— В каком смысле? — спросил Кеннеди.
— На самолете находятся только террористы-мужчины. Их не меньше десяти. Они хорошо вооружены. Возможно, они готовы перебить заложников в случае штурма самолета. Они могут думать, что женщины не выдержат вида такой бойни. Наши оценки показывают невозможность силовой операции.
— Они могут использовать других людей только потому, что перешли к новому этапу своего плана, — возразил Кеннеди. — Или Джабрил думает, что ему удобнее работать с мужчинами. Все-таки он араб.
Тэппи улыбнулся:
— Френсис, мы оба знаем, что эта замена знаковая. Я думаю, такое случалось лишь однажды. Наш опыт борьбы с террористами ясно показывает, что в такой ситуации прямая атака приведет лишь к гибели заложников, а не к их спасению.
Кеннеди промолчал.
Они досмотрели фильм. Джабрил и Тереза продолжали говорить, все более дружески. Наконец, Джабрил похлопал ее по руке. Он определенно давал ей какие-то заверения, сообщал хорошие новости, потому что Тереза рассмеялась в ответ. А перед тем как уйти, даже поклонился, показывая тем самым, что она под его защитой и ей ничего не грозит.
— Я боюсь этого парня, — подал голос Кли. — Давайте вытащим оттуда Терезу.
Юджин Дэззи сидел в своем кабинете, просматривая записи, прикидывая, как помочь президенту Кеннеди. Сначала позвонил любовнице и сообщил, что не сможет увидеться с ней до разрешения кризиса. Потом жене, чтобы та отменила все намеченные встречи. Наконец, после долгих раздумий, набрал номер Берта Одика, который в последние три года показал себя одним из самых жестких противников администрации.
— Вы должны нам помочь, Берт, — сказал он. — Я буду у вас в долгу.
— Послушайте, Юджин, в этом деле все американцы должны быть заодно.
Берт Одик уже присоединил к своей империи две гигантские нефтяные компании, проглотил их, как лягушка глотает мух, заявляли его конкуренты. Надо отметить, и выглядел он, как лягушка: широкий рот, тяжелая челюсть, чуть выпученные глаза. Только габариты у него были не лягушачьи: высокий, широкоплечий, основательный, как нефтяная вышка. Для него не существовало различий между нефтью и жизнью. Его зачали в нефти, воспитали в нефти, вырастили в нефти. Богач от рождения, он в сотни раз приумножил свое состояние. Его частная компания стоила двадцать миллиардов долларов, и ему лично принадлежал в ней 51 процент акций. В свои семьдесят лет он знал о нефти больше, чем любой американец. Говорили, что ему доподлинно известны все регионы, располагающие запасами нефти.
В хьюстонской штаб-квартире его корпорации компьютерные экраны образовывали громадную карту мира с высвеченными на ней всеми бесчисленными танкерами, находящимися в море или в порту. С указанием владельца танкера, стоимости и объема залитой в его танки нефти. Он мог ссудить любой стране миллиард баррелей нефти с той же легкостью, как завсегдатай дорогого ресторана дает метрдотелю пятьдесят долларов на чай.
Он значительно увеличил свое состояние во время нефтяного кризиса 70-х годов, когда картель ОПЕК, казалось, держал за глотку всю планету. Но пальцы сжимались по указанию Берта Одика. Он заработал миллиарды на нехватке нефти, так как знал, что это фикция.
Однако двигала им не жадность. Он любил нефть и приходил в ярость от того, что она стоит так дешево. Он помогал взлету цен на нефть из романтических убеждений, считая, что так он борется с несправедливостью общества. А потом большую часть прибыли тратил на благотворительные цели.
Он строил больницы, дома для престарелых, музеи. Он учреждал тысячи стипендий для студентов из малоимущих семей, независимо от цвета их кожи. Разумеется, он заботился о своих родственниках и друзьях, все они забыли, что такое нужда. Он любил свою страну, любил американцев и тратил деньги только в Соединенных Штатах. Естественно, за исключением тех сумм, которые шли на взятки чиновникам других стран.
А вот политиков и государственную машину Америки он не жаловал. Слишком часто они мешали ему своими законами, антитрестовскими исками, вмешательством в его личные дела. Берт Одик был истинным патриотом своей страны, но полагал, что и его сограждане должны платить за нефть, которую он боготворил.
Одик считал, что нефть надобно как можно дольше держать под землей. Он часто думал о тех миллиардах и миллиардах долларов, которые ждали своего часа под пустынями Шерхабена и в других местах, в безопасности и неприкосновенности. Он старался как можно дольше не прикасаться к этим подземным озерам. Он покупал нефть у других производителей, покупал нефтяные компании. Бурил дно океанов, бурил дно Северного моря, разрабатывал месторождения нефти в Венесуэле. А ведь была еще Аляска. Только он знал, какие громадные запасы нефти хранятся под ледяным панцирем.
В коммерческих сделках его отличал очень осторожный подход. Созданный Одиком мощный информационно-аналитический центр позволил ему гораздо точнее оценить нефтяные запасы Советского Союза, чем это сделало ЦРУ. Этими сведениями он не собирался делиться с правительством Соединенных Штатов. С какой стати? Он заплатил за них баснословные деньги, и ценность этих сведений заключалась именно в их эксклюзивности.
И он искренне верил, как и большинство американцев (он заявлял, что это краеугольный камень демократического общества), что свободный гражданин свободной страны имеет право ставить личные интересы выше интересов избранных государственных чиновников. Ибо не могла не процветать страна, каждый гражданин которой заботился о собственном благополучии.
По рекомендации Дэззи Кеннеди согласился принять этого человека. Газеты и даже журнал «Форчун» превратили Одика в несколько карикатурную фигуру Нефтяного царя. Но самом же деле он обладал огромным влиянием как в Сенате, так и в Палате представителей. Многие его друзья и деловые партнеры входили в число тех нескольких тысяч бизнесменов, которые контролировали все сферы деловой жизни Соединенных Штатов и являлись членами Сократовского клуба. Этот клуб объединял владельцев газет, журналов, теле- и радиовещательных компаний, компаний по покупке и транспортировке зерна, брокерских контор Уолл-стрита, ведущих компьютерных и автостроительных корпораций, крупнейших банков. А самое главное, Одик был близким другом султана Шерхабена.
Берт Одик вошел в зал заседаний, где Кеннеди проводил очередное совещание со своими ближайшими помощниками и приглашенными членами кабинета. Все понимали, что Одик пришел не только для того, чтобы помочь президенту, но с тем, чтобы предостеречь его от необдуманных действий. Именно Одик вложил пятьдесят миллиардов долларов в нефтяные месторождения Шерхабена и город Дак, ставший центром нефтедобычи. И он действительно умел убеждать. Голос его буквально завораживал, а после каждого предложения словно бил кафедральный колокол, подчеркивая истинность произнесенных слов. Одик мог бы стать блестящим политиком, если б не прискорбное неумение лгать согражданам по политическим вопросам и крайне правые взгляды, с которыми его не выбрали бы в Палату представителей даже в самом консервативном округе Соединенных Штатов.
Он выразил свое глубочайшее сочувствие со столь неподдельной искренностью, что ни у кого не могло остаться ни малейших сомнений в том, что спасение Терезы Кеннеди — основная причина, побудившая его предложить свои услуги в благополучном разрешении возникшего кризиса.
— Мистер президент, — обратился он к Кеннеди, — я связался со многими влиятельными людьми арабских стран. Все они осуждают случившееся и готовы оказать нам всемерную помощь. Я — близкий друг султана Шерхабена и постараюсь употребить все свое влияние на него. Мне сообщили о том, что имеются доказательства участия султана в заговоре, результатом которого стали захват самолета и убийство папы. Я заверяю вас, какими бы ни были эти доказательства, султан Шерхабена на нашей стороне.
Френсис Кеннеди насторожился. Откуда Одик мог знать о доказательствах вины султана? Только министры и его ближайшие помощники располагали этой сверхсекретной информацией, проходившей под грифом «особой важности». Или султан рассчитывал, что именно Одик поможет ему получить отпущение грехов после завершения этой истории? Может, разыгрывался сценарий, в котором роль спасителей его дочери отводилась султану и Одику?
Одик тем временем продолжал:
— Мистер президент, я бы рекомендовал согласиться на все требования угонщиков. Да, по престижу Америки будет нанесен удар. Но со временем мы сможем залечить раны. И позвольте мне высказать свое мнение по проблеме, которая тревожит вас больше всего. Вашей дочери не будет причинено вреда. — Кафедральный колокол бабахнул в полную мощь.
Именно уверенность, звучавшая в голосе Одика, и породила сомнения Кеннеди. Ибо он на собственном опыте знал, что в политической борьбе абсолютная уверенность характеризует любого лидера далеко не с лучшей стороны.
— Вы думаете, мы должны отдать им человека, который убил папу? — спросил Кеннеди.
Одик истолковал вопрос неправильно:
— Мистер президент, я знаю, что вы — католик. Но помните, что Америка в большинстве своем протестантская страна. И убийство католического папы не может быть главной из наших внешнеполитических проблем. Для будущего нашей страны необходимы стабильные источники нефти. Нам нужен Шерхабен. Мы должны действовать очень осторожно, руководствуясь рассудком, а не эмоциями. Позвольте вновь заверить вас в том, что вашей дочери ничего не угрожает.
Говорил он, безусловно, искренне, и его слова произвели должное впечатление. Кеннеди поблагодарил его, проводил до дверей. А после ухода Одика повернулся к Дэззи:
— Что, собственно, он сказал?
— Он просто изложил свою точку зрения, — ответил Дэззи. — И он не советует использовать нефтяной город Дак стоимостью в пятьдесят миллиардов долларов в качестве разменной монеты. — А помолчав, добавил: — Я думаю, он может помочь.
Кристиан наклонился к уху Кеннеди: