А вернувшись вечером домой и потом заглянув с Дмитрием Селезневым на несколько минут в донецкий бункер его однопартийцев-нацболов, которые занимались в Донбассе в основном волонтерской деятельностью (кроме тех, что воевали или работали, как Дима, военкорами), я понял что встретиться здесь при таком напряженном графике еще и с Андреем Пинчуком, экс-министром госбезопасности ДНР, а в настоящий момент командиром одного из добровольческих подразделений, мне будет просто нереально. Да и не хотелось, сказать по правде, отвлекать Андрея от важных дел на какие-то чаепития и праздные разговоры, когда сам я еще не вник как следует в повседневную жизнь Донбасса и не понимаю ситуацию, которая происходит на фронтах. А телевизор я смотрю редко, да и не знаю, можно ли доверять тому, что по нему показывают. Мой сосед по квартире Дима Селезнев – так тот вообще телевизор не включал, даже для фона, как это делают многие, и вечно был погружен в компьютер и наушники из ушей не вытаскивал. Уж и не знаю, что он там смотрел часами, лежа в полутемной комнате на диване, может, какие-то сериалы, о которых периодически мне рассказывал, но уж точно не выпуски новостей Первого канала, «Россия-24» или программы Владимира Соловьева. По крайней мере, те, с кем я успел повидаться и поговорить в первые дни моего пребывания в Донбассе, все как один уверяли, что далеко не всему можно верить, что рассказывают о СВО по нашему телевидению. И, дескать, существует много всяких проблем – технических, организационных и прочих, с большинством из которых мы, конечно, справляемся, но вот с некоторыми, сидящими в людях, справляемся с трудом.
Да ведь, с другой стороны, по телевизору и не расскажешь о случаях той же банальной зависти и перетягивания отдельными командирами одеял (наград и званий) на себя! А в науке, искусстве или шоу-бизнесе разве не так? И хохлы на той стороне тоже периодически пробуют выносить сор из избы, и результат тот же: на любой войне и в любой армии мира все это, увы, существует. Поэтому, может, и к лучшему, что не всё показывают по нашему телевидению (еще бы запретили на центральных каналах пошлые ток-шоу с демонстрацией грязного белья их участников и показами на всю страну всяких морально-нравственных уродов, бездарей, неучей и дураков). А иностранных телеканалов в России нет (как нет и российских на Украине и в Европе).
А вот я смотрю европейское телевидение в Испании и уверяю вас, что на их каналах вообще несут полную чушь и о нашей стране, и о том, что происходит на Украине, и какова обстановка на фронтах Донбасса. Особенно смешно, когда, например, на канале Euronews какая-то курносая блондинка с украинской фамилией, которой лучше бы рекламировать бижутерию или утюги либо рассказывать телезрителям о погоде, стоит перед картой боевых действий в Донбассе и без малейшего проблеска ума в глазах объясняет тупоголовым европейским обывателям, что ВСУ никогда не сдадут русским Бахмут и что Донецк бомбят сами русские. Такие же глупые, но при этом еще и злые глаза можно увидеть и у генерального секретаря НАТО Столтенберга, и у сеньора Жозепа Борреля, и у фрау Анналены Бербок, и, конечно, у фрау Урсулы фон дер Ляйен. Но все-таки первое место среди подобных непроходимых дураков и дур, символизирующих нынешнюю Европу, я бы поделил между той украинской телкой из Euronews и Йенсом Столтенбергом. В общем, дичайшая антироссийская пропаганда. И честно признаюсь, в толерантной, хваленой нашими либералами Европе цензура такая, какая многим из нас даже не снилась.
Так о чем же мы будем тогда разговаривать с Андреем Пинчуком? И о чем я должен его спрашивать? Нет, конечно, я мог бы, наверное, порасспрашивать его и того же Александра Бородая, его и друга, и боевого соратника, об идее создания ДНР и о тех людях, что в этом участвовали. Но для такого разговора нужно и время, и настроение, и подходящее место. А не пятнадцать минут или час за едой в каком-нибудь донецком кафе. Я не мальчишка, а взрослый человек, не журналист, а адвокат и не привык болтать впустую, задавая собеседнику глупые, наивные вопросы. К тому же я приехал в Донбасс не интервью брать, а с частным визитом – просто посмотреть, что тут происходит в действительности, и повидать места, где когда-то бывал в детстве.
А с Андреем Пинчуком, кстати, я встречался в Москве еще задолго до СВО. В ночном клубе с хорошим баром и сигарной комнатой – в обстановке более подходящей для неспешной беседы двух взрослых людей. И он подарил мне тогда свою книгу с заковыристым названием – «Контур безопасности. Генерация ДНР». Да еще с автографом. Книгу эту, где подробно излагались донецкие события 2014–2015 годов, непосредственным участником которых являлся сам автор, я с интересом прочитал и попросил Андрея подписать еще один экземпляр – для Лимонова. Андрей это сделал, и Эдуард с благодарностью принял его подарок, пополнив им свою библиотеку. Но наверняка что-то недосказанное у Андрея еще осталось.
День пятый
Этот день был посвящен Мариуполю, но оказался куда насыщенней, чем я изначально предполагал.
Во-первых, на машине, которую предоставили мне в «Пятнашке» (а это была BMW, да еще с водителем – очень крупным и спокойным, как все богатыри, коренным дончанином-добровольцем Александром), мы поехали в Мариуполь не сразу. Прежде по просьбе Елены Бобковой мы заехали в донецкую телекомпанию «Юнион», где я поучаствовал в записи передачи «Три минуты на ответ», которую традиционно ведет популярная в ДНР телеведущая Майя Пирогова. На этот раз ей помогала и Лена Бобкова. Я думал, что дамы будут меня пытать по поводу вновь обострившейся в России темы запрета абортов или еще о чем-то подобном, но разговор зашел о политике, ДНР, русском национализме и, на мой взгляд, получился живым и интересным. Тепло распрощавшись с телеведущими и участниками записи, среди которых я с приятным удивлением обнаружил человека, оказывается читавшего какие-то из моих книг и слушающего мою музыку. В таком приподнятом настроении, но с запозданием часа на полтора мы с Димой Селезневым и Сашей Кабаном двинулись в Мариуполь. «Кабан» – его позывной в «Пятнашке», где он вместе с другими ребятами-водителями доставляет на передок, в самое пекло, оружие, боеприпасы, технику, людей и все, что там необходимо. Но для меня он был просто Сашей – любящим сыном и братом в своей семье, водилой от Бога и механиком с золотыми руками, ведь наша поездка носила исключительно мирный, частный характер и здесь все эти позывные были ни к чему.
Практически весь путь до Мариуполя, мимо Еленовки, Докучаевска, Волновахи и других городов и поселков Донбасса, уже известных многим по прошлогодним сводкам о шедших здесь ожесточенных боях, мы преодолели за час с небольшим. И почти две трети этого пути по весьма неплохой дороге мы проехали сквозь «строй почетного караула» из обледенелых деревьев, за которым по обе стороны расстилались заснеженные поля.
– Наверное, летом здесь хлебные поля? – спросил я у Саши.
– Да, – подтвердил он. – И подсолнухи.
– Поля подсолнухов я помню под Бердянском и Северодонецком, куда иногда ездил в детстве к своим дедушке и бабушке, которые к тому времени развелись и жили по отдельности, – сказал я Саше. И поделился с ним своим желанием съездить в Бердянск, и, может быть, даже завтра.
– Это далеко от Донецка? – спросил я.
– До Мариуполя, – задумался Саша, – километров чуть больше ста, и там еще почти столько же. Но от Мариуполя в сторону Мелитополя проложена шикарная трасса.
– Проложена? Когда?
– Успели, – улыбнулся он. – А с нее – поворот к морю и дорога на Бердянск. Правда, я туда еще не ездил.
Оказавшись в Мариуполе, мы сделали небольшой ознакомительный круг по центру города, видя повсюду строительные краны, строящиеся, ремонтируемые и даже не тронутые, разрушенные войной дома, прежде чем позвонили местному журналисту Андрею Киору, рекомендованному мне Александром Чаленко. И гостеприимный Андрей, как и предсказал Чаленко, сразу же пригласил нас к себе в гости. Впрочем, на самом деле Андрей Киор оказался не только журналистом, а вообще многогранно талантливым творческим человеком – продюсером, режиссером, поэтом, композитором, музыкантом-мультиинструменталистом, певцом и даже танцором. Его домом была двухкомнатная, пережившая артобстрелы и евроремонт квартира, принадлежащая каким-то его друзьям, живущим в Европе. Они-то и разрешили ему пока там поселиться. И Андрей эту квартиру, которую сам же и отремонтировал, превратил в музыкальную и телестудию, оставив на память о битве за Мариуполь несколько отверстий от осколков артиллерийских снарядов в одной из стен. И даже в матерчатой обивке дивана, на котором я сидел, была приличная дырка от такого же осколка. А вот перед диваном, на журнальном столике, в больших стеклянных вазах и на подносе лежали приготовленные для гостей различные сладости, орешки и фрукты. За компьютерами, стоящими на письменных столах, сидели и активно что-то печатали две молодые женщины. Огромная плазменная панель и высокие звуковые колонки дополняли общую картину студии Андрея Киора. А сам он между тем представлял собой невысокого, средних лет, улыбчивого и крайне подвижного человека с маленькой седой головой, мелкими чертами лица, но большими «музыкальными» ушами и высоким лбом. А еще общий портрет Андрея Киора добавляли очки с цилиндрическими линзами, то и дело спадающие с его переносицы.
– Военные преступления, творимые ВСУ в Мариуполе, невозможно скрыть, – говорил он. – Сейчас мы поедем по городу и я вам покажу, во что он превращен, покажу здания, в подвалах которых прятались мирные жители, и украинские военные расстреливали их в упор из танковых орудий, покажу гражданские здания и архитектурные памятники, которые они уничтожали просто так, без всякого практического смысла или какой-то военной необходимости – лишь бы все это не досталось россиянам. А россияне сейчас восстанавливают и отстраивают заново весь город – вот такие «оккупанты». И я много разговариваю с мариупольцами, и все говорят, что у нас никогда не было претензий к России, к русскому народу, у нас никогда не было даже повода для каких-либо ссор с россиянами. И в Киеве знали об этом…