– Знали, что в душе вы не воспринимаете русских людей за врагов?
– Да, конечно, все это они понимали. И потому устроили бойню, чтобы максимально все и всех уничтожить.
– Вот интересно, – сказал я, отказываясь от предложенных мне Андреем в который уже раз сладостей, – интересно, будут ли ВСУ, если Российская армия подойдет-таки ко Львову или Виннице, столь же упорно их защищать, превращая в руины?..
– Поживем – увидим, – улыбнувшись, резонно заметил Андрей. – Такого ада, что здесь был, не пожелаешь, как говорится, и врагу.
– А вот они смотрели на все это по телевизору у себя в Киеве и во Львове и ликовали по поводу того, как долго «Азов» противостоит «русским оркам» и как лихо громит «мариупольских сепаратистов», то есть вас. Хотя, если бы и они такое пережили сами, то, может, это вправило бы им мозги. Нет?
Андрей согласно кивнул головой, и одновременно кивнули головами две его сотрудницы, делавшие вид, что не прислушиваются к нашему разговору.
– Вы тоже находились здесь во время боев? – обратился я теперь уже к ним.
– Да, – ответили женщины.
– Скажите, – спросил я, – а где вы, лично вы, все это время прятались? Судя по виду города, по улицам которого мы только что проехали, целых, неповрежденных домов в нем практически не осталось. Где вы все это время жили?
– В подвалах, – ответила одна из женщин, та, что выглядела постарше. – Конкретно мы жили вначале несколько дней в подвале своего дома, а потом вэсэушники выгнали нас оттуда. Они превратили наш дом в опорный пункт и оттуда стреляли. А мы перебрались в подвал другого дома.
Выяснилось, что у этой женщины есть ребенок. «Он… малоподвижный», – подыскивая слова, сказала она. А ребенок, и без того нуждающийся в постоянном уходе, все это время находился вместе с ней в подвалах, где не было ни надежной защиты, ни света, ни тепла, ни элементарных средств гигиены и медицинской помощи.
– Извините, – сказал я, – но я спрошу вас вот о чем. Об ужасах войны, кошмарах, связанных с расстрелами «азовцами» мирных жителей для устрашения остальных, писалось и говорилось много. И уже даже вынесено несколько обвинительных приговоров в отношении этих убийц. Но все равно далеко не все люди, когда такое горе не касается их лично, понимают, что там творилось в реальности. И даже фильмами и книгами этого не объяснить – любые романы и кинофильмы можно обвинить в выдумке. Но вот я – не военный, не журналист, не политик, не пропагандист, не житель Донбасса, а простой человек, москвич, с вполне мирной профессией адвоката. И я знаю, как устроен быт моих подзащитных, зэков, в тюрьмах и лагерях. Я знаю, что там не рай, что в наших тюрьмах до сих пор много многоместных, переполненных камер, где заключенные спят на своих шконках (кроватях) по очереди, где мало света, духота, сырость, жара или холод. Но даже в такой многоместной камере есть так называемая «параша» – одно на всех отхожее место, отгороженное иногда тонкой стенкой и/или занавешенное простыней. Так при этом в таких камерах и тюрьмах женщины сидят отдельно от мужчин, а взрослые – отдельно от несовершеннолетних. И у женщин, и у несовершеннолетних бытовые условия получше, чем в тюрьмах, где содержатся взрослые мужчины. А вот в подвале многоэтажного дома, превращенного за десять минут в бомбоубежище, где нет ни света, ни воды, а выйти наружу нельзя из-за постоянных обстрелов, как вы, извините, справляли нужду – куда ходили в туалет?
Женщины смутились, но все равно попытались пояснить, как это происходило в их конкретных случаях. И из этих рассказов вырисовывалась такая жуткая, гиперреалистичная картина, которую хотелось поскорее забыть. И становилось понятно, что война не только убивает людей (мирная жизнь их тоже доводит до смерти), но еще и пытается превращать людей в животных. И все-таки, надо признать, у нее это, к счастью, не всегда получается.
– Я брала своего ребенка за ручку, поднимала его и помогала…
– Мы находили для этого место или выбирались из подвала на улицу, когда случалось затишье. Люди заботились друг о друге…
– Мне повезло, – вступил в разговор и Андрей, – нашим укрытием был подвал в «сталинке», где когда-то находилось настоящее бомбоубежище. Сейчас поедем в город, я покажу вам этот дом. Конечно, за семьдесят лет это бомбоубежище уже пришло в негодность, но все равно это было более надежное укрытие, чем подвал какой-нибудь простой пятиэтажки или панельной высотки. И там между стен в одном месте оказалось пустое узкое пространство, которое мы использовали в качестве туалета…
По городу с Андреем Киором мы ездили потом еще часа два. Андрей показывал нам испещренные осколками и пулями частные цветные домики, точнее, то, что от них осталось. Показывал серо-черные панельные многоэтажки с разрушенными и выгоревшими дотла блоками квартир (обычно на верхних этажах, откуда, видимо, «азовцы» вели обстрелы российских войск), снесенные артиллерией купола церквей, разрушенный практически до основания драмтеатр на одной из центральных площадей Мариуполя. А еще – повсеместные стройки и уже возведенные микрорайоны новых, белоснежных жилых домов, корпуса ультрасовременного многопрофильного медицинского центра, Нахимовского училища и новую достопримечательность и гордость Мариуполя – среднюю школу на тысячу сто учеников, уже открывшуюся и признанную одной из лучших в России… Правда, эту чудо-школу с десятками кабинетов, мастерских, мраморными полами, цветными окошками, большим футбольным полем и беговыми дорожками на школьном дворе, как и все остальное, включая знаменитый Мариупольский морской порт, мы осмотрели только снаружи, издалека. Хотя по плану мероприятий, разработанному для меня в Москве Александром Чаленко, я вполне мог бы посетить и эту школу, и побывать на экскурсии в порту. Для этого надо было только позвонить некоторым людям в Мариуполе и встретиться с его мэром Олегом Моргуном. «Встретишься с ним, – объяснял мне Саша, – все уже согласовано. Побеседуете немного, он хороший человек, подаришь ему свою книгу, поделишься впечатлениями…» То же самое я слышал от него и насчет встречи с ДВП – главой республики Денисом Владимировичем Пушилиным.
И все-таки накануне поездки в Мариуполь я позвонил Саше и, извинившись, объявил, что встречаться с мэром Мариуполя Олегом Моргуном не буду и в такой холод ходить по территории Мариупольского порта тоже не хочу.
– Ты пойми, Саша, – говорил я ему, – ну мне просто неудобно отвлекать человека от работы, когда наверняка ему дорога каждая минута и он ежедневно встречается с десятками людей – своими подчиненными, руководителями ДНР и различных российских регионов, оказывающих помощь городу в его восстановлении, со строителями, энергетиками, военными… А тут я, московский адвокат…
– Ну ты же не простой адвокат, а известный, да к тому же еще и писатель, – стоял на своем Чаленко.
– Ну писатель, и что? Подумает, вот приехал известный адвокат из Москвы, наверное, чего-то хочет – что-то будет предлагать или просить: землю под строительство, например, какого-нибудь офисно-торгового центра, таможенного склада или отеля. Ну а для чего же еще может приехать сейчас в Донбасс известный столичный адвокат? «Известный» – это ведь тот, у кого среди клиентов – толстосумы и воры, так? А может, вообще подумает, что меня кто-то специально в Мариуполь послал для проверки. Но я не ревизор и из роли Хлестакова давно вырос. И мне лично тоже ничего не надо: гуманитарку я не вожу, интересы торговцев или строительных подрядчиков не представляю и вообще ничего не хочу, кроме как посмотреть город. Так я его и так посмотрю, с помощью Андрея Киора… А вот если Бог даст, приеду в следующий раз весной или летом и ты будешь со мной, то тогда мы с удовольствием вместе осмотрим порт, школу и повидаемся с мэром – ты с ним знаком, представишь меня, мы побеседуем, выпьем по чашке кофе. И все будет вполне деликатно.
Так мы и порешили.
Уже возвращаясь в Донецк, я узнал, что в «Пятнашке» меня ждет Ахра Авидзба, который все же, несмотря на недомогание, вышел на службу; и там, дескать, меня будет ждать сюрприз. А я вдруг подумал тогда о Лимонове, который был бы просто счастлив, если бы его так же тепло встречали в Донбассе в 2019 году, как меня сейчас. И вот он-то уж точно не отказался бы от встречи с мэром Мариуполя и осмотра школы и порта.
Но Лимонов был все-таки известным писателем, а это совсем другое, нежели известный адвокат.
Однажды, это было в далеком 2007 году, мы ездили с ним в Ростов-на-Дону – ездили, можно сказать, развлечься – и в нашей компании оказалась врач местного онкологического центра. Так вот, вместо того чтобы показать гостям достопримечательности родного города, эта дама зазвала Лимонова в свою больницу, представила главврачу как своего хорошего знакомого, и тот со свитой докторов в белых халатах битый час водил подвыпившего Эдуарда по коридорам, больничным палатам, лабораториям и кабинетам, показывая ему новую медицинскую технику и делясь обнадеживающей статистикой лечения у людей рака, как будто перед ними был не писатель, а какой-то большой московский начальник. А Лимонов, разумеется, ощущал фальшь всего этого, трагикомичность ситуации и чувствовал себя полным дураком, завидуя мне, что я сразу и твердо отказался от этой экскурсии и остался сидеть в беседке в больничном дворике, потягивая из фляжки виски. Будучи человеком крайне мнительным, Эдуард тоже вначале сопротивлялся ехать в онкоцентр на эту сомнительную экскурсию, но потом сдался под напором лести и настойчивых уговоров нашей знакомой. А та стала еще и предлагать ему провести у них бесплатное обследование, ну и тут уже он не выдержал и, поспешно распрощавшись с врачами, выскочил из больницы вон.
– Дай глотнуть, – попросил он у меня фляжку. А через одиннадцать лет, уже в Москве, в своей квартире на улице Фадеева, вспомнив ту нашу поездку в Ростов и свою экскурсию в онкоцентр, грустно пошутил: «Накаркала».
Ну а в 2019 году, когда он поехал с Семеном Пеговым в Донбасс, там просто произошло досадное недоразумение с его аккредитацией. В составе съемочной группы WarGonzo писателя зарегистрировали под его настоящей фамилией – Савенко, но уже в Донецке служба безопасности обнаружила, что вместо какого-то Савенко здесь оказался Эдуард Лимонов и он, дескать, желает встретиться с руководителями ДНР. Потом, конечно, разобрались и дали добро, но пока разбирались и согласовывали все на самом верху, Эдуард плюнул на всех и уехал из ДНР, так и не встретившись там ни с кем из знаковых людей.