От ужаса посол лишился дара речи, а Кеннеди продолжал:
— Заложники должны быть освобождены, а террорист Джабрил передан нам. Живым. Если этого не случится, государство Шерхабен перестанет существовать.
Посол аж позеленел, и Кеннеди даже засомневался, понимает ли тот его слова. Поэтому после паузы добавил:
— Все мои условия будут изложены в письме, которое вы получите, чтобы вручить султану.
Посол Валеб начал приходить в себя.
— Мистер президент, пожалуйста, простите меня… вы что-то сказали насчет уничтожения Дака?
— Совершенно верно. Ваш султан не поверит моим угрозам, пока не услышит разрывы падающих на Дак бомб и ракет. Повторяю: заложники должны быть освобождены, а Джабрил передан нам живым. Султан должен принять все необходимые меры, чтобы не допустить его самоубийства. Дальнейших переговоров не будет.
Посол не верил своим ушам.
— Мистер президент, вы же не можете уничтожить независимую страну, пусть и такую крошечную. И потом, уничтожая Дак, вы уничтожите американские инвестиции стоимостью пятьдесят миллиардов долларов.
— Поживем — увидим, — ответил Кеннеди. — Сделайте все, что в ваших силах, чтобы султан понял: мои слова — не просто угроза. Или заложники и Джабрил, или Дак. Это ваша основная задача. Вы, мистер Одик и мистер Уикс полетите на одном из моих самолетов. Вместе с вами отправятся еще два самолета. Один — за заложниками и телом моей дочери. Второй — за Джабрилом.
Посол не мог говорить, с трудом мог соображать. Такое вряд ли приснилось бы и в кошмарном сне. Президент определенно сошел с ума.
Когда он и Берт Одик остались наедине, последний мрачно бросил:
— Этот мерзавец не шутит, но и у нас есть козырь в рукаве. Поговорим об этом в самолете.
В Овальном кабинете Юджин Дэззи что-то писал в блокноте.
— Ты позаботился о том, чтобы все документы отправили в посольство и на борт самолета?
— Мы их немного отредактировали, — ответил Дэззи. — Не можем мы написать, что собираемся уничтожить целую страну. Но ты выразился достаточно ясно. Зачем посылать Уикса?
Кеннеди улыбнулся:
— Султан поймет, что я настроен очень серьезно, раз прислал к нему советника по национальной безопасности. И Артур повторит ему мои слова.
— Ты думаешь, сработает? — спросил Дэззи.
— Он подождет уничтожения Дака. А потом обязательно сработает, если только он не безумец.
Глава 11
Уместить всю процедуру импичмента в двадцать четыре часа казалось невозможным. Но по прошествии четырех часов после объявления Кеннеди своего ультиматума Конгресс и Сократовский клуб почувствовали, что победа близка.
После того как Кристиан Кли покинул совещание, компьютер группы электронного наблюдения специального подразделения ФБР выдал ему полный отчет о деятельности лидеров Конгресса и ведущих членов Сократовского клуба. Компьютер зафиксировал три тысячи телефонных звонков. Цель переговоров не оставляла никаких сомнений. В течение ближайших двадцати четырех часов Палата представителей и Сенат намеревались объявить президенту импичмент.
В ярости Кристиан положил распечатки в брифкейс и поспешил в Белый дом. Но перед уходом приказал Питеру Клуту незамедлительно перебросить в Вашингтон из других городов Соединенных Штатов десять тысяч агентов.
Примерно в то же время, вечером в среду, сенатор Томас Ламбертино, лидер большинства, его помощница Элизабет Стоун, Альфред Джинц, спикер Палаты представителей, и его старший помощник Сол Тройка совещались в кабинете Ламбертино. Сол присутствовал с тем, чтобы, как он частенько говаривал, прикрыть задницу своего босса, который во многих вопросах демонстрировал полную некомпетентность. А насчет изощренной хитрости Сола Тройки двух мнений быть не могло. В этом ему отдавали должное все обитатели Капитолийского холма.
В этом «Кроличьем заповеднике» Сол Тройка имел также репутацию закоренелого бабника и ярого защитника активной половой жизни. Тройка уже отметил красоту Элизабет Стоун, помощника сенатора, но ему еще предстояло выяснить, до каких пределов простирается ее верность работодателю. Пока же приходилось сосредоточиться на делах.
Тройка зачитывал двадцать пятую поправку к Конституции,[13] по ходу редактируя предложения и меняя слова. Читал он размеренно, прекрасно поставленным мелодичным голосом:
— «…Если вице-президент и большинство ведущих руководителей основных правительственных департаментов… — Тут он наклонился к уху Джинца и прошептал: — Это кабинет министров, — а затем продолжил, напирая на каждое слово: —… Или такой законодательный орган, как Конгресс, представят в… Сенат и… Палату представителей подписанную декларацию, в которой укажут, что президент не способен выполнять возложенные на него обязанности, вице-президент немедленно возлагает на себя обязанности действующего президента».
— Бред какой-то! — взревел конгрессмен Джинц. — Нельзя так просто отстранить от должности президента!
— Нельзя, — успокоил его сенатор Ламбертино. — Продолжай, Сол.
Сол Тройка с горечью подумал о том, что его босс уже не в первый раз демонстрирует незнание Конституции, которую законодателям полагалось почитать, как Святое Писание. Он сдался. К черту Конституцию. Джинц все равно ничего не поймет. И он перешел на более понятный язык:
— Для проведения импичмента очень важно, чтобы вице-президент и члены кабинета министров подписали декларацию о недееспособности Кеннеди. Тогда вице-президент становится президентом. Секундой позже Кеннеди представляет в Конгресс свою декларацию, в которой заявляет, что все тип-топ. И снова становится президентом. Потом Конгресс решает, кто прав. До принятия окончательного решения Кеннеди делает все, что хочет.
— Значит, Даку конец, — выдохнул конгрессмен Джинц.
— Большинство министров декларацию подпишут, — заметил Ламбертино. — Мы ждем только вице-президента — без ее подписи не можем начинать. Конгресс должен собраться в четверг не позднее десяти вечера, чтобы принять решение и предотвратить разрушение Дака. Чтобы победить, мы должны набрать две трети голосов как в Палате представителей, так и в Сенате. Сможет Палата получить требуемый результат? За Сенат я ручаюсь.
— Конечно, — кивнул конгрессмен Джинц. — Мне позвонили из Сократовского клуба, они собираются нажать на всех конгрессменов.
— Конституция говорит, что члены Конгресса сами могут внести декларацию. Так почему бы нам не обойтись без министров и вице-президента? — спросил Тройка. — Кто знает, сколько времени уйдет на сбор этих подписей?
— Сол, так не пойдет, — покачал головой конгрессмен Джинц. — Происходящее не должно выглядеть как вендетта. Избиратели будут на его стороне, и потом нам придется за это заплатить. Не забывай, Кеннеди популярен в народе. Демагог, в отличие от трезвомыслящих законодателей, может обещать все, что угодно.
— Я как раз думаю, что проблем у нас не будет, — возразил сенатор Ламбертино. — Ультиматум Шерхабену — слишком резкий шаг, который показывает, что личная трагедия самым негативным образом подействовала на Кеннеди. Я искренне сожалею о случившемся. Так же, как и мы все.
— Палата представителей переизбирается каждые два года, — напомнил конгрессмен Джинц. — Если Кеннеди отстранят от дел только на тридцать дней, его стараниями многие из нас споткнутся на перевыборах. Мы должны приложить все силы, чтобы перекрыть ему дорогу в Белый дом.
Сенатор Ламбертино кивнул. Он, конечно же, знал о недовольстве членов Палаты представителей тем, что сенаторы переизбираются только через шесть лет.
— Это справедливо. Но учти, если будет установлено, что у него серьезные психиатрические проблемы, Демократическая партия откажет ему в номинации, благодаря чему он больше не попадет в Белый дом.
Тройка не мог не заметить, что в ходе дискуссии Элизабет Стоун не произнесла ни слова. Но у ее босса хватало мозгов. Так что ей не приходилось защищать Ламбертино от собственной глупости.
— Если вице-президент и большинство членов кабинета вынесут президенту вотум недоверия, к полудню декларация будет подписана, — заметил Тройка. — Верхушка аппарата президента подписать ее откажется. Их подписи очень бы нам помогли, но их не будет. Если исходить из процедуры, прописанной Конституцией, решающее значение имеет подпись вице-президента. Вице-президент, по традиции, одобряет все действия президента. Вы абсолютно уверены, что она подпишет декларацию? Что она не будет тянуть с подписью? Время — критический фактор.
Джинц рассмеялся:
— Какой вице-президент не хочет стать президентом? Она все три года надеялась на то, что у президента будет инфаркт.
Вот тут впервые раздался голос Элизабет Стоун:
— У вице-президента не было таких мыслей. Она хранит абсолютную верность президенту, — холодно заявила она. — Декларацию она подпишет наверняка. Но не потому, что представился случай подсидеть президента.
Конгрессмен Джинц вздохнул. Ламбертино нахмурился. Лицо Тройки оставалось бесстрастным, но в душе он ликовал.
— Я по-прежнему считаю, что мы должны обойтись без подписей кабинета. Конгресс имеет полное право принимать это решение самостоятельно.
Конгрессмен Джинц поднялся из удобного кресла.
— Не волнуйся, Сол. Да, вице-президент, похоже, не торопится дать пинка Кеннеди. Но декларацию она подпишет. Просто она не хочет выглядеть узурпатором. — В Палате представителей президента Кеннеди иначе как «узурпатором» не называли.
Сенатор Ламбертино поморщился. Не нравилась ему фамильярность Тройки. Как смеет эта мелкая сошка ставить под сомнения решения государственных мужей?
— Действия по импичменту президента абсолютно законны, хотя и не имели прецедента, — изрек он. — Двадцать пятая поправка к Конституции не конкретизирует медицинские признаки, по которым президента должно отстранить от должности. Но его решение уничтожить Дак — явное свидетельство психического нездоровья.