– Типа того. Если тебе так проще, пусть будет терминал, хотя я называю это место кротовиной. Ну что, готов поменять мир?
– Готов!
Крапленый кивнул и жестом велел профессору следовать за ним. Он привел его на задний двор дома, прошел еще с десяток шагов и остановился рядом с едва заметной в траве тропкой. Не так давно он бежал по ней, услыхав хлопки пистолетных выстрелов, и угодил в ловушку. Крапленый помрачнел, но быстро взял себя в руки и привычным усилием мысли открыл портал.
Профессор ахнул от неожиданности, когда перед ним появилось пылающее закатным багрянцем огромное кольцо. Оно висело невысоко над землей и было похоже на объятый огнем обруч, сквозь который в цирке прыгают дрессированные тигры. Внутри созданного Зоной окна виднелись бетонные плиты ограды и плотно сомкнутые створки ворот.
Шаров шагнул к порталу, но Крапленый схватил его за руку:
– Подожди, неплохо бы предупредить Комона и Эврибади о Богомолове. Вдруг он уже в лагере, кабы не натворил чего. Ну и договориться бы не мешало, как им отличить тебя от него. Вдруг схватят вас обоих, как докажешь, что ты – это ты, а не он.
– Точно! И как я не догадался? Крапленый, ты голова.
Олег Иванович потряс в воздухе приподнятой левой рукой. Рукав халата сполз с пристегнутого к запястью наладонника. Едва касаясь экрана кончиком пальца, профессор набрал сообщение. Он только хотел отправить его близнецам, как вдруг Крапленый спросил:
– Кодовое слово набрал?
– Ага. И не одно, а целую фразу-палиндром: «Он в аду давно».
Профессор коснулся стилизованного изображения бумажного самолетика, выключил экран мини-компа и прикрыл рукавом. Крапленый сделал приглашающий жест. Дождался, когда Шаров шагнет в портал, и сам вошел в отверстие с неровными, будто тлеющими краями.
Едва оба Хранителя оказались по ту сторону тихо потрескивающего, как дрова в костре, пространственного окна, прореха стремительно сжалась в размерах. Вскоре на том месте, где она была, ничего не осталось, кроме быстро тающего в воздухе облачка и едва уловимого запаха озона.
И все-таки они опоздали. Богомолов опередил их примерно на четверть часа. Он понятия не имел о «кротовинах» и не умел ими пользоваться, но обладал солидной форой по времени. Пока Шаров добирался до жилища Болотного Лекаря, оказывал Крапленому первую помощь и вводил того в курс дела, Богомолов дотопал до научного лагеря и выбросил автомат от греха подальше. Его приняли за профессора, и он без проблем проник на охраняемую территорию.
Комон увидел его сквозь открытые двери ангара и приветливо помахал рукой, даже не догадываясь, кто прячется под чужим обличьем. До получения им весточки от профессора оставалось немногим больше десяти минут. Богомолов ответил ему тем же и прямиком направился в лабораторию.
Алексей повернулся на стук, увидел Богомолова и улыбнулся:
– Вижу, вам стало лучше, раз сняли повязку с головы.
– Пустяки, Лекарь помог, – буркнул Богомолов. Он не ожидал увидеть здесь ассистента и теперь соображал, как избавиться от него без лишнего шума.
– У меня для вас хорошие новости. Я недавно закончил проверку и нашел причину сбоя. Всему виной оказались некачественно пропаянные контакты трех микросхем. Я их заново перепаял и провел тестирование. Теперь все должно работать как надо.
– Спасибо. Я хочу остаться один.
– Как? Разве вы не собираетесь снова провести эксперимент?
– Потом, все потом, – нервно сказал Богомолов. – Сейчас мне надо побыть одному. Я должен подумать.
Алексей посмотрел на профессора. В его поведении было что-то непривычно странное. Но потом он вспомнил о полученных Шаровым ранениях, и все встало на свои места. «Если бы меня подстрелили, я бы тоже не горел желанием снова лезть в осиное гнездо, надеясь на одну лишь удачу. Второй раз может так не повезти», – подумал он и сказал:
– Конечно, профессор.
Богомолов проводил ассистента взглядом, дождался, когда за ним закроется дверь, запер ее на замок и подошел к пульту управления трансмиттером. Алексей не успел поставить заднюю панель на место. Разноцветные пучки проводов и зеленые пластины материнских плат с синими кубиками транзисторов, серебристыми цилиндрами конденсаторов и черными прямоугольниками микросхем были видны как на ладони. Стоя на одном колене, он долго копался в электронной начинке консоли, изредка бросая косые взгляды на стрелки настенных часов. Он не спешил, но и не тратил время понапрасну. Его движения были точны и выверены, хоть он впервые занимался подобной работой. Руки знали, что делать, – в памяти хранилась необходимая информация. Ему всего лишь требовалось контролировать поглощенную его эго часть профессорского сознания и не давать ей слишком много воли.
Наконец, подготовительная часть работы осталась позади. Богомолов выпрямился. Принес все, какие нашел в тумбах столов, коробки с баллончиками для ручных газовых горелок, поставил рядом с открытым нутром консоли и встал перед наклонной панелью пульта управления. Пальцы защелкали кнопками клавиатуры. В информационном окне высветились координаты предстоящего прыжка во времени. Еще несколько манипуляций – и заработал установленный на полминуты таймер обратного отсчета.
– …двадцать семь… двадцать шесть… двадцать пять…
Механический голос монотонно отсчитывал секунды. Богомолов шагал к трансмиттеру в такт уплывающим в вечность крохотным осколкам времени.
– …двадцать…
Скрипнули петли, и он вошел в клетку Фарадея.
– …семнадцать…
Дверь захлопнулась.
– …пятнадцать…
Огромные наклонные обручи пришли в движение. Пока они вращались вокруг горизонтальной оси.
– …одиннадцать…
Послышался нарастающий гул, и обручи сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее закружили вокруг вертикальной оси, постепенно меняя угол наклона то в одну, то в другую сторону.
– …восемь…
Мельтешение обручей как будто образовало вокруг клетки Фарадея с запертым внутри нее человеком полупрозрачную сферу, «лепестки» начали двигаться навстречу друг другу.
– …четыре…
Треск электрических разрядов заглушил похожее на вой ветра гудение. Купол из сомкнутых над клеткой «лепестков» заискрил тысячами огней, холодных, как сияние льда, и колючих, как звезды в ночном небе высоко в горах. Извилистые молнии скользили по его блестящей и гладкой, как шелк, поверхности. Перенасыщенные энергией ослепительно-яркие протуберанцы пронзали воздух и так наэлектризовали его, что по металлическим поверхностям расставленных вдоль стен лаборатории столов и стеллажей побежали синеватые червячки.
– …два…
Цепочки электрических разрядов появились как на самой консоли управления трансмиттером, так и внутри нее.
– Пуск!
Богомолов исчез, словно его и не было в запертой внутри купола клетке. Из глубины консоли потянулись едва заметные белесые струйки. Запахло паленым. Дыма становилось все больше. Появились первые, похожие на головы любопытных зверьков, язычки огня. Сперва пламя робко выглядывало из консоли, как будто примеривалось к окружающей обстановке, а потом легко и непринужденно, с грацией танцующей балерины, переметнулось на стоящие рядом с пультом управления коробки.
Огонь жадно накинулся на картон. Он пожирал его, урча, как голодный зверь, и оставляя после себя обугленные хлопья сгоревшей упаковки. Неряшливые черные снежинки кружили в горячем воздухе, плавно опускаясь на пол за пределами набирающего силу пожара. Краска на боках газовых баллончиков пузырилась и выгорала, а их некогда блестящие стальные стенки от быстрого нагрева покрывались радужными пятнами и разводами.
Через минуту громыхнуло так, словно шарахнули из танкового орудия. Объятую пламенем консоль разворотило взрывом. Она теперь напоминала не институтскую кафедру, а раскуроченный прямым попаданием молнии обгорелый пень. Ударная волна чудовищной метлой прошлась по лаборатории, опрокидывая стеллажи и смахивая с полок сверкающие отполированными боками короба из нержавейки, стеклянные бутыли с реактивами и пластиковые контейнеры с необходимой для разных опытов и экспериментов мелочовкой; нашла слабину в кладке одного из заложенных кирпичами окон и вырвалась на свободу в облаке огня и дыма, из которого во все стороны летела каменная шрапнель.
Глава 12. Его смерть на моей совести
Хранители оказались возле входа в научный лагерь незадолго до пожара в лаборатории. Еще в бытность Зоны парком «Чернобыль Лэнд» Балабол протаранил ворота бэтээром. Позднее искореженные створки кое-как выправили, но на листовом металле остались вмятины, неровные выпуклости и складки, так что теперь облицовка распашных ворот напоминала огромные листы помятой и небрежно разглаженной бумаги.
– Откройте! Немедленно откройте! – Профессор забарабанил по сомкнутым створкам. Ворота громыхали, как груженная пустыми бочками телега.
За стальными полотнищами послышались шаги и чей-то голос грубо рявкнул:
– Кому там неймется? По башке постучи, придурок!
– Это я, профессор Шаров!
– Какой профессор, че ты несешь? Шаров на территории лагеря, я лично ему ворота открыл.
Крапленый и профессор переглянулись. Во взгляде Олега Ивановича плескалась тревога.
– Опоздали, – прошептал он, и его лицо как будто покрылось слоем серого пепла.
– Не паникуй раньше времени, – так же шепотом подбодрил его Крапленый и гаркнул во все горло: – Это самозванец! Его необходимо задержать!
– Сам ты самозванец. Проваливай, пока не накостылял, и дружка своего забери.
– Позовите близнецов, они подтвердят, что я – настоящий профессор Шаров. – За воротами замолчали. Хранители слышали настороженное сопение часового. – Быстрее, прошу вас! – взмолился профессор. Он мог и сам вызвать Комона и Эврибади, но, будучи в сильном расстройстве, упустил из виду такую возможность. Крапленый же не вмешивался, полагая, что Шаров действует по известному лишь ему алгоритму.
– Ладно, так и быть.
За воротами послышался едва различимый бубнеж – охранник наговаривал в ПДА голосовое сообщение.