Дверца застонала, затем с хрустом сошла с петель, и тени Ксейдена хлестнули вперед, защищая меня от падающей доски. Моя сила вспыхнула в ответ на его, зашипела под кожей, когда я схватила его плечи и нашла своими губами его.
Никаких остановок. Остановиться уже невозможно.
— Блядь, — не сдержался он, вскрикнул и взял меня, и брал снова и снова, не останавливаясь, а потом снова развернул нас, чтобы я уперлась спиной в ткань. Но это не кровать. Это шторы у окна.
Вновь затрещала энергия от встречи наших губ — и вновь он заработал бедрами, с каждым движением болезненно затягивая узел внутри меня.
И сила… ее стало слишком много. Она обжигала, от нее кипела кровь, желая высвобождения.
— Ксейден! — вскрикнула я, выгнувшись, но в то же время вцепившись в него так, словно лишь он привязывал меня к земле.
— Я держу, Вайолет, — пообещал он, роняя рваные выдохи на мои губы. — Давай.
Через меня пронеслась молния, сверкнув так ярко, что я невольно зажмурилась. Надо мной хлестнуло жаром, тут же прогремел гром.
И я почуяла запах дыма.
— Проклятье. — Сила Ксейдена заполнила комнату, затмевая весь свет, и штора упала, но мы отодвинулись раньше, чем обожженная ткань коснулась моей кожи.
Узел удовольствия превратился в точку кипения, когда Ксейден опустил меня на пол, уложив на спину, — и наконец-то я почувствовала на себе его вес. Тени рассеялись, и вот он надо мной, его темный взгляд, сконцентрированный только на мне, — самое прекрасное, что я видела в жизни.
«Как. Красиво», — каждое слово я подчеркнула поцелуем.
Он отстранился, миг-другой всматривался в мои глаза, а затем уничтожил меня очередным поцелуем, оставляя желать все больше и больше, и все это время не прекращая двигать бедрами.
Этот человек целовал всем телом, сочетая движения члена с выпадами языка, навалившись на меня так, чтобы я не задыхалась, но все же дразня мои сверхчувствительные соски своей грудью. Он удерживал меня на той же грани, где находился сам, и я не знала, сколько бы еще выдержала, пока не спалила бы всю комнату дотла.
— Мне нужно… нужно… — мои глаза в исступлении искали его. Куда подевались все слова?
— Знаю, — он вновь захватил мои губы и пропустил руку между нами, доводя меня своими талантливыми пальцами до очередного оргазма, — и снова сверкнул свет, снова за ним последовали гром и тьма, когда я рассыпалась под ним вдребезги.
Удовольствие захлестывало волнами, разбиваясь об меня вновь и вновь, оставалось только цепляться за плечи Ксейдена и ждать в блаженном смирении.
— Прекрасно, — прошептал он.
Стоило мне успокоиться, как его ритм нарушился, он прижал мое колено к своей груди и вошел еще глубже. Я двинула бедрами навстречу, пот катился с нас градом, пока я с невероятным увлечением наблюдала, как он сходит с ума. Я обожала то, как он теряет самообладание так же, как боялась потери своего. Я качнула бедрами, и он застонал, закинув голову, а потом вонзился в меня на всю длину. Раз. Второй.
На третий он вскрикнул, затем содрогнулся внутри меня — и его сила хлестнула полосами теней, и расколола деревянную мишень с другой стороны окна.
Разлетелись щепки, и Ксейден выкинул новую волну тьмы, чтобы защитить нас от обломков. Затем тени отступили, и кинжалы осыпались на пол рядом со мной.
Он был столь же потрясен, столь же заворожен происходящим, как и я, пока мы лежали и смотрели друг на друга, пытаясь отдышаться после того, что можно было назвать полнейшим безумием.
— Никогда не терял контроль настолько, — сказал он, перенося свой вес на одну руку и убирая волосы с моего лица второй.
Такое ласковое движение, такое непохожее на все, что мы сейчас испытали, что я не могла не моргнуть и не улыбнуться.
— Я тоже. — Я улыбнулась до ушей. — Хотя мне раньше и терять контроль было не над чем.
Он рассмеялся и перекатился на бок, прижав меня и положив мне под голову мускулистую руку.
Я принюхалась к дыму.
— Я…
— Подожгла шторы? — Он поднял бровь. — Да.
— Ой. — У меня не хватало сил устыдиться, поэтому я просто провела пальцами по его щетине. — А ты — потушил.
— Да. А потом сразу уничтожил твою мишень, — он поморщился. — Принесу тебе новую.
Я взглянула на шкаф.
— И мы…
— Да уж, — он поднял брови. — Да и кресло тебе понадобится новое.
— Это было… — А я ведь даже штаны с него не до конца сняла, и смятая сорочка так и висела у меня на плече.
— Ужасающе идеально. — Он взял меня за подбородок. — Надо привести тебя в порядок и уложить спать. Будем волноваться о… комнате потом. Забавно, но твоя кровать — как раз единственное, что мы не разворотили.
Я села, чтобы убедиться, что кровать и правда выжила, и рядом сел Ксейден, придвинувшись ко мне. Я тут же потеряла интерес ко всему, кроме его мускулистой спины и синего следа, наложенного Сгаэль.
Я осторожно потрогала узоры, задержавшись кончиками пальцев на выпуклых серебристых шрамах, и он напрягся. Короткие тонкие линии — слишком четкие для кнута, слишком бессмысленные в своем порядке, но ни разу не пересекающиеся.
— Что с тобой случилось? — шепнула я, затаив дыхание.
— Тебе правда хочется знать?
Он явно напрягся, но не отодвигался.
— Хочется.
Они не выглядели случайными. Кто-то ранил его специально, со злым умыслом, и теперь мне хотелось выследить этого «кого-то» и сделать с ним то же самое.
У Ксейдена заходили желваки, когда он оглянулся через плечо и встретился со мной глазами. Я закусила губу, зная, что сейчас может случиться что угодно. Он может отгородиться, как обычно, а может и впустить меня.
— Их так много, — пробормотала я, проводя пальцем вниз по спине.
— Сто семь, — он отвернулся.
От этого числа застыло все внутри, и моя рука замерла. «Сто семь». Это число называл Лиам.
— Столько несовершеннолетних ребят получили метку восстания.
— Да.
Я передвинулась, чтобы видеть его лицо.
— Что случилось, Ксейден?
Он убрал мои волосы со лба, и выражение, мелькнувшее на его лице, было так близко к нежности, что у меня екнуло сердце.
— Я увидел шанс на сделку, — сказал он тихо. — И воспользовался им.
— Что еще за сделка оставляет с такими шрамами?
В его глазах бушевало внутреннее противостояние, но наконец он вздохнул.
— Такая, по которой я понес личную ответственность за верность ста семи детей лидеров восстания, а взамен нам позволили сражаться за свою жизнь в квадранте всадников — вместо того, чтобы казнить нас вместе с родителями, — он спрятал глаза. — Я выбрал вероятность гибели вместо ее неминуемости.
Жестокость предложения и его жертва ради спасения остальных потрясла, словно настоящий удар. Я ласково погладила его щеку и повернула лицо обратно к себе.
— И если кто-то предаст Наварру… — я подняла брови.
— Тогда моей жизни конец. А шрамы оставлены в напоминание.
Вот почему Лиам говорил, что обязан ему всем.
— Мне жаль, что тебе пришлось это пережить.
Особенно учитывая, что не он поднял восстание.
Он посмотрел на меня так, словно видел меня настоящую до самых глубин.
— Тебе извиняться не за что.
Когда он хотел было встать, я схватила его за руку.
— Останься.
— Нельзя. — Две морщинки пролегли между его бровями, он что-то искал в моих глазах. — Люди будут говорить.
— Когда это меня волновало, что обо мне подумают другие? — я применила против него его же слова и села, положив ладонь на метку на его шее. — Останься со мной, Ксейден. На вынуждай умолять.
— Мы оба знаем, что это плохая идея.
— Зато она наша.
Его плечи поникли — и я знала, что победила. На эту ночь он мой. Мы по очереди прокрадывались из комнаты, чтобы помыться, и наконец он скользнул в постель рядом со мной.
— Только в этих стенах, — тихо произнес он, и я поняла, что он имел в виду.
— Только в этих стенах, — согласилась я. Мы не в отношениях, ничего подобного. Учитывая нашу иерархию, это была бы… катастрофа. — Мы все-таки всадники.
— Я просто сам себе не доверяю, если кто-нибудь скажет…
Я поцеловала его губы, заставив замолчать.
— Я знаю, о чем ты. Это… мило.
Он касался губами моей кожи.
— Я не милый. Пожалуйста, не принимай это за мягкость или доброту. Ты только пострадаешь, и что бы ты ни делала… — он зарылся лицом в мою шею, глубоко вдохнув. — Не влюбляйся в меня.
Я гладила его помеченную руку и молилась, чтобы со мной сейчас не происходило ровно это. Вот эта ошеломительная борьба желания и удовлетворения в груди — это же последствия того, что я кончила не один раз, а целых три, да? И не более того.
— Вайоленс?
Я посмотрела в окно, на бесконечное черное небо, и сменила тему, чувствуя, как с каждой секундой тяжелеют веки.
— Как ты догадался, что я смогу заклинать молнии?
Он вытянулся, чтобы прижать мою макушку подбородком.
— Я так подумал в ту ночь, когда Тэйрн направил в тебя свою силу, но сомневался и поэтому ничего не сказал.
— Правда? — я заморгала, пытаясь вспомнить, но мозг наполнялся приятным глухим гулом, уступая сну. — Когда? — мои глаза сомкнулись.
Его руки сжали меня сильнее, мои ноги прижались к его штанам, когда я задремала.
— Во время нашего первого поцелуя.
Когда я проснулась, Ксейдена уже не было, но я не удивилась. Шокировало уже то, что он вообще остался на ночь.
А как насчет того, что я нашла на тумбочке букет весенних фиалок? Мое сердце воспарило. Теперь я была в полной заднице.
Он даже собрал все обломки в кучу в углу, а значит, пользовался тенями, пока я спала, потому что я ничего не слышала.
Я все еще чувствовала себя измотанной, но быстро оделась и заколола волосы, увидев, что солнце уже встало. Лиам в лазарете, а значит, в библиотеку мне придется идти одной, но на обратном пути у меня получилось бы его навестить.
Я зашнуровывала ботинки, когда в дверь раздался стук.