Профессор снова выстрелил, и опять Скиталец чудом избежал смерти. На этот раз пуля вонзилась в наличник, и доска ощетинилась острыми щепками. Рыча от злости, Шаров ринулся в комнату, стреляя на ходу. Пистолет дергался в его руках. Комната наполнилась запахом сгоревшего пороха и криками Скитальца: из трех пуль две достигли цели, но ранения оказались несмертельны.
– Когда ж ты сдохнешь, ублюдок?! – рявкнул профессор и навел пистолет на старика.
Опираясь одной рукой на стол, Скиталец прижимал другую руку к груди. Из-под дрожащей старческой ладони по грубой ткани хламиды быстро расплывалось бордовое пятно. Вторая пуля оторвала кончик левого уха. Кровь извилистыми струйками стекала по морщинистой щеке к длинной бороде, окрашивая седые волосы в красный цвет.
Держа пистолет в вытянутой руке, Шаров стремительно приблизился к старшему из Хранителей, прижал дульный срез ствола к его лбу и выстрелил. Голова старца дернулась назад. Из затылка на стену и торчащие из рамы острые осколки стекла брызнул багряный фонтан с кусочками выбитых пулей мозгов, обломками черепной кости и клочками кожи с торчащими из них пучками слипшихся от крови волос. Ноги Скитальца подогнулись. Он завалился набок, гулко ударился головой о край стола, оставив на нем бесформенное красное пятно, и рухнул на пол.
Богомолов, а именно его сознание теперь хозяйничало в профессорском теле, распоряжаясь им, как своим собственным, удовлетворенно хмыкнул. Двое из ненавистных ему Хранителей мертвы, как и подонок Преображенский, из-за которого вся его жизнь пошла под откос. Остался еще один – самый опасный. Ни старик, ни докторишка не умели толком стрелять, тогда как третий из их компании, казалось, родился с оружием в руках. Но ничего, он и с ним справится. Эффект неожиданности на его стороне. Этот хрен со шрамом на морде обязательно придет в дом на болоте. Хранителей сюда тянет, как мотыльков на огонь свечи. Вот тогда он и получит свое сполна. А потом настанет очередь Шарова, того самого, что вернулся в прошлое из будущего и попытался убить его. Он обязательно найдет профессора, уничтожит его, как паршивую собаку, и больше никто и никогда во всем мире не сможет помешать ему добиться цели всей его жизни.
ПДА на руке Богомолова весело пискнул. Прежде чем вплотную приступить к вендетте, Игорь Михайлович потратил немало времени на подготовку, и мини-комп стал одной из модернизированных им вещей. Сам Богомолов ни черта не смыслил в электронике и программировании, но ему это не помешало провести апгрейд важного для его миссии оборудования. Все потому, что за него эту работу сделал другой человек. Тот самый, чьим телом он теперь управлял, как своим собственным. Профессор, естественно, сопротивлялся, и Богомолов не сразу получил, чего хотел, но его это не смущало. Наоборот, он, как истинный манипулятор, наслаждался, ломая чужое сознание, подчиняя его себе точно так же, как опытный дрессировщик подчиняет своей воле еще недавно бегавших на свободе львов или тигров.
– Вот так сюрприз: одним махом троих побивахом, – пробормотал Богомолов, на свой лад переделав знакомую с детства фразу из сказки. Натянул рукав халата на экран пристегнутого к запястью наладонника и потопал к выходу из дома.
Он спустился по лестнице в сени, повертел головой по сторонам, высматривая удобное место для засады. Полумрак широкого пристроя пах пылью, старым деревом, тряпьем, разбухшей от влаги бумагой и мышами. В дальнем углу темнело похожее на изъеденную эрозией скалу нагромождение из деревянных ящиков и картонных коробок. Богомолов спрятался за одним из его уступов и затаился, как паук в ожидании добычи.
Крапленый услышал приглушенные расстоянием хлопки выстрелов и рванул, как спринтер на стометровке. Он возвращался к ставшему для него родным дому не по протоптанной ногами страждущих людей и мутантов широкой тропе, а через заросшую сочной травой луговину. Берцы мелькали в воздухе, исчезали в высокой траве, ударяясь о землю, чавкали переувлажненной почвой и снова взмывали по дуге над шуршащим на ветру зеленым ковром. Дыхание ровно вырывалось из груди, глаза неотрывно смотрели на качающийся из стороны в сторону дом на болоте.
Он сбросил скорость, когда до жилища Лекаря оставалось совсем ничего, в несколько быстрых шагов преодолел разделяющее его и дом расстояние и, глубоко дыша, прижался боком к обшитой шершавыми досками стене. Полминуты ушло на то, чтобы более-менее восстановить дыхание и снять автомат с предохранителя. Все это время он не стоял на месте, а двигался вдоль дома, сгибаясь в поясе под окнами и выпрямляясь во весь рост, минуя их.
Крапленый остановился возле крыльца и настороженно прислушался. Тишина. Слышно только, как шелестит листва растущих в палисаднике кустов да скрипит, покачиваясь на столбе, уличный светильник. Ни в сенях, ни в доме никто не топает, нет ни голосов, ни стонов. Означает ли это, что оба Хранителя мертвы (вряд ли стрелок столько раз стрелял в одного лишь Лекаря), или они серьезно ранены и лежат сейчас без сознания, истекая кровью? И куда делся нападавший? Сбежал или затаился и ждет?
Где-то на огибающем стороною дом заболоченном озерце робко квакнула лягушка. Ей ответила другая, третья – и понеслось. Напуганные выстрелами длиннолапые желтопузые певуньи не смогли долго скрывать подаренные природой голоса и снова запели хором.
Крапленый воспринял заливистое кваканье как сигнал к действию. Он осторожно, чтобы ни один камушек не хрустнул, поставил правую ногу на ведущую к крыльцу гравийную дорожку, перенес на нее вес тела и приставил левую. Медленными, практически бесшумными шагами приблизился к первой из трех ступенек. Плавно переступая с пятки на носок и удерживая кончик указательного пальца на спусковой скобе, поднялся на входную площадку. Снова прислушался, стараясь уловить в окружающих его звуках хоть что-то связанное с присутствием чужака в доме, но так ничего и не услышал. Удерживая оружие стволом вверх, сжал пальцы на заменяющей ручку коряге и плавно потянул дверь на себя. Словно понимая важность момента, дверная пружина растянулась без скрипа.
Крапленый вошел в сени, держа автомат в прежнем положении, и выставил назад левую руку. Как оказалось, сделал это вовремя: дверь ощутимо ударила по ладони. Промедли он хоть чуть-чуть, и звонкий удар деревяшки о деревяшку оповестил бы всю округу о его присутствии в доме.
Он задержался у порога на несколько секунд. На этот раз цевье «калаша» покоилось на ладони согнутой в локте левой руки, а сам он, присев на колено, не только давал глазам привыкнуть к полутьме, но и настороженно тянул носом воздух. В привычном запахе сеней улавливались нотки сгоревшего пороха. Означает ли это, что чужак затаился где-то здесь, или он начал стрелять, столкнувшись в сенях с Лекарем или Скитальцем, а закончил пальбу в доме и трусливо сбежал после содеянной им подлости?
Богомолов выбрал не слишком удачное место для засады. Отсюда просматривалась ведущая наверх лестница, но пространство у входной двери оказалось вне поля его зрения. Он слышал осторожные шаги возле крыльца, видел, как сквозь открытую дверь на деревянные ступени упала похожая на желтоватый зигзаг широкая полоса дневного света с длинной тенью посередине, а потом снова стало темно. Если бы он подумал об этом раньше и нашел более выгодную для стрельбы позицию, Крапленый уже валялся бы с простреленной головой. Оставалось надеяться, что Хранитель не передумает идти в дом. Игорь Михайлович замер, как затаившийся в засаде зверь. Он даже дышал через раз и боялся пошевелиться, опасаясь спугнуть противника неосторожным движением.
Тем временем Крапленый определился с тем, что он будет делать. Интуиция тревожно скреблась в его черепушке с тех пор, как он переступил порог сеней. Лучше пробраться в дом через окно, решил он, выпрямился и приоткрыл дверь, медленно разгибая отставленную назад руку.
Богомолов услышал шорох ткани сталкерского комбинезона, увидел прорезавший полумрак пристроя расширяющийся луч света и обо всем догадался. В надежде на психологический эффект он заорал, выскочил из засады и, увидев стоящего спиной к наполовину открытой двери Крапленого, трижды нажал на спусковой крючок. Пистолет дважды плюнул дымом и снопами искр, а на третий раз затворная рама отскочила назад и замерла в этом положении.
Но и двух выстрелов оказалось достаточно. Крапленый хоть и был готов к возможному нападению, не ожидал увидеть перед собой профессора и замешкался. Промедление дорого обошлось ему: первая пуля вонзилась в грудь чуть пониже левой ключицы, а вторая глубоко процарапала кожу шеи с левой же стороны и, пронесшись между откосом и дверью, врезалась в ствол одного из растущих неподалеку от дома деревьев.
Эффект неожиданности и болевой шок украли у Крапленого еще несколько драгоценных секунд. Он не сумел вовремя среагировать, когда Богомолов, отшвырнув бесполезный теперь пистолет, накинулся на него и сбил с ног. Противники повалились на приоткрытую дверь. Та стремительно распахнулась и, ударившись о стену дома, со всего маху саданула рухнувшего спиной на крыльцо Крапленого по локтю. Правую руку Хранителя как будто пронзило током. Пальцы онемели, скрючились, и ладонь стала похожа на куриную лапу. Сегодня удача отвернулась от него.
Не давая противнику собраться с силами, Богомолов вырвал у него автомат и что есть силы врезал прикладом по лбу. Голова Крапленого ударилась затылком о доски крыльца с таким звуком, словно тыкву уронили на пол. Глаза закатились под верхнее веко, и он потерял сознание.
Игорь Михайлович встал на ноги, отомкнул магазин (желтоватые тушки патронов тускло светились латунным блеском), проверил положение планки предохранителя. Не так давно он и знать не знал, как пользоваться автоматом Калашникова, зато теперь мог стрелять из любого оружия благодаря навыкам и умениям капитана ФСБ Федора Орешкина. Богомолов опасался, что вместе с оставленным в прошлом телом прежнего носителя его сознания он забудет все, что тот знал и умел, но страхи оказались напрасны.