В том же 2019 году он с Семеном Пеговым, основателем проекта WarGonzo, съездил в Абхазию, где все же познакомился с Героем ДНР Ахрой Авидзбой. Однако до начала СВО, где Ахра и его знаменитая «Пятнашка» вновь геройски проявили себя, Эдуард так, к сожалению, и не дожил.
Когда мы въехали в расположение «Пятнашки», было уже больше семи. С Ахрой мы обнялись, сфотографировались (фотографироваться гостям с командиром бригады стало уже здесь, как я понял, доброй традицией), он подарил мне какие-то сувениры и с гордостью сообщил, что полтора года назад, пока мы не виделись, стал отцом еще одного ребенка – девочки и теперь у него шесть детей. Ахра даже включил видеосвязь со своей женой Юлей, и я смог пару минут поговорить с ней и увидеть малышку.
Наверное, это не совсем правильно, когда адвокат еще в ходе судебного процесса начинает сближаться со своим подзащитным или клиентом и потом их отношения вообще перерастают в дружбу. (Про любовь между женщинами-адвокатами и их подзащитными я сейчас не говорю, хотя это тоже случается в жизни и неизменно вызывает повышенный интерес публики, особенно когда такие истории попадают затем в книги или в кино.) Но неправильно все это потому, что объективно такие отношения мешают адвокату в его работе, где надо всегда оставаться хладнокровным, а хладнокровно защищать или представлять интересы друга, близкого человека или родственника практически невозможно – это как защищать самого себя. Что, в общем-то, с древних времен считается среди юристов большой ошибкой.
То есть это правило. Но, как говорится, из всякого правила есть исключения. В моей практике было несколько таких исключений, которым я никак не мог противостоять, но и никогда потом не сожалел, что именно так все и случилось. Это касается и моих профессиональных отношений, переросших в многолетнюю дружбу, с Владимиром Жириновским и Эдуардом Лимоновым (причем оба они были непримиримыми политическими оппонентами, а их сближал общий друг-адвокат), с генералом полиции Владимиром Позняком, интересы которого я отстаивал в гражданских судах, и с авторитетным предпринимателем Михаилом Скрипником, которого защищал в длительном уголовном процессе. И таких случаев, таких «исключений из правил» было в моей адвокатской практике, признаюсь, еще несколько. И вот одним из них в последние годы стало мое знакомство в 2021 году в Гулрыпшском районном суде Республики Абхазия с Ахрой Авидзбой, который был обвинен вместе с еще четырьмя своими друзьями-однополчанами, приехавшими к нему из Донбасса, в незаконной перевозке и хранении оружия и боеприпасов. Действительной же причиной возбуждения этого дела и ареста Ахры (а в Абхазии еще со времен войны с Грузией чуть ли не в каждой семье все еще хранится оружие) было сделанное им публичное заявление о том, что он намерен стать следующим президентом Абхазии. Вот после этого в суде, а затем и в следственном изоляторе Службы государственной безопасности РА мы с ним и встретились. И постепенно я понял, что этот «малыш» и впрямь вполне может возглавить республику: он оказался очень толковым, прекрасно излагающим свои мысли, справедливым и абсолютно бесстрашным человеком. Ну, о последнем легко можно было догадаться и так, зная, что Ахра уже тогда был Героем ДНР и подполковником Народной милиции непризнанной Донецкой народной республики. И все-таки именно личное знакомство и общение с ним, а также общение с его родными, близкими и друзьями (а они каждый день на протяжении месяца заполняли зал судебных заседаний и всю территорию возле суда) убедили меня, что все эти награды и звания были получены Ахрой вовсе не за умение ярко и убедительно говорить. Кстати, единственное, за что я тогда на него немного сердился и даже иногда бранил, так это за его вспыльчивость и какую-то прямо-таки мальчишескую несдержанность. Правда, это выходило у меня скорее больше по-отцовски, чем по-адвокатски, и чем дальше, тем больше. Да и по возрасту это мне было все-таки простительно. И Ахрик, я видел, все прекрасно понимал и старался… старался как мог… сдерживать себя и не нападать, например, очень уж часто с обвинениями в адрес судьи. «Ругай прокуроров, – говорил я ему, – разноси их в пух и прах, они наши противники, но судью, пожалуйста, не трогай, не задевай. Он и так, я вижу, старается тебе помочь».
Тогда Ахре едва исполнилось тридцать пять. Сейчас я встретил почти тридцативосьмилетнего человека. И если внешне Ахрик Русланович Авидзба, известный в Донбассе и по всей России как Абхаз, практически не изменился, то внутренне два года большой, беспощадной войны явно не прошли для него бесследно.
А ровно в восемь вечера в кабинет командира «Пятнашки» вдруг вошел… еще один мой бывший подзащитный А., профессиональные отношения с которым постепенно переросли у нас в дружбу. Это, как оказалось, и был тот «сюрприз», который подготовил для меня Ахра. Я не хочу называть имя, понимая, что такая огласка в наше непростое время может причинить ему и его бизнесу вред, но скажу, что этот человек очень интересный, глубокий и неординарный во всем. И когда я внезапно встретился с ним в такой обстановке – не в Москве, не в каком-то дорогом ресторане, клубе или театре, а тут, в «Пятнашке», в кабинете командира бригады, он открылся для меня еще с одной, неожиданной стороны.
«Валентиныч, мы все видели ваше удивленное, радостное лицо и такую же радость на лице вашего друга, когда вы с ним обнялись в кабинете командира. И улыбку самого Русланыча, довольного тем, что его сюрприз удался», – несколько раз, вспоминая потом эту встречу, говорил мне Тимур Абдулин – один из самых близких людей Абхаза. Да уж, чего только в жизни не бывает! А на войне и подавно.
И уже вернувшись домой, я узнал, что со стороны Украины в Мариуполь, как только стемнело, прилетели ракеты. Несколько из них наши сбили, но одна или две все-таки достигли цели. И знаете, что это была за цель? Бетонный завод. Чтобы, значит, мы не восстанавливали город.
И тут я вспомнил, как еще в прошлом году высказывал опасения в одной из своих статей о безопасности и целесообразности (не политической, а фактической) масштабного строительства новых жилых домов, которые до сих пор все еще полностью не заселены, уникальных учебных заведений и суперсовременных многопрофильных медицинских центров. Конечно, и больницы, и поликлиники, и школы людям нужны, но не из мрамора же, когда еще почти весь город выглядит как Сталинград, четверть жителей его покинули, а фронт совсем рядом. И вот много уже чего построено, что я имел возможность видеть собственными глазами, потрачены на все это колоссальные деньги, вся Россия превращает Мариуполь в красавец город федерального значения типа Севастополя (и, скорее всего, так именно когда-нибудь и будет), но свидомые хохлы – бандеровцы, неонацисты и всякое прочее рагулье, торгаши и свинопасы – завидуют российской мощи, называют Мариуполь «оккупированным» и… снова его бомбят.
День шестой
В Бердянск мы с Димой Селезневым, корреспондентом проекта WarGonzo, приютившим меня в арендованной им квартире на улице 50-летия СССР (Лимонов, ручаюсь, был бы в восторге от такого названия улицы), отправились с утра пораньше на той же машине, на которой ездили накануне в Мариуполь, и с тем же водителем. Перед этим Тимур несколько раз интересовался, устраивает ли меня водитель и машина, и после того, как я несколько раз твердо ответил ему «да», объявил, что в Бердянск меня повезет снова Кабан.
Сам Тимур, кстати, имеет в «Пятнашке» позывной «Татар». Знаете, по типу «чечен» у Лермонтова: «Злой чечен ползет на берег, Точит свой кинжал…» Но Тимур – человек совсем не злой, очень тактичный, хорошо воспитанный и душевный, а к тому же еще стройный, как юный джигит, и не по годам молодо выглядящий. Поэтому я ничуть не удивился, когда услышал, как друзья и боевые соратники Абхаза называют его с братской теплотой Тимурчик.
В десять утра мы уже двинулись в путь в направлении Бердянска, и я смог убедиться насколько и впрямь хороша новейшая автотрасса, соединяющая Мариуполь с Мелитополем и идущая дальше, аж до самого Симферополя в Крыму. Ну и как после этого не гордиться Россией?
Но на Бердянск по незнанию мы свернули с этой трассы чуть раньше, чем было нужно, и дальше до самого города ехали уже по разбитой дороге, объезжая многочисленные выбоины и лужи. Оказывается, чуть дальше по трассе был съезд в сторону Бердянска с продолжением очень хорошей дороги. Но ведь без приключений и всяких сложностей я, как уже говорил, никак не могу! Чему, собственно, все же рад. И вот, маневрируя на скорости двадцать километров между ям, разбитых гусеницами танков и БМП, мы наконец подъехали к стеле, выкрашенной в цвета российского триколора и с надписью «Бердянск» на чистом русском языке.
– Сфотографируй меня на фоне этой стелы, – попросил я водителя Сашу. Но едва мы успели с ним выйти из машины и, перепрыгивая через грязь и лужи, выбрать для съемки местечко посуше на зеленой травке за дорожной обочиной, как к нам подбежал с автоматом наперевес солдат с шевроном «ВК» (военная комендатура) на рукаве.
– Назад! Назад! Не положено! – заорал он.
– Да мы только вот сфоткаемся и уедем, – сказал я.
– Эх! – произнес солдат, посмотрев на громадного в сравнении с собой Кабана в камуфляже, махнул рукой и, дождавшись, когда мы сфотографируемся и сядем в машину, побежал назад в свою землянку невдалеке от дороги, которую мы сразу и не заметили. Распознать эту землянку можно было только по легкому сизому дымку, выплывающему из трубы сверху.
– Здесь, вообще-то, действительно нельзя фотографировать, – сказал Саша и указал пальцем на стоящие впереди в поле военные грузовики с кунгами, антеннами и локаторами, а чуть дальше – еще какие-то машины и длинные тягачи. – Да и на полях здесь еще могут быть мины.
– Ну, слава Богу, обошлось, – произнес я, когда наконец до меня вдруг дошло, что, выходя за обочину, мы рисковали, да и вообще, что мы здесь все-таки не на обычной экскурсии. – Впредь будем внимательнее, – пообещал сам себе я.