ысвободился из крепких объятий. – Ты меня как подопытного кролика использовал, что ли?
Улыбка исчезла с лица Владимира Александровича. Еще недавно радостно сияющие глаза потускнели. Уголки губ изогнулись книзу.
– Нет… не совсем… ты не так меня понял… – растерянно забормотал он.
– Как я могу тебя понять, если ты толком ничего не говоришь?! Отправил меня хрен знает куда без моего согласия, а сейчас мямлишь что-то невнятное, мнешься, как гимназистка на первом свидании. Тебе самому-то не противно?!
Андрей говорил резко, отрывисто, почти кричал. Он вспомнил, как в Припяти костерил отчима на чем свет стоит, и теперь бил его словами наотмашь.
Игорь стоял перед пультом управления темпоральной установкой с планшетом в руках и тыкал пальцем в экран, снимая показания с приборов после завершения эксперимента. Он повернулся к Андрею вполоборота, с плохо скрытым недовольством посмотрел на него сквозь бликующие стекла очков и вернулся к прерванному занятию.
Михаил сидел за компьютерным столом в дальнем углу просторного помещения и, глядя в монитор, скользил кончиками пальцев по кнопкам сенсорной клавиатуры. Руслан стоял перед раскрытыми дверцами металлического шкафа и что-то делал в его электронных внутренностях. Оба лаборанта тоже одарили Андрея взглядами: первый с удивлением, второй с интересом и косой ухмылкой на конопатом лице.
Рекс уловил сердитые нотки в голосе Андрея, лег на пол клетки и прижал уши к голове.
Владимир Александрович не видел реакции лаборантов и собаки, поскольку стоял к ним спиной. То ли он что-то почувствовал, то ли ему стало стыдно за неподобающее поведение Андрея, но он сказал тихим голосом:
– Успокойся, ты ведешь себя как капризный ребенок.
Андрей глубоко задышал, широко раздувая ноздри и сыпля молниями из глаз. Губы сжались в тонкую линию, подбородок окаменел. Обидные слова так и норовили сорваться с языка, но он сдержался и опустил глаза. С минуту изучал пол под ногами, а когда снова посмотрел на отчима, глаза лучились спокойствием, и только неровные красные пятна на щеках указывали на недавно пережитый им приступ гнева.
– Ладно, прости, я и впрямь что-то погорячился. Нельзя так при посторонних. Но и ты меня пойми: я вернулся из путешествия в прошлое и тут узнаю, что это, оказывается, эксперимент, да еще и первый в своем роде. Конечно, тут никаких нервов не хватит.
– Ты прав, я должен был тебя ввести в курс дела, но ты не хотел меня слушать.
– Опять я во всем виноват, да? – горько усмехнулся Андрей.
– Нет-нет, что ты, это целиком и полностью моя вина, – поспешно замотал головой Владимир Александрович. – Мне надо было проявить настойчивость, раскрыть тебе весь замысел в деталях и только потом отправлять в прошлое. Вместо этого я позволил тебе уехать домой и начал эксперимент втайне от тебя.
Андрей вдруг звонко хлопнул себя по лбу:
– Ох, черт, совсем забыл! За мной же гаишники гнались. Машина как будто ожила, неслась с огромной скоростью и не реагировала на мои действия. – Он замер, словно его озарила внезапная мысль, и нацелил указательный палец на отчима: – Твоих рук дело?
Владимир Александрович не ответил. Лишь медленно прикрыл шторами век глаза и снова посмотрел на Андрея.
– Что с моей машиной? Только не говори, что она разбилась.
– С ней все в порядке. Она внизу под надежной охраной. Ты в любой момент можешь уехать домой, если захочешь. Обещаю больше ничего без твоего ведома не делать.
– Ну хоть какой-то прогресс, – выдохнул Андрей и снова спохватился: – А гаишники? Они наверняка штраф мне впаяют за превышение скорости. И хорошо, если дело только им ограничится. Как бы прав не лишили.
– Насчет этого не беспокойся. С их стороны к тебе не будет никаких претензий. Даю слово.
– А может, ты дашь еще одно слово?
– Какое?
– Рассказать, наконец, правду о том, что произошло с моим отцом.
Владимир Александрович кивнул и повернулся к лаборантам лицом:
– На сегодня все. Спасибо за работу.
Помощники словно этого и ждали. Они разом побросали дела, попрощались с профессором и покинули лабораторию.
Владимир Александрович посмотрел на Андрея:
– Ты что-то планировал на вечер? Нет? Ну и хорошо. Проведем его дома, как раньше.
– Как раньше уже не будет. Мамы-то нет.
Андрей пожалел, что вовремя не прикусил язык. Владимир Александрович весь как-то по-старчески сгорбился, зашмыгал носом и часто заморгал. В уголках глаз сверкнули слезинки.
– Прости, я не хотел.
– Тебе не за что извиняться. Это я запустил цепь событий, из-за которых твоя мама так рано умерла. Ты иди пока. Я оставлю на ночь Рексу еду и воду, включу сигнализацию и тебя догоню.
В лифте Владимир Александрович поинтересовался:
– У тебя телефон с собой?
– Да. А что?
– Вызови такси.
– Зачем? Ты же сказал, моя машина в порядке. – Андрей прищурил глаза: – Или ты меня обманул?
– Я сказал правду. Выйдем на улицу, сам убедишься.
– Тогда для чего такси, если машина есть?
Владимир Александрович пожал плечами.
– Твое путешествие во времени было первым в истории.
– И что с того?
– Я пока не знаю, как твой организм отреагировал на него. Лучше подстраховаться.
Андрей прислушался к себе. Он чувствовал себя точно так же, как раньше, и не ощущал ничего необычного. Так он и сказал, но Владимир Александрович продолжил гнуть свою линию.
– А как же азарт исследователя? – усмехнулся Андрей, первым выходя из лифта. – Ты как хочешь, а я поеду на машине.
Андрей уверенно вел «ауди». В плотном автомобильном потоке вечерней Москвы он чувствовал себя как рыба в воде.
Всю дорогу до дома они провели в молчании. Обоим было о чем подумать. Владимир Александрович переживал, как Андрей воспримет его слова. Вчера он вон как эмоционально отреагировал, а ведь не узнал и сотой доли того, что произошло много лет назад. Андрей же морально готовился к предстоящему разговору. С одной стороны, он до сих пор злился на отчима и не мог простить его вероломства. С другой, он прекрасно понимал, что Владимир Александрович любит его как сына, хоть они и не родня по крови. А это дорогого стоит. Любовь, пожалуй, одна из тех действительно важных для любого человека ценностей, которую не купишь ни за какие деньги. Она или есть, или ее нет. Иного не дано.
Андрей припарковал машину во дворе. Несмотря на достаточно поздний час, Глафира Степановна и Зинаида Прокопьевна сидели на скамейке возле подъезда, обсуждая новости прошедшего дня. Давних подружек интересовало все: от досужих сплетен о соседях до ситуации в стране и в мире. Бабульки недавно закончили мыть кости семнадцатилетней Маринке из второго подъезда, у которой на днях появился новый ухажер взамен недавно ушедшего в армию по призыву, и переключились на обсуждение политической жизни в США.
Зинаида Прокопьевна чуть не поперхнулась, когда увидела ковыляющего к щербатым ступенькам крыльца Владимира Александровича и медленно идущего рядом с ним Андрея. Она скупым кивком ответила на приветственные слова мужчин и сверлила взглядом их спины до тех пор, пока оба не скрылись в прохладном сумраке старого подъезда.
– Ну, а я что тебе говорила? – сказала Глафира Степановна, когда бабульки остались одни. – Меньше детехтивы смотри, тогда и дурь всякая в голову лезть не будет. Навоображала вчера невесть что. Ни в чем не повинного парня в смертном грехе обвинила, а Ладимрсанч-то, гли-ка, жив-живехонек. Хорошо я тебя, дуру старую, отговорила участкового беспокоить, а то ить штраф бы пришлось за ложное донесение платить. Как в воду глядела. Так что, получается, теперь ты мне как минимум тышшу должна.
Зинаида Прокопьевна сердито глянула на подругу:
– Это с чегой-то ты с меня деньги клянчишь?
– А с того, что ты благодаря мне на паперть не пошла. Я тут по телевизеру видала интервью с одним депутатом, так он говорил, что они там у себя в Думе закон приняли по сто тышш с дурной головы за ложные вызовы брать. Вишь, скока денег я тебе сэкономила. Так что не обеднеешь, коли завтра в гости зайдешь с тортом и бутылочкой красненького или наливочки какой-нибудь не шибко крепэнькой.
Тем временем Воронцовы поднялись по лестнице на нужный этаж. Первым неожиданную игру в молчанку прервал Владимир Александрович:
– Сильно проголодался?
Он вошел вслед за Андреем в квартиру и включил свет в прихожей.
– Есть такое, – не стал отнекиваться Андрей, но мог бы и промолчать: пару секунд спустя желудок дал о себе знать протяжным урчанием.
Уголки губ Владимира Александровича дрогнули в едва заметной улыбке. Он скинул тесные туфли, надел растоптанные тапочки и не удержался от довольного вздоха.
– Тебе пельмени сварить или яичницу пожарить?
– Какие пельмени на ночь глядя? Цыган приснится, – усмехнулся Андрей и тоже поменял уличную обувь на домашнюю. – Яичницу утром на завтрак съедим, а сейчас бутербродами с чаем обойдемся.
– Как скажешь. Сколько тебе бутербродов сделать?
– Четыре. А ты разве не будешь?
Владимир Александрович помотал головой:
– Нет, с поминок сыт. Это для тебя шесть часов пролетело, а у нас тут немного времени прошло.
Андрей помрачнел.
– Есть что покрепче, маму помянуть? – глухо сказал он.
Владимир Александрович кивнул и по-стариковски всплеснул руками:
– Что ж я тебя в прихожей-то держу? Ты проходи на кухню, Андрюша. Можешь пока чайник на плиту поставить, а я сейчас коньяк принесу и бутерброды приготовлю.
– Я так-то и сам могу себя обслужить.
– Нет-нет, не спорь, ты мой гость, и я хочу за тобой поухаживать.
Владимир Александрович поспешно поковылял в комнату. Андрей проводил его взглядом и ушел на кухню. Набрал полный чайник воды из-под крана, поставил на плиту, повернул ручку подачи газа. Трескуче защелкал электроподжиг, и вокруг черной конфорки вспыхнула корона голубоватого пламени.
Андрей сел за стол, положил подбородок на ладонь и уставился в окно в ожидании отчима. Владимир Александрович подозрительно долго отсутствовал. Наконец он появился на кухне в синих спортивных штанах и черной футболке с белой надписью «БУДЬ СОБОЙ» на груди. В руке сверкала отраженным светом потолочной лампы квадратная бутыль внушительного размера.