Богомолов назвал время, дату и место, куда хочет попасть. Профессор защелкал кнопками. Игорь Михайлович посмотрел на небольшой экранчик поверх клавиатуры и удовлетворенно кивнул – ни одной ошибки. Он попятился спиной к трансмиттеру, держа профессора на прицеле. На ощупь нашел дверцу, распахнул ее и вошел в клетку Фарадея.
– Запускай и подними руки. Только попробуй положить их на пульт – мигом пристрелю.
Владимир Александрович нажал кнопку запуска и послушно поднял руки над головой. Он полагал, враг в любом случае попытается его убить, и оказался прав. Богомолов дождался, когда «лепестки» начнут смыкаться, и несколько раз нажал на спусковой крючок.
Профессор опередил его на считаные мгновенья. Отчасти ему в этом помогли вши. Прежде чем выстрелить, Богомолов замешкался и почесал свободной рукой голову. Воронцов принял это за сигнал к действию. Он стукнул ладонью по кнопке аварийного сброса введенных настроек и спрятался за тумбой за доли секунды до вспышки и хлопка первого выстрела.
Владимир Александрович прервал формирование пространственно-временного канала в самый ответственный момент. Промедли он хоть чуть-чуть, и Богомолов оказался бы там, куда так стремился попасть. Останови он трансмиттер немногим раньше, Богомолов остался бы в клетке Фарадея и убил посмевшего нарушить его планы ученого.
Зато теперь враг не представлял опасности. Трансмиттер создал пробой в пространстве, но не во времени, сбрасывая накопленную и не востребованную в полной мере энергию. Богомолов оказался в заброшенном промышленном здании на окраине Москвы. Он застрял в межэтажном перекрытии: ноги болтались под потолком, а верхняя половина тела торчала над полом. Богомолов орал, сучил ногами и колотил руками по бетонной плите пола, но его никто не слышал.
Владимир Александрович подбежал к другу. Шаров поверхностно и часто дышал. Лицо побледнело, как будто присыпанное пудрой, губы превратились в синие ниточки. Олег Иванович схватил Воронцова за руку:
– Где Андрей?.. ты отправил его… в прошлое?..
– Он сам туда отправился, но не в две тыщи шестой, а на двадцать лет раньше. Мне кажется, он хочет предотвратить аварию на ЧАЭС. Ты понимаешь, он решился на это, зная, что сам может навсегда исчезнуть! – воскликнул Воронцов с лихорадочным блеском в глазах. – В новом варианте истории его родители могут не встретиться!
– Нельзя… катастрофа нужна… – задыхаясь, прохрипел Шаров. Красное пятно из-под прижатой к груди окровавленной ладони расползлось почти на половину халата. Из пулевого отверстия на левом бедре сочилась кровь, штанина потемнела и прилипла к ноге. – Без аварии… ничего не будет… телепорт… машина времени… биомехи… новые лекарства… это все она… Зона…
– И что делать? Предлагаешь отправиться следом за Андреем и остановить его?
– Нет… прошлое уже… оно меняется… скоро ты… забудешь… я тоже… другой я… забуду…
Шаров убрал окровавленную руку от раны, сунул за пазуху. Вытащил из внутреннего кармана пиджака испятнанную красным толстую записную книжку и протянул Воронцову:
– Возьми… это мой… дневник… отдай его… мне… здесь все… – Глаза Шарова закатились под верхнее веко, он сипло захрипел, как будто жизнь вот-вот покинет его.
Воронцов захлопал друга по щекам:
– Не вздумай умирать, слышишь?! Не сейчас! В какой год мне отправиться?! Где тебя искать?!
Олег Иванович прерывисто вздохнул, пальцы с невероятной для умирающего силой сжались на запястье Воронцова. Мутные, подернутые поволокой близкой смерти глаза уставились на друга.
– ПДА… подключи к транс… транс… к машине… она сама…
Шаров не договорил. Голова безвольно упала на грудь, чуть согнутая в колене правая нога выпрямилась, тело обмякло.
Воронцов поддернул рукав халата на левой руке мертвого товарища, затрещал липучками, расстегивая ремешки ПДА. Повертел устройство перед собой, разглядывая его со всех сторон. Потыкал в экран пальцем, пролистывая сначала карты Зоны, а потом и заметки Олега Ивановича.
– Ну, давай проверим, что ты за штуковина такая, – пробормотал он, направляясь к металлическим стеллажам. Они выстроились, как часовые, вдоль одной из стен лаборатории и строго поблескивали хромированными стойками.
Воронцов отыскал подходящий провод в одном из стоящих на полках ящике и подключил ПДА к пульту управления машиной времени. Шаров не обманул. Примерно через минуту крохотный динамик консольной панели пискнул, и на экранчике поверх клавиатуры высветились координаты прыжка. Владимир Александрович, как и его крестник за полчаса до этого, вдавил кнопку отложенного запуска и побежал к трансмиттеру.
Андрей брел по улицам утренней Припяти. Солнце только-только поднялось над плоскими крышами панельных высоток. Яркие лучи отражались в окнах верхних этажей. Казалось, дома лучатся счастьем, приветствуя новый день.
Город постепенно просыпался. По дорогам неторопливо катились редкие в этот час легковушки. Мимо протарахтел желтый автобус с круглыми фарами. За выпуклыми квадратными стеклами кабины виднелись голова в синей шоферской фуражке и сжимающие руль руки водителя. Пассажиров в салоне «ЛиАЗа» было немного: трое мужчин и одна женщина с ребенком. Девочка сидела возле окна и сосредоточенно водила пальцем по стеклу, высунув от усердия кончик розового язычка. Огромные белые банты по бокам ее аккуратно причесанной головки казались воткнутыми в волосы хризантемами. Андрей подмигнул девочке. Она это заметила и помахала ему рукой.
Припять готовилась к предстоящему Первомаю. Слабый ветерок шелестел кронами деревьев, играл развешанными на стенах домов красными флагами и надувал, как паруса, привязанные к столбам освещения кумачовые транспаранты с белыми буквами лозунгов. Традиционные для советского времени праздничные агитки висели над дорогой. Они убегали вдаль, как будто указывая трудящимся СССР верный путь в светлое будущее.
Клумбы на газонах пестрели яркими цветами. Возле одной из таких клумб стоял грузовой «УАЗ» с круглой цистерной вместо кузова. Водитель из шланга поливал заботливо высаженные перед праздником крокусы, гиацинты и примулы. Искусственный дождь сверкал и переливался радугой в лучах утреннего солнца.
Над разноцветьем, по сторонам от весело барабанящих по лепесткам и листьям серебристых капель, деловито кружили пчелы и басовито жужжали шмели. Неутомимые труженики ныряли внутрь восхитительно пахнущих цветов, долго в них копошились, а потом выползали перепачканные в желтой пыльце и, тяжело поднявшись в пропитанный медовыми ароматами воздух, перелетали на другой цветок в поисках сладкого нектара.
Андрей увидел, как далеко впереди из-за угла дома на перекресток вырулила милицейская «Волга» и покатила в его сторону. Он посчитал за лучшее не попадаться стражам порядка на глаза, свернул с тротуара в ближайший двор, сел на скамейку возле подъезда и задумался.
Тогда, в лаборатории, спонтанно принятое решение показалось ему наилучшим способом решить проблему. Он не привык долго рассуждать, предпочитая дело витанию в облаках, потому и оказался в апрельской Припяти тысяча девятьсот восемьдесят шестого. До самой чудовищной в истории человечества ядерной катастрофы оставалось чуть меньше суток, а он ни на йоту не приблизился к поставленной цели – остановить неизбежное.
«Думай давай, думай! – мысленно прикрикнул на себя Андрей. – Ты не просто так отправился к истокам трагедии. У тебя был план. Соберись, тряпка!»
Андрей сунул в рот согнутый указательный палец правой руки и задумчиво покусал его. Что он знает о Чернобыльской аварии? Немного. Лишь то, что требовалось ему для работы над рефератом. На первом курсе института преподаватель по экологии предложил вместо зачета написать работу по любой из экологических проблем. Андрею эта идея пришлась по душе, и он написал реферат о причинах трагедии на ЧАЭС. С тех пор прошло немало лет. Наверняка он многое позабыл, но что-то все равно сохранилось в памяти.
Итак, катастрофа случилась двадцать шестого апреля примерно в половину второго ночи. Перед майскими праздниками в очередной раз проводили испытания на аварийное электроснабжение насосов станции за счет инерции турбогенератора. Предыдущие три попытки провести подобный эксперимент закончились неудачей, но руководство станции это не остановило.
В роковую ночь начальником смены был заместитель главного инженера ЧАЭС Анатолий Дятлов. Это он принял решение о продолжении эксперимента во что бы то ни стало, когда появились первые признаки самозаглушения реактора. Если бы персонал станции отказался от дальнейшего проведения испытаний, ничего бы не произошло, но Дятлов угрозами и криком заставил подчиненных извлечь практически все графитовые стержни из реактора для экстренного повышения мощности. Это и послужило одной из причин катастрофы.
– Вот оно, решение, – прошептал Андрей. – Надо найти Дятлова и все ему рассказать. Он должен мне поверить. Это в его интересах, потому что иначе я его убью.
Андрей рывком встал со скамейки, пошел к выходу со двора, но остановился, скользнув глазами по адресной табличке на стене дома. Он вдруг в полной мере осознал, что его идея обречена на провал. Как он найдет Дятлова в незнакомом городе, если не знает, где тот живет, и смутно помнит, как он выглядит? Ну почему он всегда все делает не так? Нормальный человек, прежде чем прыгать в омут с головой, сперва бы подготовился: порылся в инете, нашел информацию…
Андрей застыл с приоткрытым ртом. Взгляд остекленел, как будто он усиленно пытался что-то вспомнить. Мгновение спустя Андрей звонко хлопнул себя по лбу и полез в карман джинсов за телефоном. Он торопливо заскользил пальцем по экрану. Записанные на карту памяти файлы мелькали перед глазами, но нужного среди них не было.
Андрей почти потерял надежду отыскать материалы по катастрофе на ЧАЭС, когда наткнулся на то, что искал. Он сохранил данные при подготовке к реферату на карту памяти в телефоне. С тех пор он поменял телефон, но карта памяти перекочевала со старого аппарата в новый. Андре