– Еле нашел, – сказал Владимир Александрович, виновато улыбаясь. – Мне этот коньяк семь лет назад на день рождения подарили. Все никак подходящего времени не было открыть и попробовать. Мама твоя каждый раз, когда затевала приборку, грозилась выбросить его, раз сам не пью и гостей не угощаю. А я разве виноват, что у нас за эти годы гостей было кот наплакал, да и те по делам ненадолго заглядывали. Думал, привела угрозу в исполнение, а она, оказывается, подальше в шкаф бутылку убрала, чтобы та ей глаза не мозолила.
Владимир Александрович поставил бутыль на стол. Пока он доставал бокалы из шкафчика, Андрей сорвал защитную пленку с похожей на корону хрустальной пробки и с характерным скрипучим звуком откупорил бутылку. Плеснул коньяк в бокалы. Не поднимая глаз на отчима, пробурчал: «Ну, давай, что ль, за маму», залпом осушил бокал, снова набулькал себе, на этот раз почти до краев, и выпил все до последней капли.
Тем временем Владимир Александрович расправился со своей порцией алкоголя и вплотную взялся за бутерброды. Пока он хозяйничал, Андрей опять наполнил свой бокал под завязку, хотел налить отчиму, но тот отказался:
– Спасибо, мне хватит. Да и ты бы не сильно налегал, завтра на работу.
Андрей кивнул, в несколько больших глотков выпил коньяк. Поморщился и, причмокивая, пожевал губами.
– Я в отпуске, утром могу спать сколько угодно, – ответил он заплетающимся языком. На голодный желудок его быстро развезло. Кроме того, сказывался пережитый стресс. После достаточно большой дозы алкоголя мышцы тела расслабились.
Владимир Александрович положил готовые бутерброды на тарелку, шагнул к шкафчику, из которого не так давно доставал бокалы. На этот раз он извлек из него две похожие на пиалы с ручкой большие кружки и поставил их на стол. Андрей, подперев голову рукой, наблюдал за ним осоловелыми глазами.
На плите ворчливо зашумел и защелкал чайник.
– Ишь ты, разговорился, – улыбнулся Владимир Александрович. – Скоро закипит. Так ты, говоришь, отпуск оформил? Это хорошо. Будет время вплотную со мной поработать.
– Нет, – мотнул головой Андрей, и его подбородок плавно соскользнул с ладони, а правая щека собралась в складки.
– Как это нет? Ты не понимаешь, от чего оказываешься. Твое путешествие во времени было первым в истории.
Владимир Александрович снова заглянул в шкафчик, достал из картонной коробочки с горным пейзажем на откидной крышке два чайных пакетика, положил их в кружки.
Андрей провел рукой по слюнявым губам, вытер мокрую ладонь о штаны и сказал, старательно фокусируя взгляд на переносице отчима:
– И последним. Я больше не буду рисковать собой ради тебя.
– Но мы так и не исправили ошибку прошлого!
Владимир Александрович не на шутку разволновался. На левом виске запульсировала темная жилка, нижнее веко левого глаза задергалось, как и пальцы левой руки, тогда как правая рука осталась неподвижной.
– Это твоя ошибка, ты и должен ее исправлять, – ответил Андрей и снова налил себе коньяку. Выпил, взял с тарелки бутерброд и вонзился в него зубами. – Вавве я не пвав? – невнятно сказал он, двигая нижней челюстью из стороны в сторону, как жующая траву корова.
– Прав, но без тебя ничего не получится.
– Пофему это?
– Потому что я никому не могу довериться, кроме тебя, а сам я не гожусь для подобных путешествий. Вчера ты спрашивал, зачем я ношу эту чертову перчатку. – Владимир Александрович оголил правую руку и пошевелил в воздухе углепластиковыми пальцами бионического протеза. – Обеих ног тоже нет, потому и хромаю. Я пожертвовал здоровьем и всем, что мне дорого, ради исправления давней ошибки, но мне не справиться без твоей помощи. Никто, кроме тебя, не спасет твоего отца. Пожалуйста, помоги мне. Клянусь, когда у тебя все получится, ты даже не вспомнишь обо мне. Я навсегда исчезну из твоей жизни.
Чайник пронзительно засвистел, из носика вырывалась длинная струя пара. Владимир Александрович выключил газ. Обхватил ручку чайника пальцами роботизированного протеза, разлил кипяток по чашкам, вернул тихо щелкающую выпуклыми боками посудину на решетку плиты и только после этого надел перчатку на искусственную руку.
Андрей доел бутерброд, провел тыльной стороной ладони по губам, смахивая крошки.
– Ты так и не рассказал, что именно тогда произошло, – напомнил он, булькая пакетиком в чашке. Внезапно его сузившиеся от алкоголя зрачки чуть расширились, он громко икнул и прикрыл рот ладонью.
– Может, сначала поужинаешь?
Андрей взял с тарелки ломоть ржаного хлеба с полоской желтого ноздреватого сыра поверх толстого кругляша полукопченой колбасы.
– Одно другому не мешает. Ты начинай, а я, как кот из прибаутки, буду слушать и есть. – Он откусил треть бутерброда и шумно отхлебнул из парующей кружки горячего чаю.
Владимир Александрович покивал и низко опустил голову, как будто разглядывал рассыпанные по столу хлебные крошки. Ему было проще рассказывать о спрятанных в шкафу прошлого скелетах, не видя реакции Андрея на его слова.
– Полагаю, ты не раз слышал фразу «Шерше ля фам» и знаешь, что она означает. В этой истории тоже оказалась замешана женщина – твоя мама. Она стала камнем преткновения между мной и твоим отцом. Мы ухаживали за ней, пытаясь добиться ее расположения, а она как будто играла с нами. Подарки не принимала, но и от свиданий не отказывалась. Думаю, так она пыталась выбрать лучшего из нас. Мы познакомились с ней в две тысячи шестом, когда все вместе приехали из Москвы на ЧАЭС для работы над начатым еще в советское время секретным проектом. Официально мы помогали украинским атомщикам эксплуатировать работающие в штатном режиме энергоблоки атомной электростанции, а на деле корпели над проблемой передачи мыслей на расстоянии. Украинские власти не знали, чем мы занимаемся в подземных бункерах подле Саркофага. Их ничего не волновало, кроме денег, а Россия щедро платила каждый год за работу своих ученых в Чернобыле.
Владимир Александрович отпил немного чаю и продолжил:
– За пару месяцев до трагедии твой отец случайно выяснил, что установка, над которой мы работали, способна не только передавать мысли на расстоянии. В рапорте он указал временную разницу в полтора часа от момента вскрытия в Москве конверта с графическими символами до получения информации сидящим внутри установки экспериментатором. Иными словами, исследователь воспринимал телепатические сигналы раньше, чем их мысленно посылал ему второй участник эксперимента. Открытый феномен не на шутку заинтересовал наших кураторов из Министерства обороны. Исследования телепатии сильно урезали в финансировании, а львиную долю усилий и средств направили на изучение перемещений во времени не только электрических импульсов, но и физических объектов. Проект получил название «Зеркало времени», а его руководителем назначили твоего отца. Раньше он бы с радостью позвал меня в исследовательскую группу, но в те дни мы с ним не разговаривали и вообще старались не попадаться друг другу на глаза. Я узнавал о его успехах от одного из общих знакомых. Тот задолжал мне и вместо выплаты долга снабжал необходимой информацией. В один из дней осведомитель сообщил о предстоящем эксперименте, от результатов которого зависела научная карьера твоего отца. Не знаю, что на меня тогда нашло, но я…
Голос Владимира Александровича дрогнул. Долгие годы воспоминания о подлом поступке терзали его. Как вода точит камень, так и груз роковых ошибок прошлого подтачивал его здоровье, наравне с вредными факторами бесконечных исследований и экспериментов. Порой во сне к нему приходил погибший по его вине друг. Он не угрожал, не обвинял, не пытался схватить костлявой рукой за горло и утащить за собой в пахнущую тленом и кишащую белыми червями могилу. Он всего лишь грустно улыбался и смотрел полным неизбывной печали взглядом васильковых глаз.
Владимир Александрович судорожно сглотнул, потянулся к кружке и выпил остатки холодного чая.
– Андрей, у тебя, наверное, тоже чай подостыл. Подлить горяченького?
В ответ раздался короткий всхрап. Поначалу Андрей внимательно слушал отчима, но усталость, пережитый стресс и алкоголь дали о себе знать. Бутерброды и горячий чай тоже внесли весомую лепту. Спустя несколько минут он начал клевать носом. Веки наливались тяжестью, и каждый последующий взмах ресниц требовал от него огромных усилий. Он настойчиво сопротивлялся дреме – незаметно щипал себя за руку, до боли прикусывал нижнюю губу, но сон оказался сильнее.
– О, да ты уснул. Умаялся за день, бедолага, – пробормотал Владимир Александрович. В его глазах плясали искорки отцовской любви. Он протянул руку и осторожно потряс Андрея за плечо: – Сынок, проснись.
Андрей встрепенулся. Несколько секунд он смотрел на отчима ничего не понимающим взглядом, а потом, тяжело опираясь руками о столешницу, поднялся с табуретки и невнятно проговорил:
– Поздно уже, домой пора.
Его повело в сторону. Он упал бы, не будь рядом Владимира Александровича. Тот перегнулся через стол, схватил Андрея за руку и рывком усадил на место.
– Куда ты собрался на ночь глядя?! Я не отпущу тебя в таком состоянии. Подожди здесь, я скоро.
Владимир Александрович отсутствовал меньше пяти минут. Когда он вернулся, Андрей похрапывал, положив голову на согнутую в локте правую руку. Он снова разбудил его, помог встать из-за стола и, поддерживая за пояс, отвел в комнату. Посадил на расправленную постель, раздел и уложил спать.
Андрей уснул раньше, чем голова коснулась подушки, зато Владимиру Александровичу было не до сна. Он вышел из комнаты и долго прибирался на кухне, по нескольку раз перемывая тарелку, бокалы и чашки. Наконец, он постелил себе на диване в гостиной (со дня смерти жены Воронцов не мог заставить себя войти в спальню) и полночи ворочался с боку на бок.
Владимир Александрович опасался, что признание оттолкнет от него Андрея, но и не сдержать обещание он не мог. Мысль несколько переиначить правду была заманчива, и все же он устоял перед соблазном хотя бы чуть-чуть обелить себя. Нет смысла юлить и оттягивать неизбежное, если Андрей все равно докопается до истины во время нового визита в прошлое.