В голосе Джабрила зазвучала мольба.
— Вы можете нам помочь, вы можете помочь другим заложникам. Наше дело — правое, вы сами сказали это несколько лет назад. Но американское еврейское лобби слишком сильно. И вам заткнули рот.
Тереза покачала головой:
— Я уверена, что вам есть чем оправдать свои действия. Но люди, которых вы захватили вместе с самолетом, не причинили вреда ни вам, ни вашей борьбе. Они не должны страдать за грехи ваших врагов.
Джабрила радовало, что она не только смела, но и умна. И ее лицо, типичное лицо американской красотки, ему нравилось. Он словно смотрел на радующую глаз куклу.
Вновь он подумал о том, что она ничуть его не боится, не подозревает о том, что уготовила ей судьба. Думает, что она вознесена слишком высоко, чтобы ей грозила участь простых смертных. А ведь зря. Неужели она забыла о том, что случилось с ее не такими уж дальними родственниками?
— Мисс Кеннеди, — голос завораживал ее, — мы знаем, что вы не обычная избалованная американка, что вы сочувствуете беднякам и угнетенным. Вы даже выражали сомнения по поводу права Израиля выгонять людей с принадлежащей им земли, чтобы создавать на ней свои поселения. Может, вы скажете об этом перед видеокамерой, чтобы вас услышал весь мир?
Тереза Кеннеди всматривалась в лицо Джабрила. Теплые карие глаза, улыбка, превращавшая его чуть ли не в мальчишку. Она доверяла миру, так уж ее воспитали. Доверяла людям, доверяла своей интуиции и своим убеждениям. Она видела, что этот человек искренне верит в то, что делает. А потому он не мог не вызывать у нее уважения.
И отказала она ему предельно вежливо:
— Скорее всего, правда на вашей стороне. Но я никогда не сделаю ничего такого, что может негативно отразиться на моем отце. И я не сторонница ваших методов. Я не думаю, что убийства и террор могут что-нибудь изменить.
Волна презрения поднялась в Джабриле, но он ничем не выдал своих чувств.
— Израиль создан на основе террора и американских денег. Вам рассказывали об этом в колледже, не так ли? Мы учились у Израиля, только обошлись без вашего лицемерия. Наши арабские шейхи никогда не проявляли в отношении нас ту щедрость, которую видит Израиль со стороны ваших еврейских филантропов.
— Я верю, что Израиль имеет право на существование, — возразила ему Тереза. — Как и в то, что палестинцы должны иметь собственное государство. Но я никак не могу повлиять на своего отца, мы с ним постоянно спорим. Но ваши теперешние действия ничем оправдать нельзя.
Джабрил начал проявлять нетерпение:
— Вы должны понимать, что вы — мой главный козырь. Я выставил свои требования. И определил срок их выполнения. Потом каждый час я буду расстреливать по одному заложнику. И вы станете первой жертвой.
К изумлению Джабрила, он по-прежнему не находил страха в ее лице. Неужели она так глупа? Или она отчаянно храбра? Ему очень хотелось это выяснить. Пока она видела со стороны угонщиков только хорошее. Ее держали в салоне первого класса, охранники держались очень почтительно. Теперь же на ее лице отразилась злость. Чтобы успокоиться, пригубила чай, который он ей налил.
А потом посмотрела на него. Светлые волосы обрамляли тонкие черты лица. Веки опухли от усталости. Помадой она не пользовалась, так что губы стали светло-розовыми.
— Два дяди моего отца погибли от руки таких, как вы. Моя семья сжилась со смертью. И мой отец тревожился за меня, когда его выбрали президентом. Он предупреждал, что в мире есть такие люди, как вы, но я отказывалась ему верить. И теперь меня разбирает любопытство. Почему вы действуете, как злодей? Или вы думаете, что сможете запугать весь мир, убив молодую женщину?
Может, и нет, мысленно ответил ей Джабрил, но я убил папу. Она этого не знала, пока не знала. У него возникло желание рассказать ей обо всем. Поведать ей великий замысел. Направленный на то, чтобы унизить и великие нации, и великие церкви. Объяснить, что единичными террористическими актами можно освободить человека от страха перед властью.
Но он лишь ободряюще похлопал ее по руке:
— Я не причиню вам вреда. Они начнут переговоры. Жизнь — это переговоры. Разговаривая, мы тоже ведем переговоры. Каждое ужасное действо, каждое оскорбительное слово, каждая похвала — это переговоры. Не воспринимайте слишком серьезно то, что я вам наговорил.
Она рассмеялась.
Джабрилу нравилось, что она находит его остроумным. Чем-то она напоминала ему Ромео. Выказывала ту же, идущую из души, потребность к маленьким радостям жизни, даже к игре слов. Однажды Джабрил сказал Ромео: «Бог — самый крутой террорист», Ромео захлопал в ладоши.
И теперь у Джабрила защемило сердце, голова пошла кругом. Он устыдился того, что у него возникло желание очаровать Терезу Кеннеди. Он-то считал себя выше таких слабостей. Но ему не придется убивать Терезу, если он сумеет уговорить ее выступить перед видеокамерой.
Глава 7
Вторник
Во вторник утром президент Френсис Кеннеди вошел в кинозал Белого дома, чтобы посмотреть фильм, добытый ЦРУ в Шерхабене.
Кинозал в Белом доме оставлял желать лучшего. Несколько кресел, обтянутых потертым зеленым бархатом, складные стулья для всех рангом ниже министра. Аудитория состояла из высших чинов ЦРУ, государственного секретаря, министра обороны, руководства аппарата Белого дома.
Все встали, когда президент вошел в зал. Кеннеди сел в зеленое кресло, директор ЦРУ Теодор Тэппи остался у экрана, чтобы давать необходимые комментарии.
Начался фильм. К самолету подкатил грузовик. Рабочие в широкополых шляпах, защищавших лица от яркого солнца, коричневых брюках и рубашках с короткими рукавами разгружали ящики с водой и продуктами. На экране рабочие один за другим покидали самолет. Потом пленку остановили, изображение одного рабочего увеличили. Шляпа не могла скрыть смуглого лица Джабрила, его ярких глаз, легкой улыбки на губах. Джабрил покидал самолет вместе с грузчиками.
Тэппи дал команду выключить проектор.
— Этот грузовик сразу поехал во дворец султана Шерхабена. По нашей информации, султан устроил Джабрилу роскошный банкет, даже с танцовщицами. Потом Джабрил тем же манером вернулся на самолет. Безусловно, султан Шерхабена — прямой участник этого заговора.
Из темноты раздался голос государственного секретаря:
— Это известно только нам. Секретная информация всегда воспринимается с подозрением. И даже если мы будем располагать неопровержимыми доказательствами его участия, мы не сможем огласить их. Это нарушит баланс сил в Персидском заливе. Нам придется принимать меры, которые войдут в противоречие с интересами нашей страны.
— Господи Иисусе, — пробормотал Отто Грей.
Кристиан Кли рассмеялся.
Юджин Дэззи, который мог писать в темноте (он говорил всем, что на такое способен только административный гений), делал пометки в блокноте.
— На текущий момент нам известно следующее, — продолжил директор ЦРУ. — Похоже, непосредственное участие в операции принимала международная террористическая организация, называющая себя Первой сотней, а иногда Христами Насилия. Она служит связующим звеном между левацкими революционными группами элитных университетов различных стран и располагает конспиративными квартирами и материалами, необходимыми для проведения террористических актов. Действие этой организации ограничено территориями Германии, Италии, Франции и Японии, у нее есть выходы на Англию и Ирландию. Но наши источники сообщают, что даже сотня не знала, что должно произойти. Они думали, что все ограничится убийством папы. Поэтому мы приходим к выводу, что замысел всей операции известен только Джабрилу и, возможно, султану Шерхабена.
Просмотр продолжился. На экране появился аэробус, застывший посреди летного поля, изолированный от остального мира солдатами и зенитными установками. Толпу зевак и журналистов отделяла от самолета добрая сотня ярдов.
Вновь заговорил директор ЦРУ:
— Этот фильм и другие источники указывают, что штурм самолета невозможен. Если только мы не решим захватить Шерхабен. Но, разумеется, Россия этого не позволит, против, скорее всего, выступят и другие арабские страны. Кроме того, более пятидесяти миллиардов американских денег вложено в их город Дак, который, по существу, является еще одним заложником. Мы же не собираемся поднять на воздух пятьдесят миллиардов долларов, инвестированных нашими согражданами. Добавим к этому, что ракетные установки Шерхабена обслуживаются американскими наемниками, что еще больше запутывает ситуацию.
На экране возник интерьер угнанного аэробуса. Камера, которую кто-то держал в руке, двигалась вдоль одного из проходов в салоне экономического класса, показывая испуганные лица пассажиров, пристегнутых к креслам ремнями безопасности. Потом камера переместилась в салон первого класса, показала, что там только один пассажир. Появился Джабрил. В светло-коричневых брюках и коричневой рубашке с короткими рукавами. Подошел к пассажиру, сел рядом, все увидели, что это Тереза Кеннеди. Несколько минут они о чем-то разговаривали, вполне дружелюбно, с явным интересом.
На лице Терезы играла легкая улыбка, которая едва не заставила ее отца отвернуться от экрана. Эту улыбку он помнил с детства, улыбку людей, привычных к коридорам власти, которые и в мыслях не допускают, что им может грозить опасность со стороны других представителей рода человеческого. Френсис Кеннеди часто видел такую же улыбку на лицах своих дядьев.
— Давно ли снят этот фильм? — спросил Кеннеди директора ЦРУ. — Как вам удалось его достать?
— Двенадцать часов тому назад, — ответил Тэппи. — Мы купили его за большие деньги у человека, близкого к террористам. Подробности я могу сообщить вам в частной беседе, мистер президент.
Кеннеди отмахнулся. Подробности его не интересовали.
— Согласно нашим данным, никто из пассажиров не пострадал, — продолжал Тэппи. — К ним относятся достаточно уважительно. Однако всех женщин, участвовавших в угоне самолета, заменили мужчины, несомненно, с ведома султана. Я считаю, что это шаг в опасном направлении.