– Утром расскажу все без утайки, а там будь что будет, – решил Владимир Александрович, сомкнул веки и со спокойной душой провалился в сон.
Глава 8. Тайн больше нет?
Керамический горшок с торчащим из сухой земли уродливым кактусом не давал старой оконной раме полностью распахнуться. Сквозь наполовину открытое окно в комнату врывался веселый птичий гомон и легкий ветерок. Звякая кольцами о карниз и гордо надуваясь, как парус, белая занавеска рассказывала ветерку о своих снах, а тот шуршал ей в ответ заманчивые истории о полных романтики приключениях в далеких краях.
Андрея как будто ткнули шилом в бок. Он открыл глаза, посмотрел в потолок и нырнул под одеяло. После вчерашнего его мутило, мучила жажда и кружилась голова.
С минуту он лежал в пахнущей коньячным перегаром и кондиционером для белья темноте, пока не стало трудно дышать из-за недостатка кислорода. Тогда он приподнял край одеяла, жадно втянул в себя свежий, прохладный воздух и приоткрыл один глаз. Он не сразу понял, где находится. В его съемной квартире не было узорчатой полистирольной плитки на потолке и обоев с парящими в облаках бело-желто-красно-голубыми домами. Немного погодя он вспомнил события вчерашнего вечера, рывком скинул с себя одеяло и свесил ноги с кровати.
В узкую щель приоткрытой двери тянуло вкусными запахами с кухни. Андрей шумно втянул воздух носом. Пахло кофе, ржаными гренками и жареными яйцами.
За дверью послышались осторожные шаги, потом раздался тихий стук, и в комнату просунулась голова Владимира Александровича.
– Проснулся? Вставай, умывайся и пойдем завтракать. Дел у нас сегодня невпроворот.
– Скоро буду, – пообещал Андрей и широко, с хрустом в челюстных суставах зевнул. Он подождал, когда отчим скроется за дверью, встал с кровати, сделал несколько физических упражнений и только после этого натянул на себя одежду.
Андрей появился на кухне с прилипшими ко лбу мокрыми волосами и сверкающими на висках капельками воды. Пока он удобно устраивался за столом, Владимир Александрович снял с плиты скворчащую маслом сковороду. Старательно скребя по ней металлической лопаткой, выложил на тарелку яичницу с кусочками поджаренной до аппетитной корочки колбасы. Достал из настенного шкафа кружку, до краев наполнил ее горячим кофе и поставил на стол перед Андреем.
– Приятного аппетита!
Неторопливо ковыряясь вилкой в тарелке, Андрей медленно поедал яичницу. Он явно чего-то ждал. Владимир Александрович понял, чего он ждет, и начал, а точнее, продолжил важный для обоих разговор:
– Вчера мы так и не договорили. Я готов рассказать правду, если ты действительно хочешь ее услышать.
Воронцов умолк, ожидая ответа, но Андрей хранил молчание и лишь слегка подался головой вперед. Владимир Александрович так и не понял, кивнул его приемный сын или чуть склонился над тарелкой, чтобы удобнее было завтракать.
– Это произошло десятого июня две тысячи шестого. На этот день твой отец назначил эксперимент, от которого зависело будущее его научной карьеры. Из-за ревности я потерял рассудок и был готов на что угодно, лишь бы навредить ему. Я тайком пробрался в его лабораторию и поменял настройки экспериментальной установки. Совсем чуть-чуть, самую малость, чтобы он ничего не заметил. По моим расчетам, даже столь незначительных изменений с лихвой хватило бы для искажения итоговых результатов. Этим экспериментом твой отец все поставил на кон. В случае провала его грозились перевести в один из заштатных институтов российской глубинки, чего я и добивался. Хотел устранить соперника, чтобы никто не мешал мне завоевать сердце твоей мамы.
Андрей по-прежнему молчал. Он перестал есть, сильно сжал вилку в кулаке и так крепко стиснул зубы, что на скулах под кожей проступили твердые, как камень, желваки.
Владимир Александрович не видел его реакции. Он смотрел в стол перед собой и, нервно тиская большой палец искусственной руки, продолжал изливать душу:
– Я покинул лабораторию и под выдуманным предлогом уехал в Киев. Хотел обеспечить себе алиби на случай служебных разбирательств. Поначалу все было нормально. Я радовался и злорадно потирал руки, но ближе к началу эксперимента меня начало лихорадить. Я стучал зубами, как от озноба, и чувствовал странную ломоту во всем теле. Наконец я понял: так мой организм реагирует на совершенную мною подлость, – и решил действовать. Вытащил из кармана телефон, нажал кнопку автонабора, но вместо характерного «Аллоу» твоего отца, услышал равнодушный голос автоинформатора. Только из вечернего выпуска новостей я узнал, что ровно в четырнадцать тридцать три по киевскому времени на ЧАЭС произошла вторая в истории станции ужасная катастрофа. И это случилось по моей вине…
В кухне наступила такая тишина, что было слышно, как у соседей сверху бежит из крана вода и кто-то громыхает в раковине посудой. Андрей разжал кулак (вилка звякнула о тарелку и упала на стол зубцами вверх), посмотрел на отчима. По морщинистому лицу Владимира Александровича катились слезы раскаяния. Он плакал беззвучно. В его усталых глазах было столько горя и страдания, что сердце Андрея сжалось.
Но не только раскаяние отчима повлияло на принятие Андреем судьбоносного решения. Его самолюбию льстил сам факт, что, изменив свое прошлое в лучшую сторону, он поменяет ход истории всего человечества. Благодаря ему на теле Земли не появится раковая опухоль Зоны. Возможно, человечеству и есть прок от ее существования, но все-таки плохого она несет больше, чем хорошего. Взять хотя бы артефакты. Список их жертв вряд ли ограничен одной его матерью. Наверняка из-за этих подарков Зоны на тот свет отправились сотни, если не тысячи людей. А сколько еще их умрет, если он останется в стороне?
– Так и быть, я снова отправлюсь в прошлое, – сказал Андрей хриплым голосом.
В глазах Владимира Александровича сверкнули искорки счастья. Губы дрогнули и слегка изогнулись в робкой улыбке. Он потянулся к Андрею, хотел обхватить его руку ладонями, но тот убрал ее под стол.
– Подожди радоваться, я не договорил. На этот раз ты пошлешь меня минимум на день раньше катастрофы. И это не обсуждается. Мне нужно время, чтобы найти отца и рассказать ему всю правду о тебе.
Владимир Александрович растерянно заморгал. Лицо вытянулось, уголки губ опять печально опустились книзу.
– Я бы с радостью, но это невозможно. Темпоральная установка открывает один-единственный коридор в прошлое. Можно задавать какие угодно координаты, ты все равно окажешься в Припяти в день моего преступления. Видимо, сама судьба дает мне шанс искупить вину, а тебе дарит другую жизнь. Если твой отец не погибнет, сформируется новое прошлое, и у тебя сами собой возникнут связанные с ним воспоминания.
Андрей недоверчиво посмотрел на отчима:
– А если попробовать?
– Бесполезно. Мы уже все испробовали. Судя по видео с экшн-камеры, Рекс всегда переносился в Припять в один и тот же день: десятого июня две тысячи шестого. Как я это узнал? Элементарно. Просматривая записи экспериментов, я обратил внимание на две характерные особенности. Первая – в объектив неизменно попадало здание с табличкой «Комендатура». В свое время я не раз в нем бывал, поэтому легко определил географическую локацию. И вторая – свозь стекло одного из окон комендатуры отчетливо просматривались висящие на стене отрывной календарь и часы. Естественно, стрелки показывали время, когда Рекс пробегал мимо комендатуры, но я вычел из него хронометраж записи и определил момент выхода из пространственно-временного тоннеля: восемь часов тридцать две минуты утра. Если ты мне не веришь, можешь сам запрограммировать установку и на практике убедиться в правоте моих слов.
– Хорошо, так и сделаем. У меня есть еще одно условие. Мне нужна видеокамера. И не какая-нибудь «мыльница», а как у репортеров. Любит наш народ журналистов, вчера лично в этом убедился. Правда, у меня с легендой возникли некоторые проблемы. Это сейчас любой, у кого есть более-менее приличный смартфон, сам себе режиссер, блогер и журналист, а двадцать с лишним лет назад такой техники не было. Пришлось выкручиваться, чтобы мне поверили.
Владимир Александрович восхищенно цокнул языком.
– Это ты хорошо придумал. Вот что значит творческий подход к делу. Думаю, я смогу найти подходящую видеокамеру. Ну что, пойдем?
Андрей кивнул и встал из-за стола.
«Ауди» медленно катилась по ведущей к исследовательскому институту дороге, такой узкой, что ветви растущих по обочинам старых кленов почти касались серебристых боков автомобиля. Крохотные тени от молодой, изумрудного цвета, листвы скользили по лобовому стеклу в обе стороны от зеркала заднего вида, плавно сползали на боковые стекла и бесследно исчезали в задней стойке покатой крыши салона.
Крепко стиснув пальцы на руле, Андрей настороженно вглядывался в даль будто сошедшей со страниц исторического романа аллеи. Вчера вечером он был под таким впечатлением от пережитого, что не замечал ничего вокруг, а сейчас его сильно нервировала недостаточная ширина дороги и отсутствие «карманов». Не приведи господи, появится встречный автомобиль. Неужели так сложно было предусмотреть хотя бы пару технологических расширений?
Владимир Александрович как будто прочитал его мысли:
– По этой дороге можно двигаться только в одном направлении: либо от шлагбаума к воротам, либо наоборот. Если открылся шлагбаум, ворота останутся заблокированными до тех пор, пока машина не попадет в поле зрения системы безопасности.
Андрей недоверчиво хмыкнул, но потом все же развалился в автомобильном кресле. Плечи обмякли, пальцы разжались и больше не напоминали когти схватившей добычу хищной птицы, а свободно лежали на руле. Он расслабленно следил взглядом за дорогой и не удержался от уважительного кивка, когда створки показавшихся впереди ворот дрогнули и величаво поползли в стороны.
Приглушенно урча мотором и тихо шелестя шинами по тщательно выметенному асфальту двора, машина подкатила к массивному широкому крыльцу с нависающим над ним бетонным козырьком. Плавно повернулась правым боком к облицованным гранитными плитами широким ступеням и остановилась.