизни, или же давать ответы на вопросы о том, кому принадлежит право собственности на информацию. Тем не менее я ожидаю, что в ближайшие годы будет все активнее вестись дискуссия по многим фундаментальным проблемам, таким, как влияние на нашу внутреннюю жизнь, причиной которых является потеря контроля над нашими данными (см. врезку I).
Эти проблемы носят чрезвычайно сложный характер. Мы только начинаем ощущать возможные психологические, нравственные и социальные последствия, к которым они приводят. На уровне отдельных людей я предвижу следующую проблему, касающуюся неприкосновенности частной жизни: когда жизнь человека становится полностью прозрачной и когда о его оплошностях, больших или малых, могут узнать все, кому хватит мужества взять на себя ответственность и стать руководителем высшего уровня?
Четвертая промышленная революция превращает технологии во всепроникающую и доминирующую часть нашей личной жизни. При этом мы только начинаем понимать, как это море новых технологий повлияет на наш внутренний мир. В конце концов, мы сами в ответе за то, чтобы технологии служили нам, а не порабощали. На коллективном уровне мы также должны обеспечить, чтобы те сложные задачи, которые встают перед нами в связи с внедрением новейших технологий, были правильно поняты и проанализированы. Только в этом случае мы можем быть уверены, что четвертая промышленная революция улучшит наше благополучие, а не нанесет ему ущерб.
Врезка I. Благосостояние и границы частной жизни
Ситуация, сложившаяся сейчас с носимыми устройствами, предназначенными для оздоровительных целей, дает возможность ощутить, какие сложные аспекты неприкосновенности частной жизни здесь затрагиваются. Все большее число страховых компаний рассматривают возможность предложить такой вариант тем, кто приобретает у них страховые полисы: если вы будете носить устройство, осуществляющее мониторинг вашего здоровья, фиксирующее, сколько вы спите и сколько времени уделяете физическим нагрузкам, количество шагов, пройденных вами за день, количество калорий и тип продуктов в вашем питании и тому подобное, и если вы дадите согласие на пересылку этой информации в ваше учреждение здравоохранения, мы предложим вам скидку на сумму страховых взносов.
Должны ли мы радоваться этому новшеству, поскольку оно побуждает нас жить более здоровой жизнью? Или же это вызывающее тревогу изменение, в результате которого наблюдение за нашей жизнью, осуществляемое как правительством, так и корпорациями, будет становиться все более навязчивым? На данный момент этот пример демонстрирует нам наличие возможности личного выбора: вы можете принять решение носить устройство, контролирующее ваше здоровье, или отказаться.
Но, если проследить возможное дальнейшее развитие в этом направлении, мы можем предположить, что уже работодатели дадут распоряжение всем сотрудникам носить устройство, которое будет сообщать данные о состоянии здоровья страховщику, поскольку компания стремится повысить производительность и, возможно, снизить свои расходы на медицинское страхование. Что делать, если сотрудники не хотят этого делать, а компания требует под угрозой наложить на них штраф? То, что раньше казалось сознательным личным выбором, то есть носить устройство или нет, превращается в проблему соблюдения новых социальных норм, которые человек может считать неприемлемыми.