Затем осмотрел меня с головы до ног — я чувствовала его горячий взгляд.
И вдруг весеннего ветерка из открытого окна стало мало, чтобы остудить кожу.
Я хлестнула длинной косой, развернувшись за очередным кинжалом на комоде.
— Нет. Тебя я представляла двадцать минут назад.
— А кого теперь? — он поднял бровь, скрестил ноги.
— Ты их не знаешь. — Взмах — и следующий клинок вошел в солнечное сплетение. — Зачем пришел? — Я коротко глянула в его сторону, но успела заметить, что он вымылся и пришел в нашей стандартной униформе, а не летной кожанке, но не успела насмотреться… Блин, как же он прекрасно выглядел. Вот бы хотя бы раз увидеть его растрепанным или в панике — что угодно, лишь бы не это самообладание, что он носил как доспехи. — Дай угадаю. Лиам вышел из строя, и теперь твой долг — читать мне нотации о том, что нельзя спать без доспехов.
— Я пришел не читать нотации, — тихо ответил он, а я чувствовала, будто его взгляд гладит меня, обводя тонкие черные бретельки сорочки. — Но то, что ты не в броне, я точно заметил.
— Теперь никому не хватит дурости напасть на меня, — я взяла еще один клинок с комода — запас иссякал. — Теперь я могу убить на расстоянии в пятьдесят ярдов. — Постукивая острым лезвием по ладони, я чуть повернулась лицом к нему. — Как думаешь, она работает в помещениях? В смысле, как можно управлять молнией, когда нет неба? — Не сводя с него глаз, я метнула кинжал в цель.
Глухой стук по дереву сообщил, что я не промахнулась.
— Проклятье, это круче, чем я думал. — Он сделал глубокий вдох. — Думаю, разбираться придется самой.
Его взгляд опустился на мои губы, руки напряглись.
— И ты не скажешь, что хочешь меня тренировать? Что только ты можешь меня спасти? — Я пощелкала языком и ощутила совершенно смехотворный позыв обвести пальцем очертания метки на его шее, проследив сложный узор. — Как не по-ксейденовски.
— Я понятия не имею, как тренировать заклинателей молний, а судя по тому, что я видел сегодня, спасать тебя не надо. — С чистейшим желанием в глазах он рассматривал меня от босых ног до подола, доходившего до бедер, потом до грудей и шеи, и, наконец, добрался до лица.
— Разве что от себя, — пробормотала я. Мысли, лезущие в голову, когда он так на меня смотрит, наверняка меня и погубят, но сегодня ночью меня это, похоже, не волновало. А вот это опаснее некуда. — Тогда зачем ты пришел, Ксейден?
— Потому что, похоже, не могу быть без тебя. — Кажется, это признание его совсем не радовало, но у меня все равно перехватило дыхание.
— Не собираешься праздновать?
Остальные праздновали.
— Мы выиграли битву, а не войну. — Он оттолкнулся от двери, сделал шаг, сократив расстояние между нами, и поднял косу с моего плеча, медленно поглаживая ее пальцами. — И мне пришло в голову, что ты все еще не оправилась.
— Ты же сам сказал мне повзрослеть, не забыл? С чего вдруг тебя озаботило, оправилась я или нет? — Я сложила руки на груди, выбирая гнев вместо желания.
— Я сказал, что тебе придется привыкать к убийствам. Я не говорил тебе повзрослеть. — Он отпустил косу.
— Но имел в виду, нет? — Я покачала головой и отошла в середину комнаты. — Мы три года учимся быть убийцами, продвигаем и хвалим тех, у кого это получается лучше.
Он даже не дрогнул, просто наблюдал за мной своим проницательным, раздражающе спокойным взглядом.
— Я злюсь не из-за того, что Джек погиб. Мы оба знаем, что он хотел убить меня с самого начала — и рано или поздно убил бы. Я злюсь, что его смерть меняет меня, — я постучала чуть выше сердца. — Даин говорил, что здесь срывают все наносное и обнажают, кто ты есть на самом деле.
— С этим не поспоришь. — Он следил, как я хожу по комнате туда-обратно.
— И я просто не могу забыть, как в детстве спросила папу, что будет, если я решу стать всадником, как мама или Бреннан, а он ответил, что я не такая, как они. Что у меня другой путь — вот только здесь с меня сорвали всю цивилизованность, весь внешний лоск, и оказалось, что способность у меня еще разрушительнее, чем все их вместе взятые. — Я остановилась прямо перед ним и подняла руки. — Я не собираюсь винить Тэйрна — да и с чего бы? Печать раскрывает суть всадника, дракон ее только усиливает, а значит, это всегда таилось под поверхностью, только поджидало, когда можно будет вырваться. И сама мысль… — В горле встал ком. — Все это время меня вела слабая надежда, что я буду как Бреннан, что это будет хороший поворот в моей истории. Что моей печатью станет восстановление, что я смогу возвращать к жизни поврежденное. А оказалось, что я сама все и уничтожаю. Сколько я теперь убью людей?
Его взгляд смягчился.
— Сколько сама пожелаешь. То, что сегодня ты получила силу, еще не значит, что одновременно ты потеряла разум.
— Что со мной не так? — Я покачала головой, сжимая кулаки. — Любой другой всадник был бы в восторге.
Я чувствовала огонь силы под кожей даже сейчас.
— Ты никогда не была как любой другой всадник. — Он придвинулся, но не коснулся меня. — Наверное, потому, что ты никогда не хотела сюда попасть.
Боги, как же я хотела, чтобы он меня коснулся, чтобы стер с кожи мерзость этого дня, помог почувствовать хоть что-то, что угодно, кроме нарастающего стыда.
— Вы тоже не хотели сюда попасть, — я подчеркнуто посмотрела на метку на его шее. — Но справляетесь неплохо.
Он посмотрел на меня — по-настоящему посмотрел, — и возникло ощущение, будто он увидел слишком много.
— Многие из нас сожгли бы это место дотла, если бы могли, но все меченые хотят сюда попасть, потому что это единственный путь к выживанию. У тебя все по-другому. Ты мечтала о спокойной жизни с книгами и фактами. Ты хотела писать о битвах, а не участвовать в них. С тобой все нормально. Ты имеешь право злиться, что сегодня тебе пришлось убить человека. Ты имеешь право злиться, что этот человек хотел убить твоего друга. В этих стенах ты имеешь право чувствовать что угодно.
Теперь он был так близко, что я чувствовала жар его тела сквозь тонкую ткань сорочки.
— Но не вне. — Это был не вопрос.
— Мы всадники, — ответил он, будто это все объясняло. Он взял мои руки и приложил к своей груди. — И если тебе надо что-то выплеснуть, то вперед. Хочешь кричать? Кричи на меня. Хочешь что-нибудь ударить? Бей меня. Я выдержу.
Бить его мне хотелось в последнюю очередь, и я уже устала сопротивляться.
— Давай, — прошептал он. — Покажи, на что способна.
Я встала на цыпочки и поцеловала его.
Глава 30
Кадетам не запрещается, но, ради эффективности отряда, настоятельно не рекомендуется иметь романтические привязанности во время обучения в квадранте.
Кодекс всадника драконов, статья 5, раздел 7
Он весь застыл на миг, два, затем невозможно быстро развернул нас, припечатав меня к двери, и та содрогнулась от удара. Ого. Схватил мои запястья одной рукой и взял в плен над головой.
— Вайолет, — простонал Ксейден у моих губ. Мольба в его голосе переполнила мои вены совсем другой энергией. Знание, что наше влечение задевает его не меньше меня, ударило в голову. — Ты этого не хочешь.
— Только этого я и хочу, — возразила я. Я хотела заменить гнев похотью, смерть — ускоряющим пульс желанием собственного естества, и я знала, что он мог дать мне и это, и намного больше. — Ты сказал, я имею право на все, что мне нужно.
Я выгнула спину, касаясь его груди своей.
Его дыхание изменилось, в его глазах шла война, в которой я намеревалась победить.
Хватит уже плясать вокруг этого невыносимого напряжения — пора с ним покончить.
Он наклонился, его губы застыли в каком-то дюйме от моих.
— А я повторяю, что я — последнее, что тебе нужно.
Едва сдерживаемый рокот его голоса вибрировал в груди — и все нервные окончания в моем теле до единого вспыхнули и возопили от необоримой жажды жизни. Почувствовать биение его сердца. Прикоснуться.
— Мне выбрать кого-то другого? — с бьющимся сердцем разоблачила я его блеф.
— Ни за что, — на миг его глаза сузились от узнаваемой вспышки ревности, затем его бедра прижали к двери мои — и мое недолгое облегчение от ответа сменилось вспышкой чистой похоти.
Я видела, что его легендарное самообладание зависло на краю, опасно покачиваясь на лезвии ножа. Надо было. Только. Чуть-чуть. Подтолкнуть. А я была готова совершенно бесстыже его пихнуть. Изо всех сил.
— Хорошо. — Я закинула голову и втянула его нижнюю губу в рот, после чего мягко куснула. — Потому что я хочу только тебя, Ксейден.
Слова пробили какую-то внутреннюю защиту — и он поддался.
Наконец-то.
Наши губы столкнулись, поцелуй был горячим, беспощадным и совершенно необузданным. Желание пробежало по моей спине, когда он взял меня за задницу и прижал к своим бедрам, пока мои лопатки пересчитывали волокна двери, в которую он меня вдавливал все сильнее.
Я обвила его ногами и сомкнула лодыжки. Сорочка задралась, но меня это уже не волновало, я утонула во всепоглощающем поцелуе. Ласка его губ, движения его неудержимого языка лишили меня разума, мир сузился до одного поцелуя, одной минуты, одного человека. Мой. В этот миг Ксейден Риорсон был полностью мой.
А может, я — его. Какая разница, если главное, что он целует меня?
Жар волной шел по моему телу, вся кожа горела, пока его губы скользили по моей шее в чувственном наступлении, вырывая у меня стон за стоном.
— Боги, — произнесла я прямо ему в горло — и мы сдвинулись с места.
Дерево скрежетнуло по полу, когда я упала на стол, мои лодыжки на спине Ксейдена разомкнулись, и он навалился, впился пальцами в мои волосы, а потом обхватил затылок, снова смяв мои губы поцелуем. Я целовала в ответ, чувствуя голод… какого не знала ранее, ни с кем.
Мои руки зашарили по столу в поисках опоры, и вещи и записи с грохотом полетели на пол. Часы перестали тикать.
— Утром ты меня возненавидишь. Ты. Этого. Правда. Не хочешь, — он подчеркивал каждое слово поцелуями вдоль подбородка, пробираясь к уху. Закусил мочку — и внутри меня все размякло, расплавилось.