Наконец я стал понимать, что мой час близок, и где-то далеко в кромешной тьме вдруг забрезжила яркая точка, а я мчался сквозь пустоту к этой точке с невероятной скоростью и с облегчением думал, что муки мои кончаются и там впереди меня ждет избавление и вечный покой.
Потом наступила тьма и, должно быть, после этого, спустя некоторое время, меня нашел под крестом недалеко от Изборска князь Иван Ольшанский.
А теперь я расскажу о том, что мне удалось узнать о судьбе родных и близких, благодаря помощи князя Ольшанского.
В тот день, когда меня похитили, 22 апреля 1467 года, в великокняжеской семье произошло страшное несчастье.
Внезапно и скоропостижно скончалась наша любимая тверская княжна, а ныне супруга великого князя московского великая Московская княгиня Марья.
Свидетели говорили, что на следующий день после смерти ее хрупкое маленькое тело так раздулось, что покров, который вчера достигал пола, едва прикрывал это ставшее огромным тело.
Это несчастье повлекло за собой целый ряд других бед и несчастий.
Вечером того же дня мой дорогой сын Филимон скоропостижно скончался от разрыва сердца.
Я думаю, он был не в силах перенести горечь утраты — он искренне любил и знал с детства нашу княжну Марью, а, кроме того, будучи ее стольником, он понимал, что подозрение в отравлении может пасть в первую очередь на него.
Однако, очень быстро выяснилось, что княгиня была отравлена поясом, пропитанным ядом, который порекомендовала ей носить ее придворная — Наталья Полуехтова, жена великокняжеского дьяка Алексея Полуехтова.
За день до этого великая княгиня пожаловалась ей на легкое недомогание, и Марья обещалась ее вылечить. Она взяла пояс и отнесла его к каким-то ворожеям, которые и пропитали его, якобы по ошибке, не тем, чем следовало.
Великий князь Иван Васильевич, горячо любивший свою юную супругу, был беспощаден.
Всех ворожей, которые пропитывали пояс, схватили и утопили в Москве-реке, такая же судьба ждала и Наталью, но она божилась, что ничего не знала, а дьяк Полуехтов бухнулся князю в ноги и великий князь, смилостивившись, отправил ее лишь в изгнание.
Беда обрушилась также и на несчастного грека Микиса, поскольку он, как начальник охраны, был в ответе за ее жизнь.
Великий князь немедленно припомнил, как охранник когда-то не пустил его к супруге, и повелел немедленно схватить Микиса и отрубить ему голову.
Но Микис был силен и ловок — целую дюжину великокняжеских воинов, посланных схватить его, он ухитрился расшвырять, вскочил на коня и в том, в чем стоял, умчался из Москвы с такой скоростью, что пущенная вслед погоня не смогла его догнать.
До меня дошли смутные вести, что он скрылся где-то в Диком поле и жив до сих пор.
Конечно! Это он! Это мой Микис! Теперь я понимаю, почему даря мне на прощание бутыль с тем греческим вином, которым я впоследствии растирал Малыша, он говорил, что это самое изысканное вино и великий князь специально за ним посылает купцов в Грецию. Теперь я понимаю — он знал кое-что об этом, прожив всю предыдущую жизнь при великокняжеских дворах, и я верю также, без тени сомнения в то, что он один мог справиться с дюжиной, потому что именно он научил этому искусству и меня…
Одно несчастье влечет за собой другое и, не выдержав всех потрясений и смерти любимого мужа, вскоре умерла и жена Филимона.
К этому времени мой внук Антипстал воеводой великокняжеского войска, отлично проявил себя в нескольких сражениях, но тверичан в Москве никогда не любили, и он это на себе ощущал.
Во время Шелонской битвы в 1471 году Антип проявил чудеса героизма, что привело в восхищение все войско, но полковые воеводы — бояре как будто этого не замечали.
Тем временем супруга Антипа Вера с двухлетней дочерью Варварой скромно жила в Москве, ожидая возвращения мужа с полей битв, и вдруг на нее обрушилась беда.
Оказалось, что расследование по делу отравления великой княгини все еще продолжается, и спустя четыре года, вдруг кто-то донес, что Вера была в числе тех ворожей, которые пропитывали отравой пояс великой княгини.
По этому ложному доносу каких-то московских недоброжелателей Вера была схвачена и брошена в темницу. В момент ареста она успела шепнуть верному слуге, чтобы он скакал к Антипу в войско и сообщил ему об этом, а двухлетняя Варвара осталась на попечение кормилицы.
Узнав от гонца о том, что случилось, Антип немедленно оставил войско и помчался спасать жену. Но он опоздал. Ни в чем не повинная Вера, не выдержав пыток, умерла в темнице.
Тогда Антип, вне себя от горя, гнева и ярости отправился в Кремль, и добился приема у великого князя.
Он обвинил в своем несчастье государя, выхватил свой меч и швырнул ему под ноги, заявив, что никогда больше не будет ему служить.
Но не успел Антип выйти за ворота Кремля, как был схвачен и через несколько дней, в центре Москвы, на лобном месте, палач отрубил ему руку, которая, по мнению великого князя, осквернила героическое русское оружие, бросив его наземь. Но самым страшным было другое — великий князь распорядился, ввиду смерти матери и позонного поведения отца, лишившего себя чести воеводы, его дочь малютку Варвару отдать в самый отдаленный женский монастырь пожизненно!
Едва оправившись от страшной раны, Антип тайно поздней ночью выкрал из дома свою собственную дочь, перед самой отправкой ее на пожизненное заключение в монастыре и исчез вместе с ней навсегда.
Доходили до меня позже слухи, будто бродит где-то по лесам грозная шайка разбойников, которой правит однорукий предводитель и всегда рядом с ним его маленькая дочь, но я не верю в то, что это может быть Антип — он всегда был таким добрым и хорошим мальчиком.
Таким образом, я ничего не знаю о той великой тайне, третьим хранителем которой стал Филимон, столь внезапно скончавшийся.
Успел ли он передать эту тайну кому-нибудь?
Сомневаюсь.
Впрочем, — нет, не сомневаюсь, — уверен что не успел. Не было в его окружении никого достойного, иначе я бы об этом узнал.
Однако уверен, что мой сын — человек крайне предусмотрительный — наверняка каким-то образом сохранил сокровища и наверняка записал, где они спрятаны.
Да, я забыл сказать тебе, Медведев о самом главном!
После того как я нарек Филимона Третьим хранителем и, спустя некоторое время, когда он перебрался жить в Москву, мы сообща решили, что лучше будет, если сокровище окажется под его непосредственным наблюдением.
Будущее показало, что это решение было совершенно правильным.
Кто знает, быть может, этим бандитам и удалось бы вытянуть из меня эту тайну, когда они применяли все свои колдовские штучки, во время которых человек сам не знает, кто он и не помнит что говорит.
Но они зря старались — если бы я даже и хотел, — я не мог бы им ничего сказать, потому что я сам как тогда не знал, так и ныне не знаю, где оно находится!
И вот сейчас, стоя на пороге вечности и назначая тебя Четвертым хранителем великой тайны, я поручаю тебе отыскать и сохранить сокровище, а также в случае необходимости передать тайну его хранения следующему так, чтобы в тот момент, когда возникнет в нем потребность, и Господь даст об этом знать, было оно использовано по назначению.
Могу тебе лишь подсказать, что в настоящую минуту, возможно, живут еще на свете два человека, которые могут об этом что-либо знать.
Это грек Микис и мой внук Антип.
Остерегайся также людей с фамилией Селиванов — в этом роду что-то знают о сокровище и тоже ищут его.
Моя же душа, где бы ни находилась, будет молить Господа о том, чтобы он хранил и оберегал тебя.
Прощай, Медведев, и да благословит тебя Господь!
…Свеча погасла. За окном брезжил рассвет. Медведев вспомнил слова Ионы, когда тот сообщил ему свою последнюю волю, подумал немного, затем аккуратно и плотно уложил все рукописи и письмо Ионы в новый ларец, а с пустым старым спустился вниз.
На кухне постоялого двора жарко топилась русская печь, и поварята готовили завтрак — наступало утро. Они ничего не имели против того, чтобы Медведев добавил немного жару в их печь.
Василий сел на маленькую скамеечку, и бросил ларец в яркое пламя. Он дождался, пока от него не осталось ничего, кроме горстки раскаленного пепла.
Потом поднялся в свою комнату, четки с ключиком спрятал в наконечнике меча, ларец с бумагами уложил в седельную сумку и лег спать, воспользовавшись вместо подушки сумкой с ларцом.
Как обычно он уснул сразу, к полудню встал свежим и бодрым, плотно пообедал, оседлал Малыша и отправился в дорогу.
Но он двинулся не домой в Медведевку, а в прямо противоположную сторону.
Его путь лежал в Дикое поле.
Глава девятаяДИКОЕ ПОЛЕ
Путь был неблизкий, и Медведев торопился, чтобы успеть вернуться до наступления весенней оттепели, когда с рек сойдет лед, и дороги станут непроходимыми.
Во второй половине февраля он был уже за Тулой и вскоре выехал из лесной полосы в степь.
Здесь его подстерегала неожиданность.
Эти места были ему довольно хорошо знакомы: в юности во главе отряда молодых сорванцов он обследовал всю округу в поисках банды диких татарских грабителей, которые убили его отца…
Однако в то время засечная полоса проходила гораздо южнее, и Василий подивился тому, что за пять лет его отсутствия в этих местах многое изменилось.
Теперь засеку протянули гораздо ближе к Оке, и Медведев, выезжая в степь с некоторым трудом отыскал проезд в глухом нагромождении поваленных деревьев, повернутых остро заточенными стволами в сторону степи в три ряда.
Чтобы пересечь такую засеку коннице требуется полдня работы на расчистку прохода в завале, а тем временем противник уже тут как тут, и ты в ловушке!
Однако Медведев с детства знал всякие тайные знаки, указывающие своим: где и в каком месте можно быстро и легко пересечь засеку.
Знакомыми степными тропами, как и пять лет назад утоптанными лошадьми в начинающем рыхлеть снегу — за Доном сразу стало теплее — Медведев пробирался к местам, где прошло его детство, невольно воспоминания о покойных родителях, и о том маленьком селении, где он пришел в этот мир.