ил в свою веселую книгу скорбное эссе об этом бесстрашном, харизматичном русском парне, с которого свидомые ублюдки и начали ликвидацию наиболее ярких, всенародно любимых защитников Донбасса и известных россиян.
В общем, мы вспомнили и помянули Арсена, Михаила Толстых и Захарченко. Вспомнили и Эдуарда Лимонова, который наверняка был бы рад посидеть вместе с нами в хорошем ресторане в центре русского Донецка.
Но Семен, к сожалению, куда-то торопился. К тому же в тот день было сразу два прилета вражеских ракет в Донецк, и где-то вдали, за рекой все полтора или два часа, пока мы находились в ресторане, стоял столб черного дыма. И когда мы уже прощались, договорившись о встрече вечером в другом месте, к Семену подскочили две хорошенькие, кровь с молоком, девушки, сидевшие все это время за соседним столиком, и попросили разрешения с ним сфотографироваться.
– Берегите себя! – пожелали они ему после съемки, с удовлетворением рассматривая в смартфоне получившиеся снимки, на которых Семен выглядел как поэт-футурист или рок-музыкант.
Завершив обед без Семена, мы собрались уже было ехать домой, но я предложил Дмитрию съездить на место прилета украинской ракеты и посмотреть, что там происходит.
– Тебе же нужно побывать там? – спросил я.
– Ну, вообще-то, да, но…
– Но я готов съездить с тобой.
– Нас близко все равно не подпустят, – сказал Дима.
– Ничего, посмотрим издалека. А где это? Далеко отсюда?
Дима погрузился в карту на своем смартфоне.
– Где-то в Буденновском районе, – сказал он через минуту. – В принципе, недалеко, за полчаса доедем.
– Ну поехали!
И мы тронулись туда, где маячил столб черного дыма. Тронулись с хрустом льда под колесами нашего тяжелого, бронированного инкассаторского «Форда», переданного кем-то из бизнесменов проекту WarGonzo в качестве гуманитарной помощи. Большая машина, выкрашенная в неприметный серый цвет, внутри которой валялись бронежилеты, каски и что-то еще, называемое обычно хламом, но, наверное, необходимое на войне, двигалась уверенно, без капризов, а вот обогревалась крайне медленно. И мы почти всю дорогу туда и обратно ехали, глядя вперед сквозь небольшие прогалины на замерзших окнах. В эти же прогалины я снимал дорогу, которая извивалась серпантином, снимал разбегающиеся по обеим сторонам дороги большие и маленькие дома и то появлявшийся, то исчезавший впереди черный дым пожара. А между тем у светофоров, магазинов, торговых палаток и на автобусных остановках спокойно стояли люди, они шли по тротуарам или переходили дорогу перед нами по пешеходным переходам, и казалось, никакой войны вокруг не существует.
Я все-таки снял для Димы на свой смартфон дымовой столб, но потом мы узнали от двух пожилых прохожих, что «это горит у военных» и что «за четыре часа не было еще пожарных». А значит, пришел к выводу Дима, ему делать об этом новостное сообщение не следует. «Чтобы не радовать хохлов». И он стал докладывать по телефону об этом Русику – Руслану Хакиеву, отвечающему в WarGonzo за публикацию новостей.
А я вдруг увидел на высоком постаменте перед зданием районной администрации белый памятник Буденному, издали – характерной позой, фуражкой и усами – очень похожий на памятник Сталину. И, попросив Диму на минуту остановиться, вышел из машины, чтобы этот памятник получше сфотографировать.
И пока я это делал, моего плеча вдруг кто-то коснулся сзади. Я обернулся и увидел перед собой невысокого, крепкого, лет сорока пяти мужчину, от которого несильно попахивало спиртным.
– А ты чего тут делаешь? – спросил он меня.
– Буденного снимаю, – ответил я, приветливо улыбнувшись.
– Буденного? А ну покажи! – потребовал он и попытался выхватить у меня смартфон. – Показывай!
Это мне уже не понравилось, так как, даже начни я показывать этому бдительному донецкому прохожему снимки памятника маршалу Буденному, дальше-то за ними были снимки Донецка и черного дыма, снятого мною с разных ракурсов. А человек уже кричал: «Давай, давай! Показывай!»
«День перестает быть томным» – первое, но самое банальное, что пришло мне тогда в голову. И я, разумеется, попытался товарища успокоить, но он, не услышав от меня в ответ мата, стал расходиться еще больше. «Вот так, – подумал я, – может легко засыпаться в России любой американский или английский шпион, окончивший Гарвард или Оксфорд». И когда наконец выскочил из машины и подбежал к нам Дима, мужик вообще засвистел, засунув в рот два пальца, и стал орать во все горло, призывая прохожих на помощь: «Укропы! Укропы! Укропы!» При этом он хватал меня за куртку, не давая пойти к машине. Ну не бить же этого мужика, чтобы он заткнулся, да еще посреди улицы, где полно людей? К тому же, в принципе, ничего плохого он нам не сделал, а по сути даже заслуживал поощрения за проявленную бдительность в прифронтовом городе, когда заметил среди десятков местных людей чужого человека. Я думал именно так. И тут наконец сообразил сказать ему, что я из Москвы.
– Покажи паспорт, – все еще продолжая цепляться за меня и отталкивая Диму, заявил мужик. Но, вероятно, он уже и сам начал догадываться по моему говору, что я москаль. Я достал и развернул перед его носом свой потрепанный российский паспорт, а Дмитрий следом ткнул ему в нос удостоверение с надписью «Пресса».
– WarGonzo, – несколько раз повторил он как пароль, и до мужика наконец стало доходить, что он ошибся в поисках врагов. И тем не менее он еще с минуту бычился.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Виктор, – ответил он угрюмо. И я, представившись, пожал ему руку.
– Ты молодец, Виктор, – сказал я. – Правильно себя повел. И бдительность в наше время – вещь необходимая.
Продолжая держать руку Виктора в своей, я полуобнял его за плечи и попросил Диму нас сфотографировать.
– Вот пусть журналист нас снимет.
Виктор засмущался, ссутулился, виновато опустил голову и, как бы оправдываясь, сказал: «Бомбят гады. Детей жалко. Детей…»
Кто был этот человек по профессии – я спросить у него не догадался, да и не успел: все происшедшее длилось не более десяти минут, на пять из которых мы с Димой просто потеряли дар речи. Но, судя по натруженным, цепким рукам Виктора с застрявшей в их порах и под ногтями грязью (кажется, она называется угольной пылью?), он был не из интеллигентов. Хотя в Донбассе и интеллигенты совсем не те, что в Москве.
Весь день потом Дима переживал, что он оставил меня одного на улице и, разговаривая с коллегой по телефону, не сразу заметил, как ко мне пристал прохожий.
– Ничего страшного, – успокаивал я его, – жизнь без приключений – не жизнь.
И еще я хотел было добавить: «Как и без любви», но не стал. Любовь – отдельная тема. И легко опошляемая.
Вечером мы, как и договаривались, вновь встретились с Семеном Пеговым. На этот раз в грузинском ресторане, который располагался прямо напротив бункера нацболов. Туда, в бункер, перед встречей с основателем WarGonzo мы с Димой Селезневым и заглянули еще раз по просьбе Юрия Староверова – легендарного в прошлом нацбола и одного из нынешних руководителей партии «Другая Россия Эдуарда Лимонова».
В бункере, размером не более пятнадцати квадратных метров, в подвальном помещении какой-то «хрущевки», попеременно и совместно управляли волонтерскими делами партии он и Оля Шилина – еще одна живая легенда лимоновской партии. На этот раз они находились там вместе, и Юра попросил, чтобы я выступил перед нацболами (а я застал там ребят и девушек не только с Донбасса, но и из далекой Перми, из Москвы, Питера, Нижнего Новгорода, Крыма и других регионов страны).
– Расскажите им о Лимонове, еще о чем-нибудь интересном, – сказал Юрий и посмотрел на меня не мигая таким пронизывающим взглядом революционера (ну, каким, наверное, смотрел на адвокатов, русских писателей и всяких сибаритов, любителей блинов, икры, послеобеденного сна и дачного отдыха, готовых послужить народу, Феликс Дзержинский). Я согласился. Но получилась полуторачасовая почти домашняя, задушевная беседа с нацболами, где о Лимонове мы почти не говорили, а говорили о работе адвоката, об Испании, Европе, России и о Донбассе.
– Поезжайте, ребята, в Бердянск, – призвал я их в самом конце нашего разговора. – Там, именно там и именно сейчас вы необходимы. Вы очень нужны жителям этого города со всей вашей энергией, вашими способностями, талантами, с вашей любовью к родине и готовностью отдать за нее все.
А Семен Пегов на этот раз приехал на нашу встречу хотя и в том же самом, так понравившемся мне днем прикиде, но не один, а с двумя своими товарищами и очаровательной женой, очень похожей на одну мою московскую знакомую, и я в первую секунду даже подумал, что это именно она, но Семен назвал другое имя – Маша – и тут же с гордостью пояснил, что у его жены сирийская кровь. Не знаю, как там насчет крови, но глаза этой русской изящной молодой женщины показались мне необычайно красивыми. В общем, за столом на этот раз нас собралась большая компания – шесть человек: я (редкий гость), Семен (звезда телеэкрана и поэт), его жена Маша (украшение вечера), Руслан Хакиев (военкор и правая рука Семена в проекте WarGonzo), Дмитрий Селезнев (военкор и писатель), а также Саша Попов (их скромный водитель).
И конечно, здесь тоже все посетители узнавали Семена, тепло его приветствовали, и он отвечал им взаимностью. Правда, теперь то были не представительницы слабого пола, а здоровенные мужики в камуфляже – его старые знакомые, которые, как оказалось, защищали еще Славянск под командованием Стрелкова. И мы с Семеном невольно начали наш застольный разговор с событий 2014 года в Славянске и, собственно, со Стрелкова.
Семен рассказал, как руководил Игорь Стрелков обороной этого города (не буду раскрывать подробности его рассказа – пусть обо всем этом когда-нибудь напишет сам Семен, но, чем закончилась та оборона, все и так хорошо знают); рассказал, как Стрелков со своим отрядом покинул Славянск, не предупредив об этом журналиста, которому прямо накануне пообещал обязательно поставить его в известность в случае отступления. Рассказал Семен и о том, как потом, в Донецке, Стрелков извинялся перед ним, прикладывал руку к груди, заглядывал виновато в глаза и, чуть не плача, объяснял, что якобы просто забыл о нем в суете, а позже… сам же признался, что сделал все это умышленно.