– Да, да.
– Ну ладно…
Вздохнув, я пересел к лежащему на кровати пленному. Он уже приспустил одеяло, открыл лицо и закинул одну руку за голову. Я увидел длинноносого изможденного вида мужика лет около полста – типичного хохла-шабашника, какие у нас в Подмосковье на дачных участках строят гаражи и бани, – с морщинистым загорелым лицом, такими же загорелыми руками, гнилыми редкими зубами и колючим взглядом.
– Как вас зовут?
– Николай. Камень Николай Евгеньевич.
– Камень – это же Петр. Ну, первый ученик Иисуса был Петром. А имя Петр означает «камень»… И какого года рождения?
– Тысяча девятьсот семьдесят первого.
– Значит, советский человек. Еще из Украинской ССР. А откуда родом?
– Из Ивано-Франковской области. Рогатинский района, село Верхняя Липица.
– А кто по профессии?
– До армии учился я на водителя. В ДОСААФе учился. В армии работал водителем. На КрАЗе. В Советской армии. В 89-м я призывался. На Дальнем Востоке служил. В Амурской области. Поселок Февральский.
– Ивано-Франковская область… Это же партизанский край, насколько я помню… Там же партизаны были во время Второй мировой войны…
– Были, были.
– Ну что, тоже скакал? «Москаляку на гиляку»?
– Да нет.
– Нет? В деревне не было такого?
– У нас – нет.
– А как сюда попал? Мобилизован?
– Мобилизованный. Позвонили мне с сельсовета: «Приди в сельсовет». Я думаю: что такое? Ну, мне дали там повестку. Нас было много людей… Восьмого я получил повестку, и восьмого мы поехали проходить комиссию. Но какая там комиссия! Три врача было – и все: «Годен», «Годен», «Годен». Но никто не проверял ничего. У меня ноги болят, я не могу ходить…
– А что это был за месяц?
– Март месяц.
– Какого года? Этого?
– Нет, того, 2022-го.
– Так ты, значит, воюешь уже тоже почти два года?
– Да.
– И где воевал?
– Сначала я был здесь, в Донецкой области… В этом… Як оно?.. Экономичное. (Новоэкономи́ческое, укр. Новоекономі́чне.) Я там был где-то больше полугода.
– А чем там занимался?
– А ничего. Ходил в наряды. Дежурили… Ну как?.. Штаб.
– Это далеко от Донецка?
– Ну, где-то, я думаю, километров сто сорок будет, наверное… (Пятьдесят километров.)
– По Донецку стрелял кто-нибудь? Из ваших?
– Нет… – Он сделал удивленное лицо и дернул плечами.
– А что за часть? – Мне почему-то показалось, что этот простоватый с виду мужичок-крестьянин с советской армейской закалкой не совсем уж и прост и что-то крутит – и с названием поселка, где он больше полугода «дежурил» при «штабе», и с расстоянием того от Донецка, но разбираться во всем этом не входило в мою задачу и я продолжил разговор с ним не как следователь, а как адвокат, делая вид, что верю всему, что он говорит. – Ракетная? Пехотная?
– А у нас… ремонтная часть.
– Ремонтники, значит?
– Да.
– Дома есть кто-нибудь? Дети?
– Детей нету. Ну как нету… Есть, но аж в Америке. Ну я с женой развелся… Так она уехала… Уже будет… тридцать… тридцать лет уже будет…
– Ну вот смотри: дети в Америке, ты развелся с женой, жил, жил, тебя мобилизовали, приехал сюда воевать.
– Да.
– Чуть не умер, да?
– Да.
– Чуть не погиб. Осколочное ранение или пулевое?
– Не, осколочное. Гранатовое.
– А вы в окопе сидели или в блиндаже?
– Нет, мы в блиндаже сидели.
– И когда штурмовали русские, вас ранили?
– Да, кинули гранату, и осколок…
– Кто вас взял в плен, знаете? Какое подразделение?
– Ну, спецназ. Пять… как их…
– «Пятнашка»?
– Да.
– Но это – интернациональная бригада. Здесь воюют и русские, и украинцы, и абхазы, и армяне… Я тебе тайну выдаю: воюют сербы и даже, мне сказали, японцы. И все они воюют, защищая землю Донбасса. От кого? От вас. Колхозников, которые приехали из Ивано-Франковска… С какого хрена, извиняюсь, вы сюда примчались?.. Или вы думаете, что вы победите Россию?
– Да никак…
– Понятно, что вы хорошие бойцы. Украинцы, русские… Но мощь-то огромная у нас… И сплошь добровольцы, японцам и сербам никто долларами не платит…
– Конечно…
– А у вас президент – клоун…
– Клоун настоящий.
– Ну и как вы относитесь к этому? Вы голосовали за этого клоуна, Николай?
– Я за него не голосовал. Я даже на выборы не ходил. Молодежь голосовала, я так слышал. Я не имею ничего против России.
– Жаловаться не будете? Как к вам здесь относятся? Больной сейчас, раненый… Лечат?
– Приходят, перевязку делают. Глаз еще закапывают… Левый.
– А что с ним?
– Этот… тянули… Вчера медики.
– Что тянули?
– Ну, этот – осколок.
– Вчера удалили осколок из глаза? В больнице?
– Да. С глаза, с руки вытягивали, с ноги…
– Удаляли осколки?
– Да, да, удалили.
– Да вы тоже по-русски говорите неплохо.
– Да у меня бабушка с Белгород-Днестровского района…
– Ну, дай Бог вам, Николай, выжить. Теперь-то уж точно выживете… Здоровья вам, возвращения на родину, на Украину. Если она будет к этому времени, конечно…
– Да.
– И смотря какой будет… Но в любом случае это наша земля, русская… За что мы бьемся все? За русскую землю. Испокон веков была она наша. И ваша.
– Мы все здесь жили.
– Это не то что немцы напали когда-то на Советский Союз.
– Да, да.
– Немцы – чужие. Мы – свои. Мы защищаем свою землю от вас. Вы говорите: от нас. Ну ладно, удачи вам, Николай!
– Спасибо вам.
– И последнее. – Я повернулся к третьему пленному, который все это время сидел на кровати, внимательно слушая мой разговор со своими сослуживцами, и внешне выглядел гораздо лучше их. – Поговорю с вами. Как вас зовут?
– Пономарев Владислав Александрович.
Присев на край кровати раненого Николая Камня, я нечаянно придавил ему ногу, и он застонал. Я пересел на стул, любезно передвинутый ко мне поближе первым моим собеседником, Владиславом Рагульским. И его тезка – Владислав Пономарев – представился еще раз:
– Пономарев Владислав Александрович, 11 января 1990 года рождения.
Этот русский парень – с русской фамилией, в майке ВСУ – выглядел из всех троих пленных самым собранным и толковым – с умным, вдумчивым взглядом. И говорил сдержанно и рассудительно. Все время, пока я беседовал с его товарищами по несчастью, он терпеливо ожидал своей очереди. И было видно, что валяться на кровати этот парень не хотел. А вот его татуированный тезка – Рагульский – после разговора со мной снова лег, укрывшись одеялом, и всем своим видом показывал, что ему все еще нездоровится.
– Тысяча девятьсот девяностого года. У меня младший сын девяностого года. Вы ровесники. Как вы попали сюда?
– Так же, мобилизованный.
– Все мобилизованные?
– Да.
– Точно?
– Конечно.
– Когда мобилизовали?
– Пятого марта уже выехал в Старичи. Четвертого марта прошел медкомиссию, а пятого марта уже приехал в Старичи, на полигон. Побыл там до девятого марта и дальше поездом…
– В марте месяце какого года?
– Две тысячи двадцать второго.
– То есть тоже уже второй год воюете. Повезло всем, что живы.
– Ну да, в марте будет два года.
– В каком звании?
– Рядовой, солдат.
– И вы все рядовые? – обратился я к остальным пленным.
– Да, да…
– Конечно…
– И как вас призвали? Повестка? Или на улицах ловили?
– Нет, повестка. Тогда не ловили. Тогда и добровольцев много было. Раздавали и повестки. Пришел в военкомат, там очередь была чуть ли не на улицу.
– Люди хотели повоевать за родину?
– Да, и желающих, наверное, было много, я не знаю. Людей была просто тьма. Это в то время. Это сейчас уже пусто.
– А где родились?
– Родился я во Львовской области. Так как отец у меня был военным, кидали его по Союзу.
– Отец был советским военным?
– Да. Он был военным медиком. Его перекидывали из части в часть… Город Потсдам…
– Под Берлином?
– Да. Потом Львовская область… И через год после моего рождения уже переехали в Винницу. И с того времени уже проживал в Виннице. Поэтому говорю, что я из Винницы.
– А отец в каком звании?
– Подполковник.
– Он на пенсии?..
– Нет, он погиб в 1993 году. В автокатастрофе.
– Соболезную… А живете с мамой?
– Да.
– А есть жена?
– Была жена. Но развелись, еще в двадцатом году… Разошлись мы в двадцатом году, но официально решение суда было в мае двадцать первого.
– Дети есть?
– Да, есть ребенок. Она сейчас вместе с мамой в Германии проживает. После начала СВО они уехали в Германию. Дочь.
– Как зовут?
– Арина.
– О, хорошее имя! У меня тоже дочь Арина, младшая дочь. Вот видите, сын у меня ваш ровесник, и наши дочери носят одинаковые имена. Моя – 2007 года рождения.
– А моя – 2012-го.
– Вот видите! И мы – друг против друга, получается. Хотя все – русские люди. У вас даже фамилия чисто русская, и оказались-то вы на Украине, получается, совершенно случайно. А у меня, скажу вам, половина крови украинской… И мои предки по этой линии похоронены здесь – в Донбассе, в Запорожье и даже в Ровно. И вот такие судьбы!.. А ты, русский человек, сын советского офицера, сейчас в плену у Российской армии, как последователь украинского националиста Бандеры. И дай Бог, чтобы вернулся домой…
– Дай Бог! И дай Бог, чтобы закончилось это все! Уже на пределе все.
– Ну а как настроение у товарищей?
– Да никакое. Подавленное тоже. Все устали от лесной жизни. Это жизнь?..
– По двенадцать часов в наряд ходим, – подал голос со своей кровати лежачий Камень. – Каждые двенадцать часов…
– А вот ты сказал, Владислав, что, когда призывался два года назад, тогда очереди были в военкомат…
– Прямо на улице, да.
– А сейчас у людей есть желание воевать?
– Да никакого.
– Вас сколько человек в окопе было?
– Четверо.
– Еще командир был?
– Еще был командир. Был.