ыла отражена.
Оглушенные ураганным огнем, черные от грязи, усталые, мы молча сидим в земляных нишах, вслушиваясь в тишину. Она наступила неожиданно. Рядом с нами лежат наши мертвые товарищи. Мы смотрим на них и чувствуем, как растет наша ненависть к врагу. Усталость исчезает. Нам хочется итти вперед и слышать короткую команду Луканди: «Огонь, друзья!»
В моем взводе сорок человек. Мы идем подобрать оружие, подсчитать трофеи. Батальон остался в окопах. Еще одна ночь, и завтра нас сменят. Сорок человек разбиваются на четыре группы. Мы складываем в условленное место оружие, снятое с убитых марокканцев и брошенное бежавшими. За камнями мы неожиданно замечаем притаившихся людей. Мы припадаем к земле.
— Бросай оружие! — кричу я.
Мне отвечают на чистом испанском языке, и в тоне говорящего чувствуется усмешка:
— Не пугайтесь, нас всего трое.
Мы осторожно приближаемся к камням… За прикрытием полулежит офицер в форме регулярной фашистской армии. Рядом с ним два марокканца. Офицер ранен и, видно, не в силах подняться. Его лицо удивительно мне знакомо. Где я видел его? Пока я напрасно силюсь вспомнить, меня прерывает тот же насмешливый голос:
— Я не ожидал, что меня подберет мой коллега.
Коллега? Да, это же бывший студент Мадридского университета, отъявленный монархист, кичившийся своим древним родом и преданностью изгнанному королю.
— Не узнаете?
— Нет, узнаю. Вы были на последнем курсе коммерческого факультета.
Он прикладывает руку к головному убору и говорит, пряча усмешку:
— Вы уже лейтенант, Диестро?
Я не хочу пользоваться своим правом победителя и вежливо предлагаю врагу:
— Если вы устали, мы вас доставим до Лас-Наваса на санитарных носилках.
Вместо ответа он спрашивает:
— Вы тоже ранены? — и кивает на мою повязку.
— Да, я ранен, но несерьезно.
— Очень жаль, — двусмысленно замечает фашист.
Я оставляю возле офицера и марокканцев двух бойцов и продолжаю обход поля.
На обратном пути я подхожу к ним снова. Студент-фашист произносит напыщенную речь о судьбах Испании.
— Посмотрите, — отвечаю я, — спокойно выслушав его речь, — посмотрите на вашу армию и на армию испанского народа. У вас — наемные марокканцы, итальянцы, германцы, у нас — только испанцы. Вы продаете Италии и Германии свою страну, а мы кровью расторгаем эту постыдную сделку. Пойдемте, — сухо предлагаю я «коллеге», — я вас отведу в Лас-Навас в штаб.
Офицер с трудом поднимается. Он снова отвергает носилки. Единственно, что он готов принять от меня, — это папиросы.
— Не откажите перед расстрелом, — говорит он, кривляясь.
Мы идем долго. В Лас-Навасе был уже Луканди. Его срочно вызвали в штаб на совещание. Я сдал пленных и вернулся в траншею. Утром, дождавшись сменного батальона, ушли на отдых в Лас-Навас.
Положение колонны Мангады ухудшилось. Навальпераль, который мы охраняли со стороны Лас-Наваса, подвергся сильной атаке с противоположного направления и был почти разрушен воздушной бомбардировкой. Когда четвертый батальон прибыл на двухдневный отдых, улицы Лас-Наваса были заполнены незнакомыми бойцами. Это были последние защитники Навальпераля, покинувшие его вчера. Штаб, заседавший всю ночь, принял решение об эвакуации Лас-Наваса. Предстояло не отступление, а отход на высоту в четырех километрах отсюда, где нужно было укрепиться.
Луканди возражал против эвакуации Лас-Наваса. Он убежденно доказывал:
— Мы расставляем западню, в которую можем сами попасть.
Под конец, после долгих споров Луканди заявил:
— Укрепляться можно тогда, когда есть оружие и боеприпасы.
Оборона высоты могла быть успешной только при наличии достаточного вооружения. У нас его не было. Тогда Луканди предложил с виду очень простой выход: вооружиться оружием врага. На горе Сиерра-Картахена небольшие по численности части противника располагали крупным вооружением. Луканди развернул план, продуманный до мельчайших подробностей. Двести человек нападают под покровом ночи на посты противника на Сиерра-Картахене и уносят вооружение. Нападение производится с двух сторон. Выступают бойцы четвертого батальона и батальон Карлоса.
— Этой операцией достигаются две цели, — заявил на заседании комсостава полка Луканди, — мы вооружаем себя и обезвреживаем высоту Сиерра-Картахена.
План Луканди вызвал серьезные сомнения.
После того как высказались все противники этого плана, Луканди вместо ответа кратко пообещал собравшимся:
— Я даю слово коммуниста и воина республики, что, если нам разрешат атаковать врага, мы разбогатеем этой ночью.
Представитель военного министерства, присутствовавший на заседании командного состава полка, согласился с доводами Луканди. Тогда командир полка Маркос предложил готовиться к атаке высоты Сиерра-Картахена.
Итак, решено: выступают два батальона — второй и четвертый, по сто человек от каждого. Нашей сотней командует Луканди, второй — капитан Карлос, мадридский строительный рабочий, и лейтенант Колорадо, студент строительного факультета. Мы занимаем исходное положение. Наши батальоны находятся далеко друг от друга и связаны лишь телефонными проводами.
— Сверить часы с часами Карлоса, — сухо говорит Луканди.
Попэй передает мне трубку полевого аппарата.
— Колорадо у телефона.
— Сверим часы, товарищ лейтенант.
— На моих ровно двенадцать.
— Передаю вам час и минуты обусловленного выступления: двадцать четыре часа две минуты.
По батальону — приказ: ни одного звука, ни одной папиросы. Наша сотня разбивается на пять групп, и мы выступаем. Попрежнему, не переставая, валит липкий снег. Мы идем, чутьем угадывая, где в этой черной ночи нас подстерегают кочки, камни, канавы. Мы стараемся как можно тише преодолевать препятствия, до боли напрягая зрение. Мы сохраняем полную тишину. Моя группа в двадцать человек останавливается. Вот здесь, где кажется, ничего нельзя различить, кроме земли под логами, ровно в час ночи должна состояться наша встреча с Колорадо. Такие же встречи должны произойти в четырех других пунктах. Мы крадемся в темноте. Итти все труднее. Начался подъем на Сиерра-Картахену. Первым идет Луканди. Он переваливается с ноги на ногу и, быстро размахивая руками, словно на гимнастическом занятии, — так точны его движения, — увлекает за собой остальных. Невозмутим только Попэй. Он отстает и шепчет бойцу, замыкающему колонну: «Они думают, что я батальонный пес и всегда догоню их».
Ослепительная короткая вспышка и звук винтовочного выстрела напоминают нам, что мы отправились в бой, а не в ночную прогулку. Нас заметили. Выстрелы следуют один за другим. Мы бросаемся вперед, к вершине. В каких-нибудь двадцати метрах от нас открывает огонь пулемет. Ползком мы подкрадываемся к нему и бесшумно набрасываемся на двух пулеметчиков, расстреливающих ленты. Мы поворачиваем «гочкис» и открываем огонь по светящимся окнам казармы. Даже Луканди не ожидал, что нам удастся так скоро воспользоваться оружием врага. Но задерживаться нельзя.
В десяти километрах отсюда стоит целый полк врага. Скорее захватить оружие — и вниз. Семь пулеметов, пять мортир, около двухсот винтовок, ящики с патронами — все эти трофеи через четверть часа уносятся с вершины. Почти весь гарнизон, — сорок пять марокканцев и испанских фашистов, — подняв руки, идет в окружении наших бойцов. Это — пленные. Три пушки, которые мы не можем унести, уничтожаются. Грозная высота превращена в мирную горку. Мы еще держим несколько минут под обстрелом дорогу, откуда может притти подкрепление врагу, а затем покидаем вершину Сиерра-Картахены. Быстро сбегаем с горы. Наш Колорадо вдруг останавливается и шарит по земле.
— Потерял очки, — растерянно бормочет он.
Мы не можем задержаться ни секунды и торопим его. Над нами, как ливень, проносится струя пулеметного огня. Мы с Колорадо догоняем ушедших вперед. Часто, спотыкаясь, мы падаем и, подымаясь, бежим дальше. Теперь у нас только одна цель — притти в Лас-Навас без потерь и с драгоценным грузом. Рядом с нами кто-то тяжело падает.
— Карлос! — зовет Колорадо.
Упавший молчит.
— Карлос! — испуганно кричим мы и останавливаемся.
Луканди нагибается и беспомощно лепечет:
— Нет, не может быть… Не может быть…
Эта смерть неожиданна и трагична. Мы поднимаем Карлоса, сраженного шальной пулей, и несем его на руках до самого Лас-Наваса.
Наша победоносная колонна похожа теперь на траурную процессию. Пять командиров — Луканди, Колорадо, Дсльбаль, мой брат и я, — неся на руках тело Карлоса, последними входим в Лас-Навас, замыкая печальное шествие.
Уже светает. Перед штабом стоят мортиры и пулеметы, унесенные с Сиерра-Картахены. Мы проходим мимо трофеев. К нам навстречу выходит Маркос, бледный, но спокойный. Голос его полон горечи:
— Поздравляю с победой, Луканди!
Он жмет руку нашему командиру, а затем круто поворачивается и громко начинает:
— Товарищи бойцы! Вечная память герою-пролетарию, капитану Карлосу…
Батальон имени Фернандо де Росса
Сегодня мы провожаем Дельбаля. Хозе Касорла, начальнику республиканской милиции, нужны боевые командиры для формирования новых частей. Нашему полку предложено выделить пять лейтенантов и немедленно направить их в Мадрид в распоряжение штаба. Маркос огорчен.
— За все это время мы не получили ни одного нового человека, и от нас еще требуют отдать пятерых.
В этой пятерке и я. Луканди не хочет расставаться со мной и Луисом. Он отводит меня в сторону и с недоумением спрашивает:
— Откуда Касорла знает ваши имена? В списке так и сказано: «Из четвертого батальона откомандировать Луиса Дельбаля и Рамона Диестро». Может быть, вы сами этого хотите, тогда скажите, чем вы недовольны.
Милый «глухарь», я огорчен не меньше твоего. Разве согласится хотя бы один из бойцов покинуть тебя добровольно? Но приказ есть приказ, — ты сам твердил это, — придется подчиниться.
Я молчу и всю эту речь произношу про себя. Тягостную паузу нарушает Луканди: