— Френсис, мне надо поговорить с тобой наедине.
Кеннеди извинился и вместе с Кристианом прошел в Овальный кабинет. Он не любил эту комнату, но все остальные помещения Белого дома заняли советники и консультанты, ожидавшие инструкций.
А вот Кристиану Овальный кабинет нравился. Свет, падающий через три высоких окна с пуленепробиваемыми стеклами, два флага, веселый красно-бело-синий, национальный, справа и президентский слева, более строгий, темно-синий.
Кеннеди знаком предложил Кристиану сесть. Как же здорово он владеет собой, подумал Кристиан. Они были близкими друзьями много лет, но он не мог уловить хоть малейшего проявления эмоций.
— У нас еще одна напасть, — начал Кристиан. — Прямо здесь, в Америке. Мне не хотелось волновать тебя, но, к сожалению, приходится.
И он рассказал Кеннеди об «атомном» письме.
— Возможно, все это ерунда. Но вероятность, что бомба заложена, существует. Пусть и очень маленькая, один шанс на миллион. Взрыв бомбы приведет к разрушению десяти кварталов и гибели тысяч людей. Плюс радиоактивное заражение территории, которая станет необитаемой на многие годы. Поэтому нам приходится со всей серьезностью относиться к подобным угрозам.
— Я надеюсь, ты не собираешься сказать мне, что это письмо напрямую связано с угоном самолета.
— Кто знает, — пожал плечами Кристиан.
— Тогда не поднимай шума и спокойно с этим разберись, — приказал Кеннеди. — Поставь гриф «Атомная безопасность». — Он соединился с Юджином Дэззи: — Пришли мне копию секретного Закона об атомной безопасности. А также результаты исследований мозговой деятельности. И устрой мне встречу с доктором Эннаккони.
Кеннеди выключил аппарат внутренней связи. Встал, посмотрел в окно. Рассеянно провел рукой по американскому флагу, который стоял за его столом. Застыл, глубоко задумавшись.
Кристиану оставалось только гадать, по каким резонам президент «развел» угрозу атомного взрыва и кризис с заложниками.
— Я думаю, это местная проблема, — предположил он. — Из тех, что предсказывались аналитиками. Мы уже занимаемся некоторыми подозреваемыми.
Кеннеди ответил после долгой паузы:
— Крис, об этом не должно знать ни одно правительственное ведомство. Только ты и я. Ничего не говори ни Дэззи, ни другим сотрудникам моего аппарата. Проблем и так выше крыши, эта может многих сломать.
Вашингтон заполонили журналисты, слетевшиеся в американскую столицу со всего света. В воздухе стоял непрерывный гул, как на переполненном стадионе, улицы запрудили простые американцы, которые пришли к Белому дому, чтобы поддержать президента, разделить его страдания. Аэропорты работали с максимальной нагрузкой. Государственные советники и их сотрудники улетали в разные страны, чтобы обсудить создавшееся положение. Пентагон подтянул к Вашингтону дополнительную дивизию. Солдаты патрулировали город и охраняли подходы к Белому дому. Огромные толпы готовились провести ночь на улице, чтобы заверить президента, что в своей беде он не одинок. Шум толпы накрывал и Белый дом, и примыкающую к нему территорию.
Телевещательные компании перекроили свои программы, откликнувшись на траур, объявленный в связи с гибелью папы. Мемориальные службы проходили в кафедральных соборах по всему миру, миллионы людей рыдали, одевшись в черное. В горе своем они требовали отмщения, хотя священники в своих проповедях призывали к милосердию. Они также молились за спасение Терезы Кеннеди.
Шли слухи, что президент согласен отпустить убийцу папы в обмен на освобождение заложников и своей дочери. Мнения политологов, приглашенных телекомпаниями, разделились, но складывалось общее мнение, что начальные условия могут измениться в ходе переговоров, как уже не раз случалось при захвате заложников. Все политологи в той или иной степени соглашались, что президент запаниковал, опасаясь за жизнь дочери.
За ночь число людей, собравшихся у Белого дома, значительно увеличилось. Люди стремились оказаться поближе к символическому сердцу страны. Многие захватили с собой еду и питье, готовясь к долгим бдениям. Они собирались провести ночь рядом со своим президентом, Френсисом Завьером Кеннеди.
Во вторник вечером, вернувшись в спальню, Кеннеди помолился о том, чтобы завтра все заложники обрели свободу. Это сражение осталось за Джабрилом. Но не война. На ночном столике лежали бумаги, подготовленные ЦРУ, Советом национальной безопасности, государственным секретарем, министром обороны, служебные записки его помощников. Джефферсон принес горячий шоколад и печенье, и Кеннеди, устроившись в кресле, начал просматривать документы.
Он читал между строк, сопоставлял выводы различных федеральных ведомств, пытался взглянуть на отчеты глазами противника. Выходило, что Америка — колосс на глиняных ногах, медлительный, неповоротливый, которого щелкают по носу злобные карлики. Богатые становились богаче, бедные — беднее. Средний класс отчаянно пытался урвать от жизни свой кусок.
Кеннеди осознавал, что последний кризис, убийство папы, захват самолета, похищение его дочери, унизительные требования являли собой тщательно спланированный удар, призванный разрушить идеологическое главенство Соединенных Штатов.
А параллельно приходилось бороться с атакой изнутри, угрозой взрыва самодельной атомной бомбы. Раковой опухолью, разъедающей государство. Аналитики предсказывали такие варианты, и соответственные ведомства принимали определенные меры предосторожности. К сожалению, недостаточные. Но угроза шла именно изнутри, террористы никогда не пошли бы на столь рискованный вариант. Они понимали, что нельзя выводить колосса из себя. Ибо при любом раскладе террористы проигрывали, какими бы смелыми они ни были. Взрыв атомной бомбы в мегаполисе вызвал бы мощную репрессивную волну, а террористы прекрасно понимали, что их дни будут сочтены, если государства, а прежде всего Соединенные Штаты, приостановят действие законов, гарантирующих гражданские свободы.
Кеннеди внимательно изучил представленную информацию о наиболее известных террористических организациях и государствах, которые их поддерживали. Он удивился, узнав, что Китай финансирует арабских террористов. Однако эти организации не участвовали в операции Джабрила. Русские, наоборот, не потворствовали международному терроризму. Были и другие арабские организации, не связанные с Китаем, а также разные Красные бригады, японская, итальянская, немецкая, поглотившая все мелкие террористические группы Германии.
Наконец слова и цифры поплыли у Кеннеди перед глазами. Утром переговоры завершатся, заложники будут в безопасности. А сейчас ему не оставалось ничего другого, как ждать. Да, двадцать четыре часа, отведенные Джабрилом, истекли, но это не имело значения. Помощники заверили его, что террористы обязательно проявят терпение.
Прежде чем заснуть, он подумал о дочери, улыбке, с которой она разговаривала с Джабрилом, той самой улыбке, которыми славились оба его убитых дяди. Ему приснился кошмар, он застонал, стал звать на помощь. Джефферсон вбежал в спальню, посмотрел на перекошенное страданием лицо президента, выждал секунду-другую, разбудил его. Принес Кеннеди еще одну чашку шоколада и таблетку снотворного, прописанного врачом.
Среда, утро. Шерхабен
Когда Френсис Кеннеди лег спать, Джабрил проснулся. Он любил ранние утренние часы, когда солнце уже окрасило небо багрянцем, но еще не разогнало ночной прохлады. В это время дня на ум всегда приходили мысли о Мохаммедане Люцифере, прозванном Азазелом.[10]
Ангел Азазел, стоя перед богом, отказался признать создание человека. Бог вышвырнул Азазела из рая, и пески пустыни вспыхнули адским огнем. Как же ему хотелось быть Азазелом, думал Джабрил. В далекой и романтичной юности на своей первой операции он взял себе кличку Азазел.
В то утро от жара пламенеющего солнца у него закружилась голова. И хотя стоял он у люка, в салоне самолета, где система кондиционирования поддерживала постоянную температуру, поток раскаленного воздуха заставил его отступить на шаг. К горлу подкатила тошнота, и он подумал: может, причина не в солнце, а в том, что он задумал. Сегодня он намеревался сделать последний ход в его игре ужаса, неожиданный ход в операции, о котором не подозревали ни Ромео, ни султан Шерхабена, ни помогающие ему террористы из Первой сотни. Принести жертву, от которой содрогнется весь мир.
Далеко внизу он видел цепочку солдат султана, которые удерживали на положенном расстоянии тысячи репортеров, присланных в Шерхабен газетами, журналами, телевещательными компаниями. Он приковал к себе всеобщее внимание. Он держал в заложниках дочь президента Соединенных Штатов. Такой аудитории не было ни у одного правителя, ни у одного папы, ни у одного пророка. Джабрил повернулся спиной к открытому люку и прошел в самолет.
Четверо террористов завтракали в салоне первого класса. С того момента, как он огласил ультиматум, прошло двадцать четыре часа. Ожидание закончилось. Он предложил им побыстрее покончить с едой, потом каждый получил четкое поручение. Один направился к командиру части, охраняющей самолет, с приказом Джабрила, разрешающим подпустить телевизионщиков к самому самолету. Второй — к репортерам с пачкой листовок, в которых говорилось, что один из заложников будет убит, поскольку по прошествии двадцати четырех часов ультиматум Джабрила остался невыполненным.
Еще двоих Джабрил попросил привести в салон первого класса дочь президента, которая последние полтора часа провела в первом ряду салона экономического класса, изолированная от остальных заложников.
Когда Тереза Кеннеди вошла в салон первого класса и увидела сидящего там Джабрила, губы ее разошлись в улыбке облегчения. Джабрилу оставалось только гадать, как она может выглядеть такой свеженькой, проведя не один день в далеко не комфортных условиях самолета. Все дело в коже, подумал он. Кожа не содержала жира, который собирал бы грязь. Он ободряюще улыбнулся Терезе, заговорил в чуть игривом тоне: