Три дракона. Это были они… а чем они вообще занимались? Сегодня, насколько я знала, не было никаких тренировок, но… не то чтобы я была в курсе всего, что делают кадеты третьего года обучения.
— Но ведь можно сделать что-то еще, — сказал Боди, глядя на Ксейдена, когда они проходили мимо меня.
Голос звучал тихо-тихо, и гравий чуть слышно похрустывал под подошвами сапог.
— Мы делаем все, что можем, — прошипел Гаррик.
У меня закололо кожу, и Ксейден напряженно остановился на середине шага, в десяти футах от меня.
Проклятье.
Он знает, что я здесь.
Но вместо обычного страха, который накатывал в его присутствии, в моей груди клубился только гнев. Если он хочет убить меня, хорошо. Мне надоело ждать, когда это произойдет. Надоело ходить по коридорам в страхе.
— Что случилось? — спросил Гаррик, оглядываясь через плечо в противоположном направлении, в сторону пары, которая определенно решила, что целоваться важнее, чем попасть в общежитие к комендантскому часу.
— Идите. Встретимся внутри, — сказал Ксейден.
— Ты уверен? — Боди наморщил лоб и окинул двор подозрительным взглядом.
— Идите, — приказал Ксейден и стоял совершенно неподвижно, пока двое других не подошли к казарме, а потом не повернули налево к лестнице, которая вела к этажам второго и третьего курсов.
Только когда они скрылись из вида, он повернулся лицом к тому месту, где я пряталась в темноте.
— Я знаю, что ты знаешь, что я здесь. — Я заставила себя встать и подойти к нему, чтобы он не решил, что я прячусь или, что еще хуже, боюсь его. — И пожалуйста, не надо разговоров о том, как ты повелеваешь тьмой. Я сегодня не в настроении.
— Не спросишь, где я был? — Он сложил руки на груди, изучая меня в лунном свете.
При этом освещении его шрам выглядел еще более грозным, но я не могла найти в себе силы испугаться.
— Мне, честно говоря, все равно. — Я пожала плечами, и от этого движения пульсация боли в них усилилась. Потрясающе, как раз вовремя, чтобы завтра снова потренироваться на Полосе.
Он покачал головой:
— Тебе действительно все равно, да?
— Нет. Но я же тоже гуляю, несмотря на комендантский час. — Тяжелый вздох вырвался из моих губ.
— Что ты делаешь на улице после наступления комендантского часа?
— Обсуждаю сама с собой возможность побега, — ответила я. — А ты? Не хочешь поделиться? — насмешливо поинтересовалась я, зная, что он не собирается мне отвечать.
— То же самое.
Вот язвительная задница.
— Слушай, ты вообще собираешься меня убивать или нет? Предвкушение начинает раздражать меня до смерти. — Я подняла руку к плечу и слегка развернула его, продавливая больные мышцы, но это не принесло никакого облегчения.
— Еще не решил, — ответил он, как будто я только что поинтересовалась его предпочтениями на ужин, но его взгляд словно застыл на моей щеке.
— А ты не мог бы решить? — пробормотала я. — Это определенно помогло бы мне составить планы на неделю.
Маркем или Эметтерио. Писец или всадник.
— Я влияю на твое расписание, Вайоленс? — На его губах определенно появилась ухмылка.
— Мне просто нужно прикинуть, каковы мои шансы, — руки сами собой сжались в кулаки.
Этот засранец имел наглость продолжать улыбаться.
— Это самый странный способ, которым меня когда-либо пытались склеить…
— Не шансы с тобой, самодовольный ты придурок! — На хер. На хер все это. Я шагнула мимо него, но он поймал мое запястье, и его захват был не слишком давящим, но крепким.
Кончики его пальцев на тонкой коже заставили пульс тут же разогнаться до невозможного.
— Шансы на что? — спросил он, притягивая меня так близко, что мое плечо коснулось его бицепсов.
— Ни на что.
Он все равно бы не понял. Он гребаный лидер крыла, что означает, что он преуспел во всем в этом квадранте, даже как-то умудрился преодолеть проклятие собственной фамилии.
— Шансы на что? — повторил он. — Не заставляй меня спрашивать трижды.
Зловещий тон противоречил его нежной хватке. И, проклятье, неужели обязательно так хорошо пахнуть? Мятой, кожей и чем-то, что я не могла определить, чем-то, что балансировало на границе между цитрусовым и цветочным.
— На возможность выжить! Я не могу подняться на эту гребучую Полосу.
Я почти умудрилась вырвать запястье из его руки, но он не отпустил.
— Понятно, — он был так раздражающе спокоен, а я не могла усмирить ни одну из своих эмоций. Ни одну.
— Нет, тебе точно не понятно. Ты, небось, будешь праздновать в тот день, когда я разобьюсь, и тебе не придется тратить время на то, чтобы убить меня.
— Убить тебя не составит никакого труда, Вайоленс. Большинство же моих проблем вызвано тем, чтобы ты оставалась в живых.
Я подняла глаза, чтобы встретить его взгляд, но по его лицу невозможно было что-либо прочитать. Его скрывала тень. Ну и ладно.
— Извини за беспокойство. — Мой голос сочился сарказмом. — А знаешь, в чем главная проблема этого места? — Я снова попыталась вырвать руку, но он не отпустил меня. — Ну кроме того, что ты трогаешь вещи, которые тебе не принадлежат? — Мои глаза сузились.
— Уверен, ты мне расскажешь. — У меня противно засосало под ложечкой, когда большой палец Ксейдена скользнул по моему пульсу, а потом мое запястье вдруг очутилось на свободе.
Я ответила прежде, чем успела толком подумать над словами:
— Надежда.
— Надежда? — Он наклонил свою голову ближе к моей, как будто не был уверен, что правильно расслышал.
— Надежда. — Я кивнула. — Кто-то вроде тебя никогда не поймет этого, но я знала, что прийти сюда — это смертный приговор. Не имело никакого значения, что меня готовили всю жизнь для квадранта писцов. Когда генерал Сорренгейл отдает приказ, ты не можешь его игнорировать. — Боги, почему я вообще разоткровенничалась? Ну что самое страшное он мог сделать со мной? Убить?
— Конечно можешь. — Он пожал плечами. — Тебе просто могут не понравиться последствия.
Я закатила глаза и, к своему полному смущению, вместо того чтобы отстраниться теперь, получив свободу, слегка подалась к нему. Как будто могла перелить в себя часть его силы. У него-то, конечно, ее было предостаточно.
— Я знала, чем рискую, но все равно решилась, сосредоточившись на крошечном шансе на выживание. И вот прошло почти два месяца, и я получила… — Я покачала головой, сжав зубы. — Надежду.
У этого слова оказался кислый вкус.
— А потом ты теряешь товарища по отряду, не можешь забраться в дымоход и сдаешься. Я начинаю понимать. Не самый лучший расклад, но, если ты хочешь сбежать в квадрант писцов…
Я задохнулась, страх словно пробил дыру в моем животе.
— Откуда ты знаешь?
Если он знает… если он расскажет, Даин будет в опасности!
Лукавая улыбка искривила идеальные губы Ксейдена.
— Я знаю все, что здесь происходит, — вокруг нас заклубилась темнота. — Тени, помнишь? Они все слышат, все видят, все скрывают.
Мир вокруг словно исчез. Ксейден мог сделать со мной все что угодно, и никто не узнал бы.
— Моя мать определенно вознаградит тебя, если ты расскажешь ей о плане Даина, — тихо сказал я.
— Она определенно вознаградит и тебя, если ты расскажешь ей о моем маленьком… как ты его назвала? Клубе?
— Я не собираюсь ей рассказывать, — теперь я пыталась защищаться от него словами. Да и нечем было — кроме них.
— Я знаю. Именно поэтому ты все еще жива, — теперь он не отпускал мой взгляд. — Дело вот в чем, Сорренгейл. Надежда — непостоянная, опасная штука. Она крадет твое внимание и направляет его на возможности, вместо того чтобы держать его там, где оно должно быть — на вероятностях.
— И что я должна делать? Не надеяться, что выживу? Просто ждать смерти?
— Ты должна сосредоточиться на вещах, которые могут убить тебя, чтобы найти способы не умереть. — Он покачал головой. — В этом квадранте полно людей, которые хотят твоей смерти — либо в качестве мести твоей матери, либо потому, что ты просто очень хорошо умеешь злить людей, но, вопреки всему, ты все еще здесь. — Тени окутали меня, и я готова была поклясться, что почувствовала ласку, когда они гладили пораненную щеку. — Было довольно удивительно за этим наблюдать, если честно.
— Счастлива развлечь тебя. Я иду спать. — Повернувшись на пятках, я направилась к входу в казармы, но он шел следом, так близко, что почти получил по лицу дверью, когда я попыталась ее захлопнуть… Но он поймал ее, неестественно ловко и быстро. Как всегда.
— Возможно, если ты перестанешь плескаться в озере жалости к себе, то увидишь, что у тебя есть все, что нужно, чтобы преодолеть Полосу, — сказал он, и его слова эхом разнеслись по коридору.
— Озеро… чего? — Я обернулась, почувствовав, как моя челюсть натурально падает, пробивая пол.
— Люди умирают, — медленно сказал он, и его подбородок напрягся. Потом Ксейден глубоко вздохнул. — Это будет происходить снова и снова. Такова природа жизни здесь. Настоящим всадником тебя делает то, как ты себя ведешь после смертей других людей. Хочешь знать, почему ты до сих пор жива? Потому что ты — это весы, по которым я оцениваю себя каждый вечер. Каждый день, когда я оставляю тебя в живых, я убеждаю себя, что во мне еще есть часть порядочного человека. Так что если ты хочешь свалить отсюда, то, пожалуйста, избавь меня от искушения и свали на хрен. Но если ты хочешь что-то сделать… по-настоящему, то сделай это.
— Я слишком маленькая, чтобы преодолеть дымоход, — громко прошипела я, уже не заботясь о том, что нас мог кто-то услышать.
— Правильный путь — не единственный. Осознай это.
А потом он повернулся и ушел.
Чтоб его.
Глава 11
Хранить вещи умерших близких — тяжкое преступление против Малека. Их место в потустороннем мире, вместе с богом смерти и усопших. При отсутствии соответствующего храма для уничтожения подойдет любой огонь. Тот, кто не жжет вещи для Малека, будет сам сожжен Малеком.