– А вы що, сами ни бачили? – спросил в темноте чей-то женский взволнованный голос.
– Сам я не бачив, але чув вид людей. Про ней вси говорять.
Хома помолчал, покурил, а потом добавил неторопливо и веско:
– Ця дивчина дуже гарно спивала. Колы немци зачують цю писню «Катюшу», так сразу же стриляты почнуть, щоб чуты не було. Та хиба ж переможешь «катюшу», колы вона по всему фронту гремыть?
Хома докурил трубку, встал и пошел. Он и не подозревал в эту минуту, что женщина, которая так тревожно расспрашивала его о «золотокудрой дивчине», была ее мать и что приехала она в этот край только для того, чтобы увидеть людей, знавших Гулю, чтобы услышать о ней хотя бы одно слово…
Огни над Кремлем
Ежик с бабушкой приехали из Уфы в Москву вечером.
В большую комнату многооконного дома, возвышающегося над Москвой-рекой, вошел двухлетний мальчик.
Он растерянно посмотрел по сторонам, взглянул на чемоданы и корзины, доставленные сюда на лифте, и сказал:
– Баба, пойдем лучше домой!
– Это и есть наш дом, Ежик. Сейчас я тебе постельку приготовлю и спать тебя уложу.
Ежик подошел к окну, дернул штору.
– Нельзя, маленький, – сказала лифтерша.
– Почему нельзя? – спросил Ежик.
– У нас в Москве затемнение!
– Ага, – сказал Ежик, будто понял.
В это время заговорило радио:
«Товарищи! Сегодня, в восемь часов вечера, будет передано по радио важное сообщение! Слушайте наши радиопередачи!»
– Вот будто специально для вас! – сказала лифтерша. – Скоро мы вашему малышу салют покажем.
В комнате погасили свет, раздвинули штору. За окном грянул орудийный залп. Вслед за ним высоко в небо взвились, затрещав, гроздья красных, зеленых и желтых огней. И сразу стало видно все – заиграли цветными огнями стекла Кремлевского дворца, ярко осветились зубчатые стены, блеснули золотом стрелы башенных часов, засверкала внизу вода Москвы-реки. И снова ударили пушки.
– Бух! – сказал Ежик и засмеялся.
В расцвеченную огнями воду падали ракеты. Ежик как зачарованный смотрел в окно, пока не погасли последние огни.
– А теперь, Ежик, спать.
Лежа в постели, он потребовал:
– Баба, еще бух!
– Завтра будет «бух». А теперь спи.
Ежик положил голову на подушку.
– Баба, расскажи.
– Что рассказать?
– Про маму Гулю, – сказал Ежик, вертясь и приминая головой подушку.
– Хорошо, Ежик. Слушай. В этом самом доме, в этой самой комнате жила мама Гуля. Она тогда еще была такая маленькая, как ты.
– А я? – спросил Ежик и сел. – Где я был?
– Тебя тогда еще не было.
Ежик удивленно смотрел на свою «бабу». Как это может быть, чтобы его не было? Совсем не было?
– Я тоже был! – рассердился Ежик.
– Ну хорошо, был. Только закрой глаза.
Ежик лег, а потом опять сел.
– Баба, покажи огоньки!
– Их сейчас нет.
– Открой, – он показал на штору.
– Нельзя, мальчик.
Ежик недоверчиво смотрел на окно. Ему казалось, что сто2ит только раздвинуть штору, и в темном небе опять засверкают огни, а стекла задребезжат от грохота орудий.
И светлый образ мамы Гули уже связывался в его представлении с этими радужными огнями, загорающимися в окне над зубчатыми стенами Кремля.
Дорогие мои читатели!
Вот вы и узнали историю короткой Гулиной жизни. В Артеке, в парке Нижнего лагеря, к большой скале прибита белая мраморная доска. На этой мемориальной доске начертана надпись:
ОНИ БЫЛИ АРТЕКОВЦАМИ
А ниже – имена пионеров Артека, погибших на войне: Тимур Фрунзе. Иван Туркенич. Гуля Королёва. Володя Дубинин. Рубен Ибаррури.
Под Волгоградом, недалеко от хутора Паншино, вблизи той возвышенности, которая называлась в военное время высотой 56,8, высится памятник. С медальона обелиска смотрит на нас милое, родное нам всем лицо Гули, а ниже, под медальоном, вырезана на камне надпись:
ВЕЧНАЯ СЛАВА ГЕРОЯМ, ПАВШИМ В БОЯХ ЗА РОДИНУ
У памятника часто собираются юноши и девушки, приходят сюда и дети. Каждому хочется принести к подножию памятника живые цветы, молча постоять здесь и подумать…
В хуторе Паншино есть библиотека имени Гули Королёвой. И каждый, кто переступает порог библиотеки и уносит с собой книгу, тоже поминает добрым словом Гулю Королёву, отдавшую свою молодую, прекрасную жизнь за то, чтобы жизнь продолжалась.
Меня часто спрашивают мои читатели о судьбе героев книги «Четвертая высота». Особенно часто спрашивают о Ежике, сыне Гули.
Одна маленькая читательница сама придумала его дальнейшую судьбу. Она прислала мне расcказ собственного сочинения под названием «Ежик». В этом рассказе он, уже взрослый человек, по профессии агроном, встречается в вагоне метро с боевой подругой своей мамы.
Другой маленький читатель решил сделать Ежика генералом. И это было тогда, когда Ежику исполнилось всего только семь лет.
А сейчас он уже, конечно, давно не Ежик. Саша живет в Киеве. Окончил медицинский институт.
Товарищ Гулиного детства Эрик Бурин – кавалер многих орденов. Он прошел боевой путь от Волгограда до Праги.
Когда Гуля была на передовой в районе Волгограда, она писала отцу 9 ноября 1942 года: «Где-то сейчас Эрик?» И не знала она тогда, что товарищ ее детских лет находится на фронте совсем близко от нее. А когда наши части 6 ноября 1943 года освобождали Киев, с мыслью о Гуле, о том, чтобы отомстить за нее, одним из первых ворвался в этот город Гулиной юности и Эрик.
Нередко в гости к пионерам и школьникам, а также к воинам Советской Армии приезжает бывший командир 214-й стрелковой дивизии Герой Советского Союза генерал-лейтенант Николай Иванович Бирюков. Он рассказывает своим юным и взрослым слушателям о славном боевом пути дивизии, прошедшей от Волгограда до Берлина.
От него я узнала о дальнейшей судьбе замечательного разведчика Семена Школенко.
В конце 42-го года, спустя месяц после штурма высоты 56,8, был освобожден от немцев хутор Вертячий. И сразу же комиссар Соболь обнаружил за хутором котлован, обнесенный колючей проволокой. Вокруг были вкопаны столбы с грозными надписями по-немецки: «Проход воспрещен!», «Не приближаться!».
На снегу лежали трупы замученных советских людей – военнопленных и мирных жителей. Это был один из фашистских «лагерей смерти».
Семена Школенко, тяжело раненного, нашли неподалеку, в доме старой одинокой крестьянки. Она каким-то чудом спасла его, перетащив из «лагеря смерти» к себе домой, и спрятала в по2дполе.
Первое, о чем сказал Соболю раненый, – это о том, что, перед тем как его схватили фашисты, он успел – в самую последнюю минуту – закопать свой партийный билет и орден Красного Знамени. По просьбе раненого комиссар повез его к месту недавних боев за высоту 56,8. Там, в промерзшей земле, Школенко нашел и свой партийный билет, и орден.
После этого его отправили в госпиталь.
Излечившись от ран, Школенко снова вступил в строй и потом героически сражался в боях за Волгоград. А в бою под Белгородом Семен Школенко пал смертью храбрых.
Отдали свою жизнь за Родину и Люда Никитина, и Шура Филатов.
А юных разведчиков Сашу и Гришу после разгрома немцев на Волге комиссар Соболь передал в детский дом.
Вспоминая подвиги воинов 214-й стрелковой дивизии, награжденной орденами Красного Знамени, Суворова, Богдана Хмельницкого и удостоенной почетного наименования Кременчугско-Александрийской, генерал Бирюков всякий раз говорит и о Гуле Королёвой.
У Гули было много друзей в детстве и в юности. Но еще больше друзей у нее теперь. О ней пишут в письмах и дети, и взрослые со всех концов нашей страны. Приходят письма также из зарубежных стран.
Иногда адрес на конвертах бывает очень коротким:
СССР. Маме Гули Королёвой.
Или еще короче:
СССР. Родным Гули.
И письма доходят.
Девочка из Западной Германии, Урзула X., писала мне:
«…Все люди должны сделать так, чтобы никогда не было войны против Советского Союза. Теперь фашисты опять призывают взяться за оружие. Можно только спросить: неужели эти люди ничему не научились после такой жестокой войны? Ведь война принесет только бедствия и несчастья. Я не хочу войны! Я хочу мира!»
Такими простыми словами немецкая девочка выразила те чувства, которые заставили Гулю пойти на фронт. Гуля боролась и погибла во имя мира, во имя счастья на земле.
И мне хочется пожелать вам, дорогие ребята, мирной и счастливой жизни, в которой вам придется брать новые высоты – высоты вдохновенного, творческого труда.