Андрей тогда не больно-то и поверил сказанным занудным голосом Соломона Аристарховича словам. Старенький, сухонький, в кургузом пиджачке непонятного цвета с кожаными заплатками на локтях, он всегда подслеповато щурился, потому что носил неподходящие по диоптриям, зато купленные по дешевке на блошином рынке очки, и сам был похож на жертву гипотетического синдрома.
Потом, правда, Андрей сам дважды убедился на практике в эффективности доминантного поведения. Первый раз, когда без абонемента взял редкую книгу в институтской библиотеке, задурив молодой библиотекарше голову расспросами о проведении внестационарной работы со студентами и преподавателями. А во второй – прошел с черного входа в популярное среди студентов кафе, куда сложно было попасть без многочасового ожидания в очереди. Курящий на крыльце сотрудник общепитовской точки сказал, как найти кабинет заведующей, и продолжил смотреть видосики в телефоне. Наверное, решил, что пришел очередной проверяющий из СЭС или пожтехнадзора.
– Два раза было, третьего не миновать, – буркнул Андрей, приближаясь к решетчатой двери узкого прохода между кирпичной будкой контрольно-пропускного пункта и закрытыми воротами.
Он слегка выдвинул нижнюю челюсть вперед и чуть прищурил глаза, старясь придать себе как можно более невозмутимый вид; приложил карточку к коробке считывателя на стене КПП. Щелкнуло. Металлическая калитка на сантиметр отошла от пластины электронного замка и заскрипела, поворачиваясь на цилиндрических петлях, когда Андрей толкнул ее рукой.
Часовой с погонами рядового и шевроном «Грищенко Д. А.» на клапане нагрудного кармана мельком глянул сквозь огромное, в половину стены, окно на Андрея, кивком поздоровался с ним и что-то нацарапал ручкой в раскрытой на столе амбарной книге.
За спиной раздался характерный щелчок замкнувшего контакты замка.
«Сработало!» – радостно подумал Андрей, ковыляя вдоль крашенной белой масляной краской стены. Все-таки он сильно волновался, хоть и не хотел признаваться себе в этом. Одно дело дурить молоденькой библиотекарше голову и спросить у залипшего в телефоне парня, как найти кабинет начальника, и совсем другое внаглую проникнуть на охраняемый объект. Несопоставимые по цели и уровню сложности задачи, как сказал бы Владимир Александрович.
Он почти дохромал до угла будки, когда за спиной раздался звук, будто шарики катились по стеклу, и хриплый голос окликнул:
– Стой!
Сердце пропустило удар и учащенно заколотилось. Стараясь сохранять спокойное выражение лица, Андрей медленно повернулся к Грищенко. Тот наполовину высунулся из раздвижного окна и с интересом смотрел на, как он считал, припозднившегося сотрудника дневной смены. Работники станции иногда задерживались по тем или иным причинам в Славутиче. А так как служебный автобус ходил от города до ЧАЭС два раза в сутки, по утрам и вечерам, то и добираться им приходилось до Припяти на попутках и пешедралом топать из города на работу.
– Что с ногой?
– Да так, ерунда, – махнул рукой Андрей и ляпнул первое, что взбрело в голову: – Сам знаешь, какие у нас тут дороги. Одни колдобины кругом, вот я и запнулся. И-эх, мало того что штаны порвал, пришлось еще и рубаху испортить. – Андрей печально вздохнул и развел руками в стороны: – Надо ж было так неудачно навернуться, прям на торчащую из дороги железяку попал. Поначалу кровь ядрено текла, думал, так и окочурюсь на дороге.
– Бывает, – сочувственно покивал Грищенко. – А чего задержался-то?
– Проспал. Подруга из Киева в гости приехала, полночи спать не давала.
– А-а-а! – прыщавое лицо Грищенко расплылось в улыбке. Он хитро подмигнул: – Дело хорошее, из-за него можно и на работу опоздать. Ну, бывай, удачи тебе. В медпункт загляни, пусть там царапину обработают, а то, не приведи хоспади, воспаление начнется. С больной-то ногой не сильно на кровати поскачешь. Смотри, подруга останется без утех, живо себе другого найдет.
Грищенко хохотнул, довольный, что удалось хоть немного скрасить одиночество длинного дежурства, скрылся в будке и закрыл окно. Андрей облегченно выдохнул. Он тоже был доволен, но по другой причине. Пока добирался до станции, у него созрел план действий, и теперь настало время воплотить его в жизнь.
Андрей доковылял до третьего энергоблока, изредка ловя на себе любопытные взгляды сотрудников станции. Они проходили мимо в белых защитных костюмах, и он опасался, что у кого-нибудь из них возникнет желание спросить, кто он такой и что здесь делает.
К счастью, страхи оказались напрасны. Как выяснилось, никому до него не было дела, и даже перемотанная оторванной от рубахи полоской ткани нога не вызывала вопросов. Видимо, все, кто попадался навстречу, думали: раз он оказался на станции, значит, работает здесь. А то, что нога замотана, – так от неприятностей никто не застрахован.
В раздевалке Андрей переоделся в тот же самый костюм, что и в предыдущий визит на станцию, и тем же способом, как в прошлый раз, проник в лабораторию отца. Там он сел на один из приставленных к стене стульев и выставил вперед раненую ногу.
– Возможно, Грищенко прав и в рану попала инфекция, – буркнул под нос Андрей, поглаживая ноющее бедро.
Он посидел еще немного, откинувшись на спинку стула, встал и похромал к стене, на которой висел шкафчик с электрошокером. Приложил пропуск к хромированной пластине на дверце шкафчика, вытащил дистанционный нейтрализатор из креплений и поковылял, приволакивая раненую ногу, к стоящим в стороне от экспериментальной установки шкафам с оборудованием. Он спрятался за одним из них так, чтобы его не было видно со стороны центрального входа в лабораторию, привалился боком к холодной стенке шкафа, вытянув обе ноги, и стал терпеливо ждать.
Боль в бедре постепенно утихла. Андрей незаметно для себя задремал. Отдых был ему необходим. Недавние прыжки во времени и связанные с ними потрясения забрали много сил. Потеря крови, пусть и незначительная, тоже давала о себе знать.
Он проснулся от шипения, с каким открылись входные двери, увидел высокий потолок лаборатории с протянувшимися по нему толстыми жгутами проводов и сперва не понял, где находится и что здесь делает. Потом он услышал стук шагов по отшлифованному до блеска бетону, клацанье кнопок и вспомнил, для чего забрался в лабораторию.
Сперва Андрей испугался, что это отец готовится начать фатальный эксперимент, но потом глянул на часы и понял, что спал не больше пятнадцати минут и это отчим меняет настройки. Андрей сунул шокер в карман куртки, чтобы тот не мешался под рукой. Согнул здоровую ногу в колене и, опираясь ладонями в пол, попробовал встать. Со второй попытки это ему удалось, но он неосторожно приступил на раненую ногу и вскрикнул от боли.
Владимир вздрогнул, оторвал руки от консоли управления и повернулся на шум:
– Кто здесь?
Увидел, как из-за шкафа с оборудованием, прихрамывая, вышел бледный молодой человек. Он держал правую руку в кармане, а левой опирался на отливающую стальным блеском стенку шкафа. Воронцову показалось, это его друг и соперник в борьбе за руку и сердце Ниночки Валерий Коршунов. Впрочем, уже секунду спустя он понял: действительно показалось. Это был не Валерка, хотя незнакомец очень даже смахивал на него не только внешне, но и выражением глаз. В его взгляде сквозило что-то коршуновское.
Андрей смотрел на молодого Владимира Александровича, крепко сжимая пальцами рукоятку электрошокера.
– Вы кто такой? Как сюда попали?
– Меня зовут Андрей. Фамилию пока придержу в секрете. Боюсь, моей истории ты не поверишь, тем не менее я все равно ее расскажу, – ответил Андрей, вынимая из кармана электрошокер. Он заметил испуг в глазах Воронцова и усмехнулся: – Успокойся, я не собираюсь бить тебя током. По крайней мере, сейчас. Это на всякий случай. Ты послал меня, чтобы я помешал тебе убить друга.
– Что за бред ты несешь? Я не собираюсь никого убивать.
– Разве? А что ты недавно делал? Менял настройки, чтобы Коршунов провалил важный эксперимент и его с позором отправили к черту на кулички. И все это из-за любви к одной и той же девушке, которую вы никак не можете поделить. Только вот твоего Валерку никуда не отправят, потому что некого будет отправлять. Он погибнет в самом начале эксперимента. Установка взорвется, и его разнесет на атомы.
Воронцов нервно хмыкнул и помотал головой.
– Я тебе не верю. Ты лжешь.
– У меня есть доказательства. – Андрей переложил шокер из одной руки в другую и вынул из кармана балахонистой спецовки фотографию. В этот раз, отправляясь в прошлое, он захватил ее с собой. – На, сам посмотри.
Он бросил карточку. Она пролетела по воздуху, кружась, как гонимый ветром лист, и плюхнулась на панель управления изображением вниз.
Владимир прочитал аккуратно выведенную строчку: «Друзья навсегда». Это написала Нина. Он узнал ее почерк с характерными завитушками букв. Подцепил фотографию кончиком пальца, перевернул. Увидел себя, Нину и Валерку Коршунова. Друзья позировали на фоне Саркофага. Лица светились от безмятежного счастья и радости.
Фотография действительно была старой. Он понял это не только по желтым разводам на оборотной стороне фотобумаги, но и по снимку. Изображение покрылось тонкими, словно волосяными трещинами и было с заломами на углах. Как будто карточку много раз брали в руки и внимательно разглядывали запечатленное на ней мгновение.
– Я помню эту фотографию. – Улыбка тронула его губы. – Ее в прошлом году сделал Олежка Шаров. Он тогда новый фотоаппарат купил и фоткал всех, кто ему навстречу попадался. Нам каждому напечатал по экземпляру. Я свой куда-то засунул, до сих пор не могу найти. Где ты ее взял?
– Ты сам мне ее отдал. Незаметно сунул в карман на похоронах мамы. Нина все-таки стала тебе женой, хоть и носила под сердцем сына твоего друга. Меня. Не заметил, как я на родного отца похож?
Воронцов вспомнил, как совсем недавно принял бледного юношу за Валерку Коршунова, и почувствовал, как пол уходит из-под ног. Он ухватился за нижний край панели управления, чтобы не упасть ненароком. Тошнота подкатила к горлу. Он издал непонятный звук: то ли икнул, то ли проглотил прихлынувшую к плотно сжатым зубам кислятину, и шумно задышал носом.