Отвернулась, ее глаза остекленели, и я понял, что она связывается с драконами.
— Не паникуй. Все в порядке. Андарна изменилась, но она… все еще она. — Теперь она охренительно огромная, но этого я Вайолет не сказал. И еще пропал ее дар, если верить Тэйрну, но на эти новости время еще будет. Вместо этого я добавил: — Целитель говорит, что не знает долговременные эффекты яда, потому что еще с таким не сталкивался, и никто не знает, когда к тебе вернется память и есть ли какие-то другие побочные эффекты, но обещаю…
Она вскинула руку и оглядела комнату, словно впервые увидев, где мы, потом спешно отползла по кровати, запахивая халат. От ее взгляда мою грудь словно сжали тиски. Она вскочила и бросилась к большим окнам моей спальни.
Окна смотрели с горы, на которой возведена эта крепость, на долину внизу, на обугленные деревья, образующие ту самую линию, где землю обожгли до камней, и на тихий городок — бывшую столицу под названием Аретия.
Городок, который мы потом и кровью вновь возводили из щебня и руин.
— Вайолет? — подойдя, я не опускал щиты, чтобы не вторгаться, но, боги, я бы все отдал, чтобы узнать, о чем она думала.
Округлившимися глазами она осмотрела городок, каждый дом с одинаковыми зелеными крышами, потом задержалась взглядом на храме Амари — самой известной достопримечательности после нашей библиотеки.
— Где мы? И не смей мне лгать, — сказала она. — Больше никогда.
Больше никогда.
— Ты помнишь.
— Помню.
— Слава богам, — выдохнул я, запустив пальцы себе в волосы.
Хороший знак — значит, она действительно исцелилась, — но… проклятье.
— Где. Мы? — отчеканила она каждое слово, пронзив меня взглядом. — Говори.
— Судя по тому, как ты на меня смотришь, ты и так поняла. — Не может быть, чтобы эта умная женщина не узнала наш храм.
— Похоже на Аретию, — показала она на окно. — Есть только один храм с такими колоннами. Я видела рисунки.
— Да. — Просто. Охренеть. Какая. Гениальная.
— Аретию сожгли дотла. Я и эти рисунки видела — те, что писцы привезли для показа публике. Мать говорила, что собственными глазами видела угли. Так где мы? — она повысила голос.
— В Аретии.
Как же невероятно свободно я чувствовал себя, отвечая ей только правду.
— Перестроена или не горела? — она повернулась ко мне спиной.
— В процессе восстановления.
— Почему я об этом не читала?
Я начал было отвечать, но она подняла руку — и я подождал. Она догадалась меньше чем за минуту.
Показав на мою метку восстания, она сказала:
— Мельгрен не может видеть намерения, когда вас больше трех рядом друг с другом. Вот почему вам запрещено собираться вместе.
Как тут удержаться. Я улыбнулся. И эта охренительно гениальная женщина — моя. Или была моей. Будет, если что-то зависело от меня. Хотя, скорее всего, нет. Я вздохнул, тут же утратив свою улыбку. Проклятье.
Нет, я не сдамся, пока она не ответит четко.
Пусть между нами все сложно, но мы и сами — сложные.
— А еще мы не настолько крупные, чтобы привлекать внимание писцов. Мы не прячемся. Просто… не афишируем свое существование. — Именно поэтому все здесь еще формально… мое. Знать не торопилась тратить деньги на выжженный город и платить налоги за бесполезную землю. В конце концов они заметят. В конце концов я ее лишусь. А потом лишусь головы. — Я расскажу тебе все. Только спрашивай.
Она напряглась.
— Сейчас скажи только одно.
— Что угодно.
— Скажи… — она, содрогнувшись, вздохнула. — Лиам правда мертв?
Лиам. Мои ребра пронзил новый укол скорби. Мгновения текли в молчании, пока я искал подходящие слова, но их не было, и я просто достал из кармана недавно законченную им фигурку Андарны размером с ладонь.
Она повернулась ко мне, тут же уставившись на фигурку, и на ее глазах показались слезы.
— Это я виновата.
— Нет. Я. Если бы я рассказал тебе раньше, ты была бы готова. Ты бы наверняка сама нас научила с ними бороться, изучив книги. — Моя душа разрывалась снова при виде того, как она утирала ручейки слез. Я положил фигурку ей в ладонь. — Я знаю, что надо было ее сжечь, но не смог. Мы похоронили его вчера. Ну, остальные. Я ни разу не выходил из этой комнаты. — Наши взгляды столкнулись, всеми фибрами души хотелось потянуться к ней, но я знал, что сейчас я последний, у кого она будет искать утешения. — Я ни разу не покидал тебя.
— Что ж, ты прямо заинтересован в моем выживании, — бросила она с саркастичной улыбкой и все еще стоящими в глазах слезами. — А теперь дай мне одеться — и мы поговорим.
— Выгоняет меня из собственной комнаты, — я испробовал тот саркастичный, дразнящий тон, за которым так легко было от нее прятаться, но тут же перестал и уточнил. — Из новой.
— Живо, Риорсон.
Я не удержался и поморщился, как от удара. Она никогда не называла меня по фамилии. Может, не любила вспоминать, что я сын Фена Риорсона и что причинил ее семье мой отец, но для нее я всегда оставался Ксейденом. Это изменение напоминало бездонную пропасть, смертельный удар.
— Ванная там, — я показал на противоположный конец комнаты и направился к выходу, закинув меч на плечо.
Мой кузен, привалившись к стене, беседовал с Гарриком, который щеголял новым здоровенным шрамом от виска до подбородка, но, когда я закрыл за собой дверь, оба замолкли, напрягшись. Гаррик выпрямился во весь рост.
— Очнулась.
— Слава Амари, — сказал Боди, расслабив плечи.
Его рука все еще на перевязи, восстанавливалась после четырех переломов из-за боя с вэйнителями.
— Ей придется выбирать. — Я посмотрел на Гаррика, заметив в его глазах тревогу. Он уже говорил, что верит — она сохранит наш секрет. А эта тревога — из-за моего состояния, если она не простит, что я не рассказал ей раньше. — Либо она сохранит секрет, либо нет.
— Это уже предстоит узнавать тебе, — ответил он. — А потом учить, как скрывать мысли от Аэтоса, если она согласится.
— А что с летунами?
— Сирена жива, если ты об этом спрашиваешь, — ответил Боди. — Как и ее сестра. Но вот остальные…
Он покачал головой.
Хотя бы они выжили. И теперь, когда Вайолет проснулась, я наконец мог дышать.
— Вы уже выяснили, что за шкатулку Шрадх вынес на спине из Рессона?
Дракон Гаррика был особенно чуток к рунам, и благодаря ему мы нашли и извлекли из-под обломков часовой башни маленькую железную шкатулку.
— Над этим сейчас работают. Надеюсь, получим ответ в следующие пару часов. Я рад, что она цела, Ксейден. Пойду передам остальным. — Гаррик кивнул и развернулся.
Надо сказать, что он знал замок едва ли хуже меня, учитывая, что здесь он проводил каждое лето до отречения — или отступничества, как наваррцы прозвали папино восстание.
Забавно, что люди переименовывают все, что им не нравится. Мы утратили веру, что наш король когда-нибудь поступит правильно. А предателями прозвали нас.
Боди наморщил нос.
— Чего?
— От тебя несет, как из драконьей задницы.
— Отвали. — Я рискнул принюхаться и не смог поспорить. — Теперь я живу у тебя.
— Для меня это честь!
Я показал средний палец и направился к нему в комнату.
Через час я, чистый и нетерпеливый, ждал у дверей своей комнаты с новой летной формой, пока Боди старался как умел поднять мне настроение, и наконец Вайолет открыла дверь.
Я чуть язык не проглотил при виде ее распущенных мокрых волос, завивающихся чуть ниже груди. Не понять, почему из-за этих серебристых локонов хочется трахнуть ее на месте, да и когда понимать — все мои мысли были о том, чтобы сдержаться и не наброситься на нее.
Она существует — и я возбуждаюсь. За прошедший год я просто смирился с этой истиной.
Боди ухмыльнулся, прямо как моя тетушка:
— Рад видеть тебя живой-здоровой, Сорренгейл, — потом хлопнул меня по плечу и направился прочь, оглянувшись через плечо. — Я пока за запасным планом. Удачи.
Боги, как же хотелось сгрести ее в охапку и любить, пока она не забудет все, кроме того, как хорошо нам вместе, но, уверен, теперь это последнее, чего она хотела.
— Заходи, — сказала она тихо, и у меня застучало сердце.
— Если приглашаешь.
Я вошел, мучаясь от недоверия в ее глазах.
Поверит мне Вайолет или нет, я ей никогда не лгал. Ни разу.
Просто и правды не говорил.
— Все это… осталось с тех пор? — спросила она, окидывая взглядом спальню.
— Основа крепости — каменная, — сказал я, пока она разглядывала своды потолка, естественное освещение из окон, занимающих всю западную стену. — Камень не горит.
— Да.
Я сглотнул. С усилием.
— Думаю, после всего, что ты видела, я должен задать тебе простой вопрос. Ты с нами? Ты готова сражаться на нашей стороне? — Так же легко она могла бы сдать нас всех. Раньше она не знала всего, но теперь — да.
— С вами. — Она кивнула.
Облегчение пронеслось по мне явственнее и сильнее, чем сила, что я черпал у Сгаэль, и я потянулся к Вайолет.
— Прости, что пришлось… — слова умерли на языке, когда она отступила от прикосновения.
— Этого не будет.
В ее ореховых глазах жил целый мир боли — я не мог не поежиться.
— Если я верю тебе и готова с вами сражаться, это еще не значит, что я снова доверю тебе свое сердце. А я не могу быть с тем, кому не доверяю.
В моей груди что-то треснуло.
— Я никогда тебе не врал, Вайолет. Ни разу. И не совру.
Она отошла к окну и взглянула на город, потом медленно обернулась ко мне.
— Дело даже не в том, что ты это скрывал. Это я понять могу. Дело в легкости. Как легко я впустила тебя в сердце — и не получила того же взамен.
Она покачала головой, и я все еще видел ее любовь, но за толстыми стенами, которые сам же и вынудил возвести.
Я люблю ее. Конечно люблю. Но если сказать это сейчас, она решит, что у меня другие причины — и если честно, будет права.
Я не потеряю без боя ту единственную в своей жизни, в кого влюбился.